Эффект Мнемозины

И второе слагаемое – это разоблачение. Оно есть столп всех наших чувств. Именно от него зависит, какую эмоцию мы испытаем в следующий момент: положительную или отрицательную.

Сначала мы замечаем что-то необычное, но ещё не знаем, чем оно нам грозит. И как только приходит понимание, что это наша потенциальная добыча, то испытываем облегчение. Это облегчение есть положительный знак юмора.

Всё зависит от конкретной ситуации – она управляет нашим поведением.

– Получается, что разоблачение – это очень древний алгоритм, верно?

– Да, ты прав, – кивнула в ответ Инга и дала ход ещё одной необычной версии влияния разоблачения: – Так или иначе, внешний облик животных зависит от внешнего влияния – он тесно связан с тем, на какую добычу оно ориентировано. Вот почему у муравьеда такой нос, а у фенека такие большие уши.

Фенек, конечно же, никого ушами не ловит, но он выработал такую вот защиту, которая оберегает его. Ведь вокруг животные разных размеров – ему важнее вовремя услышать приближение хищника и спрятаться, нежели иметь здоровенные когти или зубы, которые при встрече с большим противником ему не помогут.

Это уже ощущается влияние принципа рычага.

– Ничего себе, как ты глубоко копнула! Как муравьед!

Инга лишь рассмеялась – превращаться в кого-либо, как порой она это делает, не стала.

– Хм… Очень интересно. Ты рассказала про два слагаемых из области охоты. Каким образом слагаемые юмора затрагивают сферу размножения? – спросил Сергей.

– Если принять во внимание, что этот процесс протекает до тех пор, пока потомство не станет самостоятельным, то всё отлично согласуется.

Для начала поговорим о внешности.

К Инге из-за груды камней подбежали сразу три дымчатых котёнка – будто специально ждали, когда о них вспомнят.

«Почему нельзя было и муравьеда сюда вытащить – посмотреть?» – подумал Сергей.

Девушка сразу подхватила одного из них:

– Смотри, какие они маленькие, милые, забавные… Помнишь, Серёж? Юмор – это что-то необычное… – Она подняла котёнка повыше. – В них чего-то не хватает?

Сергей в ответ пожал плечами – обычные котята.

– Они такие маленькие, беззащитные, неуклюжие… Покажи свой недостающий элемент, котя!

Инга немного «подраконила» котёнка, и тот в ответ стал грызть ей палец.

– Вот! – удовлетворённо кивнула девушка. – Зубки, коготочки… Но ты ещё не готов, друг мой.

Из травы, степенно шагая, появилась кошка. Чтобы лишний раз не тревожить её, Инга опустила дымчатого на землю, и тот вместе со своими собратьями ринулся на зов матери. Когда семейство кошачьих оказалось в сборе, то оно, недолго мешкая, скрылось в траве.

– Вот скажи: готовы ли они к жизни?

– Нет…

– Как ты определил? Им чего-то не хватает в облике и умениях, верно?!

Инга с Сергеем пошли дальше.

– Да! Мы – мастера разоблачений! – с пафосом сказал он.

– Ещё какие! – Инга сделала чересчур серьёзное лицо.

Улыбнувшись, она продолжила:

– Вот производные юмора и нужны для того, чтобы выявлять недостающие звенья, акцентировать на них внимание и закреплять в потомстве нужные навыки.

Так как экосистема изменчива, то те навыки, которые связаны с деятельностью в ней, с каждым новым поколением нужно обновлять – это прерогатива хаоса. Пить, есть, дышать, размножаться – это всё доминантные, основные инстинкты – они должны сохраняться в покое.

Мы знаем, как играют животные со своими малышами или как малыши играют друг с другом – понарошку. То есть они искусственно воссоздают опасную ситуацию, тем не менее ничем не угрожающую их жизни, чтобы быстрее адаптировать своё чадо к жизни. Это воспитание как бы вживляет их в окружающую среду и до конца разворачивает генетическую память…

Инга с Сергеем давно уже шли своим привычным маршрутом. Берег стал выше над гулким морем. Оставленный ими магазин-фургон далеко позади; да и наверняка исчез; Сергей как-то не обратил внимания.

Вдруг Сергей от испуга отскочил в сторону – у него под ногами что-то взвилось.

