Пираты медного века

Жилище Мисноб – внешне такое же, как и все остальные. Каменная основа, гладкие стены, обмазанные глиной, сучья покрывают верх – и темный, душный провал. Чажре еще раз собрала в щепоть пальцы, прикоснулась к оберегу, висевшему у неё на груди, и, нагнувшись, шагнула внутрь.

…и разговор с отверженной женщиной еще долго стоял у неё в ушах. Мысль о Мисноб пришла ей в голову еще в ночь бдения в Дом женщин. Когда её дух носился где-то с ночными тенями, а голова плыла, почти не чувствуя тела, всё вдруг возникло перед ней предельно ясно. И сейчас, после слов Мисноб – которая только посмотрела на неё и все поняла – Чажре медленно переступала ногами, поддерживая рукой мешочек на груди. Его, конечно, не видно, но надо быть очень, очень осторожной.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Ты слышишь меня, Мегам? – голос матери вновь вплыл в вихрь растерянных мыслей, крутившихся в голове у девушки, – они придут через два дня. Мы проведем слюб, когда Белый глаз будет полным, ты знаешь, что делать до того времени.

– Но…, – пробовала возразить дочь, – еще рано, прошу тебя. Я не знаю этих людей, я не…

– Это люди нашего языка, дети Невидимой матери, – её собственная мать выглядела вполне зримой, но от того не менее грозной, – мы говорили с ними, когда кончились дожди, и обменялись дарами. Хватит, Мегам. Ты знаешь, как решают такое. Когда скроется Красный глаз, я скажу тебе все, что ты должна узнать, а пока собери сухих ветвей для очага.

Мегам повиновалась быстрее, чем сама ожидала, может быть потому, что боялась выдать себя неосторожным словом. Новость была горькой из-за своей неожиданности. Они давно, так давно не говорили о том, что отдадут её в селище за Собачьим холмом, что девушка надеялась – все уже забыто. И, когда Барг вернется с далеких островов мужчиной, с грузом острого камня или чего-то ценнее, старшие переменят решение. Но все произошло чересчур быстро – старейший, он же брат её матери и отец Барга – уходил в лес, как она думала, для охоты. А оказалось, для того, чтобы говорить с людьми из другого селища – и выбрать ей нового мужчину.

Теперь целую луну ей не есть мяса, пить горькие напитки из трав – и ночами приходить к женскому краю селения, чтобы склоняться перед камнем Невидимой матери. Когда же лоно её окончит кровоточить – будет слюб. Обряд соединения, питье хмельных ягод и игра на священной дуде. И – новое селище, новый дом, новый мужчина.

Мегам сама не могла бы объяснить, что чувствует сейчас. Старшие выбирали девушкам мужчин, проводили обряды – ей в детстве и не приходило в голову, что должно быть иначе. Потом же, когда грудь её стала расти, а кровь – течь, она вдруг поняла, что рядом с ней все чаще оказывается Барг. Сын брата её матери, старше на два лета, которого она ребенком едва замечала. А потом он стал мужчиной, пройдя обряд у камня, в котором жил Уцаси. Никто из женщин не знал, что мужчины делают в ту ночь, но сила духа, обитавшего в похожем на мужской признак камне, вливалась в них, и плоть их становилась способна так же каменеть нужный миг, чтобы разбудить желание, спящее в женщине. И теперь Барг все чаще ей улыбался, подхватывал руку, касался украдкой бедра… и Мегам запомнила мгновенье, когда увлек её в заросли вики и сорвал тонкую девичью накидку. Тогда она поняла, что он и будет её мужчиной – но сам Барг был мрачен. «Отец запретит», – сказал он ей как-то.

Он рассказал ей, что хочет делать с другими юнцами их рода – пройти на ладье к далеким островам, привезти камень, в котором селище так нуждается. Прошедшие морем станут среди сородичей теми, к чьим словам прислушиваются даже старшие – и никто не помешает Баргу взять её в жены. Но теперь мать говорит ей, что этому не бывать .

Все еще как во сне Мегам понесла сухие сучья в жилище. Набрать их не составило труда – уже больше луны душный жар тянул влагу и соки из всего, и подлесок был переполнен сухостоем. Значит, теперь ей проходить обряд подготовки в жены, и все закончится слишком быстро, надо, чтобы Барг успел…

– А! Смотри куда идешь, Мегам! – выкрикнул кто-то, в кого она врезалась, повернув за ограду. Зир, её сестра, младше всего на два лета.

