– У меня не может быть аналогичной ситуации, у меня другой профиль. Если бы я заметил, что по вине или по халатности моего коллеги, жизни пациента грозит опасность, то, конечно бы, не прошел мимо.
И чем больше горячился молодой врач, тем меньше верил ему Антон, зная, что подследственный, как правило, нервничает, когда лжет.
То есть, последовательно бороться за правду считается в обществе аморальным. Поэтому милиция – это отдельная каста, которой позволена «аморальность», как уступка общественной необходимости. Пределы же этой «аморальности» каждый из членов этого ордена регламентирует для себя сам, и в зависимости от этого менты делятся на «честных» и «нечестных», «плохих» и «хороших», причем «плохой» мент может быть «честным», а «хороший» «плохим» и «нечестным», но и те, и другие уже за рамками нормы с точки зрения обывательской морали. Сплошные фикции, – подумал Антон. Но ему хотелось не выводов. Ему хотелось пригласить Антонину, как раньше, в кино, пройтись с ней по набережной… Он верил в то, что само созвучие их имен не случайно. В юности, вообще, веришь во всякие пустяки.
И он, как будто против воли, пошел туда, где они любили гулять с Антониной. Солнце село и небо, остывая, переходило из медного в зеленоватое, чайки вскрикивали, низко пролетая над толпой, море уже отливало чернилами, волны ударялись мягко о бетонный парапет, и все, как назло, казались счастливыми и шли парами, даже милицейские патрули.
И тут в толпе он увидел знакомое лицо, веселого студента Гришу и с ним того самого парня, Борю, что снабжал его хорошей, местной коноплей. «Ты куда пропал с того раза?» – весело обступили они его. «Да, я никуда, просто…» – отвечал Антон, пожимая им руки и чувствуя, что в этот момент он, как по волшебству, из одинокого становится своим в этой счастливой толпе на набережной. «Че невеселый, братка?» – толкал его по-приятельски в бок энергичный Борис. И они пошли втроем, бодрые, нахально глядя в глаза всем встречным девушкам. Посидели на веранде кафе, выпили по бутылке пива.
– Забьем косячину? – предложил Борис.
Все согласились, как бы нехотя и запросто. За кафе темнели трибуны старой водной станции, фонари остались поодаль.
– Ссаками здесь прет, давай вот сюда перейдем что ли? – сказал Гриша, когда пустили косяк по кругу. Они выдвинулись немного в сторону, и тут же в пяти шагах от них оказался милицейский патруль. Малиновая искра раскуренного косяка полетела в сторону, Гриша с Борисом рванули не сговариваясь. Антон остался на месте.
– А чего это приятели твои побежали? – спросил сержант.
– Не знаю…
Сержант включил фонарик, посветил вокруг.
– А это что такое?
– Не знаю…
– Подними.
Антон нагнулся и поднял с асфальта спичечный коробок, немного тяжеловатый на вес.
Сержант приветливо усмехнулся:
– Да… Ты себе сейчас срок с земли поднял, парень.
В коробке была добрая порция шмали.
В протоколе допроса Антон указал, что ребят этих видел в первый раз, случайно познакомились.
– Да, алло! – Антон взял трубку.
– Привет! – сказал Прохоров, – Как дела?
– Нормально.
– Ты пойдешь завтра на тренировку?
– Завтра первое мая, – сказал Антон.
– Ах, да, я и забыл…Что хотел сказать… ты просил увеличить тебе фото, постер сделать… можешь забрать, готово уже.
– А когда заехать?
– Да когда хочешь, – ответил фотограф, – я тут все время.
– Заеду – сказал Антон и повесил трубку.
«Ну, вот, про деньги я его так и не спросил его», – подумал Прохоров.
«Я думал, он извиняться будет за долг или еще попросит», – подумал Антон.
– Дядя, Саша, вы деньги любите? – спросил Славка.
– Деньги… деньги… дребеньги…Нет, Славка, не люблю.
– Деньги все любят, – усмехнулся Славка, – Без них жить нельзя.
– Без воздуха тоже жить нельзя. А ты любишь воздух?
– Люблю! – твердо ответил Славка.
Прохоров засмеялся.
– Здесь раньше клад был зарыт. В подземном ходе. Пацаны рассказывали.
– Давай покажи мне свой подземный ход.
– Его еще китайцы строили, – сказал Славка.
– До самого Китая?
Они вошли в подсобку, узкую, темную комнату, где был свален хлам, оставшийся еще от прежних хозяев помещения. Квартирная хозяйка Прохорова, Марина Егоровна Люсина, пользуясь положением, тоже внесла свой вклад, затолкав сюда с полдюжины своих ящиков с хламом.
– Вот здесь, – указал Славка на пол, – Нужно только содрать линолеум и поднять доски.
– С чего ты взял?
– Я видел. Еще, когда здесь мастерская была, мне мастера показывали.
– И что они делали с этим «подземным ходом»? – спросил Прохоров.
– Ничего. Бычки туда кидали и бутылки, вместо мусорки был.
– Понятно, отличный подземный ход.
– Его можно открыть, вычистить и пройти по нему до конца, посмотреть, где он выходит. Пацаны говорили, что он идет до самого Русского острова.
– Нет, даже не надейся.
– Ну, хотите, я один пойду, вы мне только доски поднимите, а я с фонариком, я не боюсь темноты.