– Уф-ф-ф… – он показал на кусок резинового шланга. – Я подумал, это змея…

– Вот! Видишь! Увидев что-то необычное, ты, не разобравшись, кинулся в сторону. Как только шланг стал разоблачён, ты испытал облегчение, – рассмеялась девушка.

– Да! Теперь этот случай отпечатается у меня в генах, – в тон ответил Сергей.

Во время этого эпизода Инга и Сергей сблизились друг с другом. Он подхватил девушку под локоть, а дальше… Дальше – дежавю. Всё повторилось точь-в-точь. Только сегодня Сергей сумел-таки поцеловать Ингу. Его тут же окутал густой цитрусовый запах – будто рядом разбилась бутылка с неразбавленным счастьем.

Но если она и была, то драгоценная жидкость быстро просочилась сквозь песок, оставив в душе Сергея чувство беспомощности, пресечённого порыва и неосуществлённого желания.

Глава девятая

Первая Ночь

Ночь. Комнату освещает далёкая луна – всё в помещении казалось призрачным. Будто горит дежурный свет, и время от времени кто-то будет приходить к Сергею и смотреть – всё ли с ним в порядке?

«Нет, нет! Не надо никого! Оставьте меня!» – так можно сейчас охарактеризовать мысли Сергея. Настолько он чувствовал себя оголённым – не стерпел бы любого морального прикосновения. Ведь его тяжёлые мысли с лёгкостью могли причинить ему боль от любого слова, взгляда, намёка.

Если бы сейчас за окном было синее небо с белыми облаками и солнечный свет проникал в комнату сквозь сочную листву, то Сергей бы не понял – как может мир быть таким радостным и тёплым, когда у него такое…

Но сейчас ночь, во тьме которой, как под одеялом, можно спрятаться.

Стиснув зубы, Сергей накрылся с головой одеялом настоящим – «Ночь, укрой, укрой…»

Глава десятая

День восемнадцатый

Сперматозоид

– Давай поиграем в игру?

– В судоку?

– Нет. Назови любое чувство, а я попробую его «расщепить».

– Как вчера было с юмором?

Инга кивнула.

– Опять надо что-то пить?

– Нет, – улыбнулась Инга. – Не надо ничего пить. Просто назови какое-нибудь чувство, а мы вместе попробуем проанализировать – откуда оно появилось.

– Я без выпивки не могу анализировать.

– Дурачок… Хватит придуриваться – давай, называй, – поторопила Сергея Инга.

Сергей хотел было подвинулся к ней поближе. Инга, поняв его манёвр, смеясь, упорхнула на соседний камень. Пришлось играть.

– Скажем… Зависть, – улыбнулся Сергей, придумав наивный вопрос. – Неужели животные завидуют друг другу? Баран завидует другому барану, глядя на его рога?

– Зависть – это неприятный сигнал инстинкта самосохранения. Если что-то угрожает твоему существованию, твоей целостности, то тебе идёт посыл – «уйди» или «не тронь».

Алгоритм такой же, как и у юмора, только «что-то не то» выявляется не снаружи, а в тебе самом.

– Это больше похоже на трусость.

– Согласна. Но если смотреть через призму общества, то этот луч расщепляется на несколько лучей – одним из них и является зависть.

– Не уловил чего-то…

– Потому что нечего на меня пялиться своим влюблённым взглядом.

Восприняв услышанное не как укор, а как кокетство, Сергей хотел было ещё раз повторить манёвр, но так и застыл в своём порыве, словно от пощёчины: девушка по-прежнему улыбалась ему, но во взгляде её было «что-то не то», мгновенно охладившее пыл Сергея.

Инга, не заостряя внимания на этом эпизоде, продолжила:

– Чем явнее угроза, тем выше чувство опасности. Животные, бьющиеся за самку, например; почему один самец отступает? Потому что его противник более агрессивен, более удачлив, здоров и так далее. Факторов может быть великое множество. Чем явнее эта разница, тем больше шансов, что инстинкт самосохранения сработает.

Но человек сбросил ведь ярмо инстинктов. Начали происходить конфликты не только из-за территории, добычи и самок. Сформировалось общество, появилась культура, в том числе и материальная, отчего это чувство перешло и на другие плоскости – по сферам деятельности – и усугубилось разной степенью умения людей.

Эти конфликты и породили то, что называется завистью.