– Прости, Зир, я тебя не увидела, – пробормотала Мегам и присела, чтобы подобрать упавшие ветви, – ты не знаешь, Барг в селище?

– На пастбище, – ответила Зир и потерла живот. Она была тоньше Мегам, и серая накидка из грубо тканого полотна висела на ней мешком, – что ты от него хотела?

– Мать сказала, что…, – Мегам начала, но не закончила предложения, ничего не придумав, – хорошо, я сейчас сложу ветви и найду его там.

И она поспешила в жилище, не видя, как Зир пристально смотрит ей вслед.

– Мы успеем, – лицо Барга было перепачкано охрой, просверленная раковина белела на почерневшей от солнца груди, – я буду говорить с юными. Мы выйдем в море второго дня, должны успеть вернуться за десять дней, – Барг вскинул руки, показывая жест «десять», плотно сложенные пальцы ладони, переплетенные большие.

– А если меня заставят пройти слюб до того? – спросила Мегам, её голос чуть дрожал, как всегда бывало после того, как Барг входил в её тело. Он лишь покачал головой.

– Так быстро этого не делают. Сначала ты должна будешь есть лишь лепешки и ягоды, да пить травы, потом нужно дождаться твоей лунной крови, потом…, – он чуть подумал, наморщив лоб, – скажись больной. Притворись, что в чреве у тебя поселился жабий дух, ты протянешь достаточно, вот увидишь.

– Я не знаю, – Мегам покачала головой, – мать тяжело обмануть, она даже спит рядом со мной.

– У нас достаточно дней, – с нажимом сказал юноша, и взял её за подбородок, заставив посмотреть в глаза, – сейчас ты моя женщина. Я входил в тебя, дал тебе силу камня Уцаси. Ты должна будешь сделать, как я сказал. Дождаться, когда мы вернемся.

Но селище, когда они вернулись туда, встретило их гомоном и непонятным оживлением. Почти все люди столпились у жилищ, окружив кого-то. Барг и Мегам переглянулись.

– Кто-то пришел, – упавшим голосом сказала Мегам, в её голове пронеслась мысль «неужели мать решила не ждать?».

– Идем, посмотрим, – юноша, казалось, полностью владел собой. Легонько коснувшись плеча Мегам, он шагнул вперед, намеренно оставляя между ними разницу в шаг, и они поспешили к сородичам.

Отодвинув плечо Зир, Мегам увидела, кто стоял в середине круга. Двое мужчин, похожих друг на друга – высокие, жилистые, с дочерна загорелой кожей и бугристыми мышцами рук. Но один был на полголовы выше второго, а грудь низкого испещряла полоска шрамов. Оба были почти голые, если не считать узких полос выделанной кожи на ребрах и босые, что удивило девушку. Кто же ходит босой по лесу?

– Селища за долгим мысом не знали дождей уже две луны, – говорил один, на их языке, со слегка отличающимся выговором, – мы плыли на ладье вдоль берега и шли лесом по воле наших старейших, чтобы говорить с людьми по эту сторону мыса. Мы хотим узнать, где могут выменять зерно и сухие ягоды.

– Мы ничего не сможем вам предложить, – ответил старый Герм, и Мегам увидела, что он вышел из круга и стоит против чужаков, сжимая деревянную палицу с набалдашником в руке, – никто по нашей земле не имел доброго урожая. У нас есть сосуды и ножи, камень и даже медь, но зерна не так много. Едва хватит самим.

Мегам увидела, как пришедшие обменялись быстрым взглядом, и выражение их лиц показалось ей странным. Они пришли менять вещи на еду, но не казались разочарованными, узнав, что ни зерна, ни ягод не получат.

– Раз так, надо возвращаться к нашей ладье и плыть дальше, – проговорил один из них, – наши в селище велели искать, пока не найдем лучшей земли.

– Пройдите к очагу и примите нашу пищу, – сказал Герм, – Невидимая матерь велит помогать всем своим детям.

Чужаки снова быстро переглянулись.

– Мы примем вашу пищу, – сказал тот, что говорил, а второй только кивнул.

Они не задержались в селище надолго и ушли в сторону разросшихся пихт, заслонявших здесь море. Мегам хотелось обсудить с Баргом странных чужаков, но тот подошел к Тхвими и они заговорили вполголоса. Мегам не знала , что делать дальше, когда вдруг почувствовала, как кто-то коснулся её локтя. Обернувшись, она увидела Зир.

