– А… а что придётся делать? Не за красивые же глаза мне намереваются дать баксы, – всё же спросил я, и снова нервно облизал губы.
– Дело интереснейшее, сможешь потом сочинить мемуары, в которых будешь главным действующим героем. Как нам удалось узнать, когда тебя при социализме посадили, провалялся несколько месяцев в лазарете уголовной колонии, покалечившись на лесозаготовке, страдая от скуки, ты порядочно читал, пополнил своё образование, стал почти просвещённым человек, а после освобождения из лагеря попытался описать впечатления, полученные в местах лишения свободы, надеялся прославиться. Да в издательствах твоё творчество по заслугам не оценили. Если надумаешь повторить попытку, то учти, я подсказал эту идею, часть гонорара отдашь мне. Отвечая на твой вопрос, вот что скажу: к сожалению, я с министром финансов не встречаюсь, тузов с запада не консультирую, об этом только мечтаю. И не имею мандата, позволяющего в деталях рассказать, чем ты займешься, объяснит при встрече босс, наберись терпения.
– Я хотел бы…
Он перебил:
– Свои пожелания сообщишь в завещании, босс предоставит тебе такую возможность, выделит дополнительные деньги, чтоб ты мог заранее заказать для себя подходящий памятник и место на кладбище.
Малый забрался в машину и укатил, я же какое-то время сидел в кабине вездехода, глядя через стекло перед собой, ничего не замечая, прибитый неожиданно свалившейся на меня новостью, все еще ошарашенный, и пытался уяснить, как действовать. Возможность заработать обещанные баксы совершенно не радовала, сомневался – стоило ли с боссом из этой «добропорядочной организации» встречаться. Но встретиться придется, публика, судя по всему, серьезная, нельзя изображать – мне на эту публику наплевать.
У бомжа, так в основном стану называть найденного дядьку, даже не было вещмешка, ничего не было кроме надетого на тело тряпья. Тощий дылда ростом под два метра с узкими плечами. Ольге удалось его посадить. Лицо у бомжа тоже худое, но не как у человека истощенного – не обтянутый кожей череп, глаза проваливаются в пустые глазницы. Его губы, проступавшие среди подмоченной свалявшейся бородки и усов, даже выглядели полными, нос больше нужного размера, и не закрытые волосом щеки не похоронно бледные, не прозрачные, тронуты загаром. Ольга возилась с дядькой и потому, что женщины более жалостливые, если сравнивать их с нами, с представителями сильного пола.
Я, наконец, перестал опасаться, что нас перестреляют, – хотели бы, то уже перестреляли бы, – вернулся к вездеходу.
Ольга же и поила бродягу из фляги, опустившись на колени, одной рукой поддерживала спину дядьки, другой подносила флягу к его губам. После первого же глотка тот потянулся губами к горлышку, забоявшись – больше не дадут. Он пил спирт как воду, даже не закашлялся, а алкоголь в девяносто шесть градусов должен был обжечь горло, если дядька давно не брал пищу в рот.
Дядька всех умело дурачил, ни Ольга, ни начальник этого, похоже, не замечали, понимал только я.
Петухов снова вспомнил, что он считается в отряде начальником, пытался выяснить, как найденный оказался в глухомани. Вместо ответа тот теперь издавал звуки, походившие на коровье мычание, его глазки теперь неспокойно двигались, явный признак того, что опасался – разоблачат, не поверят, что он бродяга, по велению судьбы оказался в этой дикой не посещаемой людьми местности.
Ему велели вымыться, дали мыло, полотенце, произносить слова уже мог, стянул с себя тряпье. Тело у него не скелет, мускулы тощие, были. Ручей почти пересох из-за продолжительного отсутствия дождей, но промоины похожие на мелкие озерки встречались, к одной из них и подполз бродяга, вода на солнце подогрелась.
И новую одежду, найденную для него из взятых про запас вещей, бомж надевал без посторонней помощи, мог уже стоять. Одежда оказалась для его длинных рук и ног коротковатой, другой не было. Разве способен человек, не питавшийся хотя бы несколько дней, почти сразу ожить, едва его нашли? Всё равно скоропостижное выздоровление мнимого калеки не настораживало начальника.
Подобранный бродяга – бандитский резидент, у меня пропали последние сомнения. Его заблаговременно привели сюда, зная, что геологический отряд поедет по этой долине, надели на него тряпьё, он мастерски исполнил порученную ему роль. Недаром бандитский главарь, франт, говорил: в отряде за каждым моим шагом станет наблюдать его человек. А наблюдение мне совершенно не нужно, я пытался верить, что удастся из скверной истории выпутаться, получу от бандитов деньги, люди отряда останутся живыми, только не исключал, что мне придется хитрить. Хитрить, если за тобой следят, сложнее.
Я надеялся, мнимому бродяге объяснят, что он в отряде лишний, снабдят продуктами, покажут, как выбраться на трассу, с ним распрощаются.
Нет, сердобольный начальник повёл найденного к вездеходу, хотя Николай Николаевич перед этим отводил его в сторону и призывал сделать как раз то, о чем мечтал я, судя по тому, что эмоционально жестикулировал руками, неприязненно посматривая при этом на «новый кадр».