– Почему один завидует, а другой нет? Ведь каждый в чём-то лучше другого.

– Не завидует потому, что другие чувства не позволяют ему это сделать. К примеру, взять статус человека в обществе – он и так удовлетворён своим положением и не чувствует угрозы. Или же уровень развития собственной психики не даёт чувствовать угрозу – человек понимает и принимает обстоятельства такими, какие они есть; пытается достичь желаемого своим путём. Разные приоритеты у людей.

Инга закончила, и Сергей погрузился в свои мысли настолько, что вряд ли бы сказал, сколько времени они уже шли молча. Спохватившись, как бы Инга не разоблачила его пристыженное настроение, которое путало мысли, он задал новый вопрос:

– А сможешь назвать слагаемые такого чувства, как застенчивость?

Возможно, он давно хотел его задать, а возможно, этот вопрос родился сейчас, когда в который уже раз по необъяснимой причине остановил свой порыв души. Видимо, от этой необъяснимости Сергей пришёл к выводу, что виновата его природная мнительность.

– Застенчивость, стеснительность – это страх того, что можешь стать разоблачённым, уязвлённым за своё «что-то не то».

– Это положительное чувство?

– Это схоже с юмором, только наоборот: кто его испытывает, для него, наверно, это отрицательное чувство. Всё зависит от личности, характера – как человек относится к ситуации.

Ведь наше сознание, вышедшее из-под опеки инстинктов, может иметь большую инерцию, создавать целую палитру чувств и мыслей, от которой человек теряется, что не есть хорошо.

– Почему оно должно быть положительным для тех, кто общается со стеснительным человеком?

– Потому что рядом с таким человеком сам становишься раскованным, расслабленным, проявляешь свои лидерские качества, чувствуя превосходство…

– А как насчёт любви? Неужели это чувство тоже можно расщепить?

– Это основной, первейший закон. Любовь – это, прежде всего, стремление материи к покою, тому самому, что был до изменения структуры решётки. Покой и хаос…

Так как от вариаций после катаклизма никуда не деться, то во всём – две сущности, которые любовь старается примирить: плюс и минус, чёрное и белое, мужчина и женщина.

Женское начало – это пирамида, часть первичной решётки; мужчина – это тот самый атом, помещённый внутрь этой пирамиды…

Чего-чего, а такого Сергей уж никак не ожидал: между ними по воздуху проплыл… сперматозоид. Сергей повернул голову, чтобы проследить за его движением, и слева от себя увидел шар – яйцеклетку, в которой вскоре и растворился хвостатый.

– Как видишь, алгоритмы не стареют; природа использует их в новых сочетаниях, независимо от уровня развития материи, – заключила Инга. – Два информационных поля соприкасаются, и между ними образуется энергетический симбиоз.

Сергей всё ещё смотрел на яйцеклетку – ждал дальнейшего развития событий. Но ничего больше не произошло – повисела в воздухе и стала потихоньку исчезать. Нужно ли говорить, что исчезла и его собеседница?

Глава одиннадцатая

День девятнадцатый

Крик

Что ни говори, но сегодня Инга переплюнула саму себя по части фокусов! Это надо же такое придумать!

«А не остаться ли дома?» – в связи с увиденным смалодушничал Сергей.

Он вспомнил все её иллюзионистские выходки и то, что с каждым днём они становились всё масштабнее. В довесок к этому Сергей постепенно теряет голову из-за девушки, признаваясь в своих чувствах фантому, что тоже расценил как усугубление своего психического состояния…

Всё же он пошёл на встречу – любопытство взяло верх. Да и чего, собственно говоря, опасаться? Но нужно признать – картина, открывшаяся его взору, была, мягко говоря, необычной.

Представьте себе: ровная, как доска, степь, посреди которой, светясь на солнце своей белизной, лежит гигантская, с двухэтажный дом величиной, ракушка брефулопсиса!

Обыкновенно эти моллюски целыми виноградными гроздьями висят на стеблях трав; а тут одна ракушка – метров семь высотой! В длину – ещё больше! На открытом пространстве она смотрелась впечатляюще и сюрреалистично, будто сам Сальвадор Дали отметился здесь.

«А вдруг она живая?» – с опаской посматривал Сергей на ракушку.

Воображение живо нарисовало глазастые усики, выглянувшие из спирального домика: Инга уже приучила ожидать чего угодно.

