К моему удивлению, птица вспорхнула у него с руки и вылетела в раскрытое окно.
Проводив её взглядом, я спросил: – Квотер у Вас?
– Какой ещё квотер? – по-русски субъект говорил с металлическим акцентом.
– Квотер с портретом Кеннеди.
– Такой монеты не существует – собеседник явно темнил.
– Как это не существует, когда я держал его в руках?
– Это была ловушка, и Вы в неё попались, голубчик! Теперь готовьтесь ко многим переменам и не очень приятным.
Разозлённый тоном чернолицего, я запустил в него пустой пивной кружкой.
Она отскочила в сторону, будто ударившись в невидимую стену.
Тут же я услышал возмущённый женский крик: – Ты что это вытворяешь? В кутузку захотел?
В следующий миг я осознал, что сижу за столиком в полном одиночестве. На полу валяются осколки кружки, попавшей в ближайшую колонну. К столику спешила техничка с каталкой, на которую она собирала грязную посуду. Она выплеснула на меня целый ушат изощрённой брани.
– Извините, – сказал я старухе, сунув ей десятку, и вышел из кафе.
Поравнявшись с овощным магазином, я поразился отсутствию алкашей на своём привычном месте и тут же встретился взглядом с ласточкой, пристально смотревшей на меня из своего гнезда. Помахав пичуге рукой, я направился домой.
К вечеру по дому разнеслась весть, что Терентьич умер в больнице, не приходя в сознание. Похоже, что предсказание чернолицего начинало сбываться. Спал я плохо, а поднялся ни свет, ни заря, разбуженный звонком Кабана. Он влетел в квартиру, чуть не сбив меня с ног.
– Ну, попали мы с тобой, – выпалил он.
– Почему это «мы с тобой»? – недоумевал я.
– А как ты думал? Ты же меня нанял!
– Я тебя убивать его не заставлял.
– Случайно вышло. Но тебе тоже не отвертеться. Если меня возьмут, я молчать не буду.
– Чего ты хочешь?
– Спрятаться мне надо, пока вся шумиха уляжется. В деревню уеду. Дай долларов двести на первое время.
Проводив Кабана, я задумался. Скорее всего, двумястами долларами это не кончится. Как бы не пришлось коллекцию распродавать.
ЧЁРТ бы побрал этот квотер! А может быть это всё действительно ЕГО проделки? Тогда становится понятным участие чернолицего.
В этот же день меня навестил следователь. Он подробно выспрашивал меня насчёт Терентьича. Я был предельно осторожен в ответах. Объяснил, что большая разница в возрасте не располагала к общению, поэтому знаю немного. Уходя, следователь как бы мимоходом спросил, не знаю ли я Михаила Кабанова и не известно ли мне его местонахождение. В обоих случаях я отвечал отрицательно.
Закрыв за следователем дверь, я вернулся в гостиную и обнаружил в кресле перед телевизором своего чёрного знакомца. Зная, что он появляется ниоткуда и уходит в никуда, я воспринял его появление спокойно.
Чёрный человек сказал мне, переходя на «ты»: – Кабана нужно убирать, иначе он продаст тебя. Лучше всего это сделать самому. Так дешевле и к тому же, любой наёмник – это, прежде всего, опасный свидетель.
Ты прекрасно знаешь, где твой кент прячется, вот и действуй.
До этого момента я понятия не имел, где искать Кабана и открыл было рот, чтобы сказать об этом, но вдруг почувствовал, что действительно ВСЁ знаю. Рот пришлось закрыть.
Чёрный человек деловито продолжал: – Поедешь последней электричкой. До темноты в деревню не суйся. Переждёшь в лесу. Кабан, благодаря твоим деньгам, трезвым не бывает, а ночует на сеновале. Подожжёшь сеновал и дело с концом.
Видя мою нерешительность, чернолицый добавил:– Ничего не бойся. Мы всегда рядом. А выбора у тебя нет. Ты наш с той минуты, как взял в руки этот квотер.
Через день после моей поездки в деревню меня арестовали.
Находясь в КПЗ, я нетерпением ожидал появления чёрного человека, но он что-то не торопился, подлец! Зато на суде объявился, как миленький, да не где-нибудь, а в председательском кресле.
Тут уж у меня нервы не выдержали. Бросился на него с кулаками. Ну, охранники, понятное дело, меня скрутили, а я кричу: – Уберите этого посланника ада! – и ещё кое-что добавил от души. Суд назначил детальную психиатрическую экспертизу.
Чернолицый и в психушке не оставил меня в покое. Главврачом прикинулся. Тут уж со мной форменная истерика приключилась. Насадили мне синяков, да шишек за то, что инвентарь казённый поломал и санитара одного помял маленько. Экспертное заключение гласило: – Не осознаёт последствий своих действий. Опасен для окружающих.
Теперь у меня отдельная палата. Стены и пол мягкие. Маленькое оконце с решеткой под потолком и лампочка, светящая всю ночь. Но я почти привык. Посланник ада является мне почти каждую ночь. Надоел хуже горькой редьки. Убеждает, что лучшего места, чем здесь, мне не найти; что отсюда у меня одна дорога – на зону строгого режима.
– Два жмурика на тебе, – хихикает он. Ну, ничего, посмотрим, кто будет смеяться последним. Одиночество, конечно, тяготит. Всё время вспоминаю Кристину. Где она? С кем? Но всё же и здесь есть порядочные люди. Медсестра Маша в свою смену мне глюкозу вместо сульфазина колет.