– Ты была с ним, – сходу сказала сестра, – с Баргом. Вы любились в зарослях за отлогом, я знаю. Я уже видела вас раньше.

– Ты не видела нас, Зир, – пробормотала Мегам, и резко добавила, – ты не скажешь старшим.

– Почему же мне не сказать, Мегам? – по лицу девушки пробежала нехорошая усмешка, – что ты дашь мне за это молчание?

– Зир, так нельзя…, – Мегам все еще была растеряна, но чувствовала, как начинает шевелиться в глубине души горячий гнев.

– Ты – старшая, – сестра больше не усмехалась, – Тхвими сказал мне, что юные хотят плыть на острова. Я хочу долю того, что они привезут. Пусть твой Барг поклянется отдать это мне, поклянется завтра поутру. Я тоже хочу найти себе мужчину.

Она повернулась и пошла к загону, где сейчас не было коз – Зир убирала за ними, потому её руки постоянно были красными и растрескавшимися. Она младшая, значит, лучший мужчина полагался Мегам, а не ей. А вот теперь она знает про её встречи с Баргом, и считает, что старшей сестре достается слишком много всего.

Разговор с Зир стоял в ушах Мегам целый день, ей казалось, что и мать, и другие старшие начали смотреть как-то не так, словно тоже догадываются. Она гнала от себя подозрения, но те роем докучливых мух крутились над головой, лишая покоя.

Вечером, когда люди их рода сидели в кругу и ломали сухие пшеничные лепешки, размачивая их в стоявшей в глиняных мисочках воде, Мегам боялась поднять глаза в ту сторону круга, где сидела её мать. Она грызла размякшее тесто, запивала водой и думала, что теперь делать. Придется пообещать Зир, ничего другого не придумаешь. Если мать узнает о намерении Барга, она может отдать её в соседнее селище немедленно. Любиться с юношей, которого старшие признали не парой – такого у них очень не одобряли. И Мегам не хотела представлять, какой будет кара.

Но кара пришла ночью, в глухой час, когда девушка лежала на плетеном мате, натянув на озябшие ноги козью шкуру. Сначала она услышала хруст и треск, словно кто-то ходил неподалеку, и не придала этому особого значения. Животные по ночам часто бродили вокруг селища, и ей, выходящей из хижины, чтобы облегчить тело, приходилось видеть их быстрые серые тени в клубящемся сумраке… но эти шаги не принадлежали животным. Несколько человек идут один за другим, приближаясь к жилищам – и, только подумав так, услышала сдавленный голос. Слишком тихий, чтобы понять слова, но голос человеческий. Она испуганно выпрямилась на лежанке, думая, толкнуть ли мать или другого из старших – и все началось.

Тишина раскололась яростным воплем, от которого её сердце подпрыгнуло в горло, на миг перекрыв дыхание. Она замерла и ошалело слушала яростный вой, какой-то треск и сдавленные вскрики – люди просыпались, вскакивали, натыкаясь друг на друга в густой, удушающей тьме, которая вопила и вопила… и вдруг к воплям добавился новый звук – шелестящее шуршание и треск, с которым огонь бросается на свежую пищу. И тогда Мегам тоже вскочила.

Во тьме её толкнули локтем в бок и наступили на ногу, раздался звук падения и заверещал ребенок. Девушка метнулась в сторону, ударившись в стены жилища. Раздался треск, и тут рухнула заслонка, которой они преграждали путь ночной прохладе и зловредным порождениям темноты. Рассеянный свет ночи и в нем – красные отсветы. Что-то горело.

Мегам не могла потом восстановить в голове все, что происходило, – помнила только, что была уже снаружи и видела, как пылает крыша соседней хижины.

Метались рядом жуткие тени, сжимающее что-то в руках. И опять крики – ярости и боли, пронзительный плач детей. Земля, холодная ночная земля под её босыми ногами. Острые края чего-то ранят ступни. Боль. Она на бегу врезается в человека, падает, задыхаясь от страха. И голос над головой:

– Это женщина, молодая. Возьмем?

Ночь говорила на понятном ей языке, и она вдруг поняла, кто пришел к ним в глухой час. Даже увидела их лица. Мужчины склонились над нею в красноватых сполохах огня.

– Возьмем. Стереги её, пока мы не закончим.

Она увидела, как один из мужчин нагнулся к ней, попыталась вскочить, но почувствовала острую боль в ноге, вскрикнула и упала.