– Подходи, не бойся! – услышал он голос Инги.

Сергей обернулся в её сторону:

– Что это такое, Инга?!

– Ракушка! – улыбнулась она в ответ.

– Вижу, что не пончик. Зачем?!

– Ну… я просто хотела, чтобы ты побыстрее пришёл! – Инга кокетливо сверкнула глазами. – Да я шучу. Мне просто так захотелось. Ты не находишь картину здоровской?

– Ну, картина впечатляющая, – согласно закивал головой Сергей. – Но должен быть смысл. Он есть? Или это лишь для того, чтобы вызвать эмоции?

– А разве вызвать эмоции – не есть смысл?

– Ладно… – сдался Сергей, махнув рукой. – Она не живая, надеюсь?

– Нет, это просто ракушка, – ответила она. – Мне захотелось по-другому объяснить тебе свою идею с судоку.

Видишь эту спираль? Она постепенно становится всё шире и шире… до бесконечности. Это и есть та самая гармония между покоем и хаосом: каждый последующий виток увеличивается на приемлемое деление; любовь, если хочешь…

Сергей наконец подошёл к ракушке поближе. Вся поверхность была покрыта конхиолиновыми шестиугольными пирамидками; как годовые кольца у дерева – каждый слой, расположенный ниже, был большего «диаметра»; напоминало побережье Тарханкута.

Сергей провёл рукой – ощутил шероховатую, похожую на камень поверхность периостракума. Несколько пирамидальных вершин, словно старая штукатурка, осыпались на землю от его прикосновений.

– О! – удивлённо воскликнул Сергей.

Из-под ракушки выбежал их маленький дружок – тот самый дымчатый котёнок, которого они недавно уже видели. На этот раз он увлечённо играл с пером: хватал его зубами, бил по нему лапой, изворачиваясь при этом всем телом. В пылу своего забавного сражения он упустил свою добычу. Отдышавшись немного, Дымок вновь ринулся за игрушкой, подхваченной ветром; и снова в ход шли зубки.

Инга тоже заметила его:

– Наш малыш вернулся.

Услышав речь людей, котёнок воспитанно уселся перед ними, но продолжал отвлекаться: он хватательными движениями предпринимал попытки подхватить перо снизу.

– Видишь, как он лапку свою сгибает? – обернулась Инга к Сергею. – Тоже спираль образуется: один алгоритм работает на сжатие, другой – на разжатие.

Что тут скажешь? Это – Инга: везде найдёт наглядный пример.

– Ну? Пойдём прогуляемся? – спросила Инга, наигравшись с Дымком.

– Пойдём, – отозвался на её призыв Сергей.

Они помахали Дымку руками и двинулись в путь. По пути Сергей ещё поглядывал на устье раковины – не высунется оттуда брюхоногий?

– А как вообще появляются идеи?

Инга взмахнула рукой: проще простого. За идеями, как и за словом, она в карман не лезла. Именно эта её способность и вызвала у Сергея подобный вопрос.

В руках у неё возникли два шара. На этот раз они были окружены ещё полупрозрачными сферами – информационными полями. Инга сблизила шары друг с другом, и сферы пересеклись, образовав фигуру, напоминающую мяч для регби, более густого цвета, чем сами сферы.

– Во имя Отца, Сына и Святого Духа, – проговорила девушка и показала на «мяч». – Видишь этот овал – «дыню»? Это и есть совместный алгоритм этих двух шаров. Он нематериален – как идея.

И только когда совпадёт несколько обстоятельств, идея материализуется, в данном случае в какое-нибудь соединение, какое возможно на основе этого конкретного алгоритма.

Или, помнишь, идея материализовалась в более совершенную кору мозга. Теперь, получается, наоборот – кора генерирует идеи.

Увидев «дыню» – вместилище цифровой информации, Сергей вспомнил свой недавний сон. Он расшифровал её, и все ощущения, что были тогда, Сергей испытал и сейчас.

Инга хлопнула в ладоши, и шары, сопровождающие их в пути, исчезли.

– Всё как в жизни! Новое всегда возникает на периферии – там, где одна система соприкасается с другой.