– Иначе,– говорит, – совсем крыша поедет.
– А с санитаром Петровичем я даже подружился. Он признался, что тоже чертей иногда видит, только зелёных, чаще всего после получки. Очень обрадовал меня известием, что недавно за моим окном ласточка слепила гнездо и даже птенцов вывела. А ещё обещал мои записки на волю передать. Так что, если Вы их сейчас читаете –значит, Петрович не обманул.
Маски
Я шёл вдоль забора. Радостная озабоченность переполняла меня. Наконец-то я уеду отсюда. Всё решилось неожиданно. Вчера я обнаружил в своём почтовом ящике письмо. Печатный текст гласил: «Ваш отъезд назначен на завтра. В 15 часов ждите нашего представителя. Приготовьте маску Осознанной Решимости. Комитет всеобщего порядка».
Сначала я принял это за чью-то неудачную шутку, но после некоторого размышления подумал: «А почему бы и нет? Хорошо, что ещё кому-то до меня есть дело». Здешнее моё унизительное бытие последнее время слишком раздражало и утомляло меня.
Вот поэтому, сегодня прямо с утра я бродил по городу в поисках нужной маски. Однако ничего подобного не было ни в театральном магазине, ни в «Детском мире». Время шло, и я заторопился домой, чтобы собрать всё необходимое и передохнуть перед дальней, как мне казалось, дорогой.
А забор всё не кончался. Вроде бы я неплохо знал город, в котором прожил столько лет, но этот район мне был совершенно незнаком. Я представления не имел, что же находится за забором, но догадывался, что за этим огороженным пространством должен быть мой дом.
Во всяком заборе найдётся щель. Увидев её, я юркнул туда и двинулся по неширокому проходу между обшарпанных строений с закрашенными окнами. Вокруг появились люди. С каждой минутой их становилось всё больше. Они шли в одном направлении. В толпе, увлекавшей меня за собой, женщин не было, только – мужчины. Все они, к моему удивлению, были в масках, самых разных, начиная от Яростного Неприятия и Глухого Отчаяния до Вынужденного Согласия и Полного Безразличия. Из-за тесноты я уже не мог повернуть назад, хотя совершенно не представлял себе, куда иду. Людской поток упирался в железные ворота. Время от времени они приоткрывались и собравшиеся по одному исчезали за ними.
Я увидел, что каждый входящий в ворота протягивал стражнику что-то вроде пластиковой карты. Тот небрежно швырял их в большую коробку, стоящую рядом с ним. А что предъявлю я? Что же делать? На размышления времени не было, поэтому я бросился вслед за идущим впереди меня, крикнув стражнику: – Я с ним!
При этом я едва удержался на ногах, потому что за воротами платформа резко обрывалась вниз почти на метр. Стражник пытался меня схватить, но не мог оставить ворота, на которые напирала толпа. У него слетела маска Сытой Безмятежности, обнажив лицо деревенского парня, оставившего стезю земледельца ради сомнительных городских соблазнов. Он закричал хриплым от волнения голосом: – Стой! А ну, вернись! Почему без маски?! Но я был уже вне пределов его досягаемости.Мужчина впереди направился к шахтному мотовозу, стоящему на ржавых рельсах.Смутная тревога не позволяла мне идти за ним, и я повернул в другую сторону.
И тут я увидел другие ворота. Вернее сказать, каркас ворот. Их то ли не достроили, то ли они развалились от ветхости. Сквозь ничем не заполненные створки ворот виднелась улица с ярко освещёнными домами. Обрадовавшись этому, я ускорил шаг. У ворот стояло несколько женщин. Одна из них бросилась ко мне, натужно дуя в свисток. Я остановился. Подбежав поближе, женщина тоже остановилась, продолжая свистеть. На ней был бушлат защитного цвета, слишком просторный для её худенького тела и шапка-ушанка, несмотря на жару. Маска Беспрекословной Исполнительности прикрывала её лицо.
Нет ничего неприятнее женщины-охранника, но я сказал миролюбиво, заметив на её плечах погоны с одним просветом и двумя звёздочками: Успокойтесь, товарищ лейтенант! Я ничего плохого не делаю. Мне нужно вон на ту улицу. Оторвав свисток от губ, женщина крикнула: – Тут нельзя без маски находиться! Уходите!
Я пояснил, что как раз собираюсь это сделать, и буду ей очень признателен, если она укажет мне направление выхода. Женщина, несколько успокоившись, махнула рукой в сторону от ворот. Уходя, я обернулся. К моему удивлению, никого возле ворот не было.
Опять пошли заборы, создающие причудливый лабиринт, по которому я пробирался без особой надежды на успех. И вновь навстречу мне шла женщина. Вернее, не шла, а тоже почти бежала, неся в руках крупную девочку лет пяти-шести. Девочка держала на руках такую же большую куклу. Вначале мне показалось, что на их лицах нет масок, так же, как у меня. Я даже почему-то обрадовался. Мне их лица показались издалека очень знакомыми. Но когда они поравнялись со мной, я понял, что ошибся. На женщине была маска Добродетельной Матери, на девочке – Послушной Дочери. Чувствовалось, что ноша слишком тяжела для женщины, поэтому, следуя традиции, я предложил свою помощь.