Подобным образом развивается и всё человечество в целом: синергия человека и явления порождает сначала идею. Она духовна, не имеет никакого материального основания, кроме своих источников. Чтобы идея прочно вошла нашу жизнь, ей нужно не только материализоваться, но и стать полезной. Если это случится, то она получит распространение – она как бы запишется в ДНК человечества.

Но так как общества живут в разных условиях, у них разные нужды и, следовательно, идеи – отсюда возникает множество культур.

Идеи – это конгломерат чувств и событий. Поэтому нет ничего удивительного в том, что люди стремятся выразить их в камне, дереве, песке, на чём угодно. Таким образом, расширился объём памяти за счёт этих внешних носителей.

Развитию культур очень способствовала письменность – протяжённость жизни идей увеличилась, что дало большую вероятность синтеза на их основе других возможностей.

– Развитие культур – это значит развитие наук? – спросил Сергей.

– Несомненно. Ведь люди принимают сигналы извне, каждый по-своему, смотря какой дан талант, тем самым обогащая общий опыт человечества.

Так что, Серёж, идеи витают в воздухе не в переносном смысле, а в прямом – в информационном поле.

Чтобы использовать медь, нужно, чтобы она появилась в твоём информационном поле. Чтобы догадаться использовать медь, нужно иметь опыт создания каменный орудий. Чтобы иметь этот опыт, нужно додуматься камень заострить. Чтобы до этого додуматься, нужно порезаться самому.

– Я охотно верю – по тебе же видно!

– Что ты видишь по мне, Серёж? – не поняла Инга.

– Как ты буквально из воздуха черпаешь своё вдохновение, – пояснил он.

– Не знаю, как так получается, – улыбнулась Инга в ответ.

– Как ты себе представляешь появление культуры?

– Разница людей в силе физической и умственной породила иерархию. Иерархия и религия породили культуру; вернее, вознесли её на новый уровень.

Культура как таковая существует с момента появления нашей Вселенной. Ведь это нечто устоявшееся, существующее в уникальном окружении, в силу объективных причин принявшее тот или иной облик. Она олицетворяет стремление первозданной материи восстановиться путём создания однообразных массивов.

И тут приходит время рычага влияния – он заколебался. Как известно, влияние одной системы убывает пропорционально силе другой системы: кто кого? Так ли уж сильны изменения снаружи, чтобы держать человека в оковах инстинкта? Или же наоборот – произошедшие внутри изменения позволяют изменять окружающую действительность?

Инстинкты, казалось бы, намертво вбитые в нас Покоем, стали размываться. Войдя в резонанс с окружающим миром, мы почувствовали над собой силу хаоса и постепенно приобщились к его творчеству.

Появились первые зачатки религии: нам нужно было говорить с этим миром, и всё, что окружает человека, стало наделяться человеческими качествами, по принципу зеркальности. Человек пытался как-то систематизировать окружающую действительность.

Свою лепту в развитие религии внесли наши сны: возникло понятие потустороннего мира.

Чтобы противостоять суровости этого мира, появился такой институт, как семья – ведь это не только следование одному из алгоритмов – окружить себя подобным, но и способ повысить выживаемость. Семья – это уже не просто стая, где всё подчинено добыче пропитания. Теперь это твой личный микрокосм, где ты чувствуешь себя спокойно.

Мозг начинает синтезировать новые, невиданные доселе идеи. А конечности – руки – дают нам выразить их. Общество становится виртуальным полем, на котором синтезируются новые чувства, неведомые животным – будь то юмор, презрение или алчность.

Усложняя свою деятельность, у человека появилась необходимость в больших возможностях выражения: не только делать что-либо самому, но и взаимодействовать друг с другом, делиться опытом – начала развиваться речь. Новые мысли и новые продукты жизнедеятельности также требуют новых обозначений, звуков…

И тут случилась ожидаемая неожиданность – Инга, как всегда, отвлекла внимание Сергея, чтобы незаметно исчезнуть. После её фразы «Новые мысли требуют новых звуков» вроде как из-под земли донёсся истошный, полный отчаяния крик мужчины.

Сергей быстро, одним прыжком достиг края обрыва и стал напряжённо всматриваться вниз, ища источник крика. Но кроме волн, проглатывающих камни, там ничего не было.

«Что бы это всё значило? Почему так неприятно до глубины души? Почему так бешено колотится сердце?»

Головой Сергей понимал, что это очередная провокация Инги, но в душе отчего-то неприятно саднило. Будто его чувства жили отдельно, своей, «потусторонней» жизнью.

Глава двенадцатая

Вторая ночь

Фальшь лунного света навевала печаль; он был так же фальшив, как и его, Сергея, спокойствие сейчас. Это даже нельзя назвать спокойствием – пустота. Он и сам избегал заглянуть туда, в эту остужающую бездну, и соприкоснуться со своей теорией – «плюс– минус».

Сплошной массив материи. Даже всё живое – это биомашины, которые приводятся в движение плюсом и минусом. Так всё просто…

Нет, нет, нет! Сергей очень хотел, чтобы всем этим хаосом управляла высшая, справедливая сила во имя великой цели, ради которой можно терпеть эту душевную боль. Он хотел удостовериться у этой силы, что всё не напрасно, что нужно жить дальше…

Наконец его волнения закончились, и Сергей погрузился в сон. Из ночи, в тени которой прятались тревоги и бедствия, он перенёсся в тёплый солнечный день. Высшая сила?

Сергей почувствовал, как на улице вовсю уже пригревает весеннее солнце и тёплый ветер колышет занавески. Нежиться в постели не хотелось; он встал, подошёл к окну. Да, так и есть: время – ближе к полудню.

Отчего-то всё меняется стремительно: только стоял в своей комнате и любовался простором степи, и вдруг, словно во сне, по волшебству или силой мысли перенёсся через пространства – теперь Сергей находился среди цветочного ковра.

Огромный небесный купол захватывал душу своими размерами: таков был и размер радости в душе. Солнечный ветер с теплом дотрагивался до тела, воздушный же – освежал, прижимал одежду к телу. От него колышется вся цветастая степь. А степь так велика, так прекрасна!

И вдруг Сергей заметил девушку. Она появилась неожиданно – стоило только повернуть голову. Девушка шла в сторону моря, мягко улыбаясь ему. Белая ткань её одеяния – пеплоса – слепила глаза, а золото канта, переливаясь на солнце, создавало эффект нереальности происходящего.

Красавица олицетворяла весь этот радостный мир. Глядя на неё, забываешь о времени. Наверно, так и родилось известное словосочетание – «без памяти от неё».

Длинная одежда создавала иллюзию, что она не идёт, а парит над землёй; как шлейф, летели за ней бабочки. Всё то, что называется женственностью – в каждом движении этой прекрасной девушки.

Она так загипнотизировала Сергея своей красотой, так слилась с естественностью природы, что Сергей на миг даже забылся, на мгновение ослеплённый нереальным видением.

Сообразив, что смотрит в одну точку, погрузившись в свои грёзы, в своё счастливое состояние, Сергей встряхнул головой.

«Не может быть! Только что…»

Он стал озираться, но девушки не было.

Этого ему не могло показаться! Он отчётливо помнит этот милый и вместе с тем божественный силуэт. До сих пор перед глазами шлейф пеплоса, прижимающий траву и цветы к земле…

«Как же я мог упустить её? – укорял себя Сергей. – Какие такие мысли могли прийти, чтобы стало возможным перескочить на них с этой богини?! Загадка!»

Она исчезла, да. Но в душе осталась уверенность: девушка где-то совсем близко. Чувство неполной картины, как охарактеризовал его Сергей, заставило искать Мнемозину.

«Где же она может быть?»

Лишь море влекло Сергея к себе – оно блестело, как глаза незнакомки. К нему он и отправился.

«Необычайное место!» – первое, что может прийти в голову, обозревая эту местность.

Всё необычно, что происходит с Сергеем в последние минут пять. Так что эта местность под стать происходящему.

Нет таких слов, чтобы описать всю красоту, открывшуюся перед глазами. Нет таких слов, чтобы описать чувства Сергея. Не зря это место называется – Цветок души! Им можно только любоваться, вдыхая ароматы, осознавая всю красоту и вместе с тем хрупкость бытия.

Ость ковыля, склонившаяся над пропастью, – лишь так можно описать малую часть душевного потрясения.

Идя вниз, по тропе, Сергей чувствовал себя первооткрывателем – казалось, только он один знает о существовании этого места.

Сказочно сочетались краски: сине-зелёное море, голубое небо с одной стороны и пышная зелень, белизна камня с другой стороны. Нет места романтичнее и лучше передающего мечты о морских путешествиях.