Ольга помогла бродяге забраться в кузов вездехода через единственную заднюю дверцу, имелась металлическая ступенька в форме скобы.
Ближе к вечеру остановились на ночлег, то дядька изображать калеку полностью перестал, помогал ставить палатки, всеми силами стремясь показать, какой он ценный кадр, с готовностью забирался в росший на склонах кедровый стланик, – и приказывать ему не надо, – топориком довольно ловко рубил сухие ветки для костра.
Я на какое-то время забирался в свою индивидуальную палатку, полежал, отдыхая, а когда выбрался их нее, то с удивлением обнаружил – бомж без бороды и усов, и волосы на голове укоротил, теперь можно было определить его возраст – за пятьдесят, как и мне.
– Ты что, побывал в парикмахерской? – поинтересовался я, к нему подойдя.
– Мне бритву дали. И ножницы, – похвастал он.
Я хотел спросить: разве у тебя усы и борода были не приклеены? Да вовремя вспомнил – мне разоблачать резидента нельзя.
Со мной он деловой разговор не начинал, значит, выполнял данную ему бандитами инструкцию – я не должен знать, кто он на самом деле, станет за моими действиями скрытно наблюдать, как пообещал главарь банды, франт.
Его расспрашивали в основном после ужина.
До чего же начальник близорукий человек! – я продолжал удивляться.
Так и Ольга, без совета с которой Петухов ничего не предпринимал, дальнозоркостью не отличалась, причину этого я мог объяснить лишь тем, что дядька начал уделять ей повышенное внимание. Хотя резидент носатый, сутулый, а страшным не был, и не старик. И он оказался отличным артистом, догадался нарвать букетик диких цветов и преподнёс даме, при этом галантно расшаркался, говорил комплименты, старался поцеловать даме руку, можно подумать, что перед вами джентльмен, причём позапрошлого века, когда дворяне ради защиты чести, ради женщины стрелялись на дуэли. Ольга хотя бы задала себе вопрос: способен ли на благородные поступки бродяга с пятнадцатилетним стажем, каким он себя рисовал?
Он о себе рассказал: два месяца тому назад покинул Магадан. Большинство бомжей на летний период расползаются по колымскому краю. Зимой он обитал в подвалах городской канализации, осматривал помойки в поисках продуктов и вещей, наверняка воровал, хотя в этом не признался.
После того как Ольга забралась в свою палатку, то дядька поразил всех – исполнил арию из какой-то оперы, встав перед входом в палатку на колено, прижимал руку к груди, как настоящий выступающий на сцене артист, изображающий безумно влюбленного, готового ради своей возлюбленной на подвиги и любые жертвы. Он признался: прежде занимался в вокальном кружке при заводском клубе. Ему советовали поступать в музыкальное училище, да… Он не один раз изображал смущение.
Тридцатипятилетней женщине ухаживание нравилось, появился кавалер, не отходивший от неё ни на шаг. Вообще-то, хотя она была женщиной строгой, волевой, однако была способна и подурачиться, посмеяться, тогда её серые большие глаза становились веселыми, теплыми, улыбка красила лицо. Иной раз она боролась с рабочими – с Сергеем и Константином. Парни шаловливые, в головах ветер, так о таких людях говорят, жили сегодняшним днем, приставали к даме ради развлечения, играючи. Их же она по утрам вытаскивала за ноги из палатки и обливала водой, и поступала так не только для того чтоб быстрее поднять лежебок, из-за озорства. Эти парни были членами банды, как я стал тогда догадываться. Их арестовали за четыре дня до нашего отъезда из поселка, теперь сидели в камере отделения поселковой полиции, должны отправить в Магадан, где и будет решаться судьба, вот почему в отряде осталось только шесть душ.
Разговор начальника и Николая Николаевича я подслушал случайно, как раз в тот вечер, после ужина покинув лагерь. Лоток для промывания золота не захватил, как делал обычно, хотелось лишний раз обдумать ситуацию, и чтоб этому не мешали, и надеялся, хотя и слабо – бандиты где-то рядом, по каким-то причинам пока ничего не предпринимают, выйдут ко мне, что-то сообщат, тогда мне станет понятнее, как лучше действовать.
Я уже возвращался, примерно полчаса спустя, когда увидел – приятели направлялись из лагеря по долине в мою сторону. Встречаться с ними не было ни малейшего желания. Я опустился на коленки, заполз за ближайшие кусты кедрового стланика.
И надо же такому случаться, они остановились недалеко от меня.
Как я и предполагал, старик считал: найденного дядьку нужно снабдить продуктами и отпустить на все четыре стороны. Либеральный же начальник говорил: так поступать бесчеловечно. В ответ услышал: нормальный человек в такую глушь не заберётся, хорошо, если бомж только сворует и сбежит, либерализм может нам дорого стоить. Петухов продолжал не соглашаться, вспомнил рассказа Джека Лондона «Любовь к жизни» – человек пытался выбраться к людям, вокруг глушь, тундра. Он так же сказал, что после ареста наших рабочих – Сергея, Константина и Клавдии народу осталось всего шесть душ, в маршруты обязаны ходить парами, не хватает как раз одного человека… Работяг и повариху арестовали за четыре дня до нашего отъезда из поселка, как я начал догадываться, парни были членами банды, теперь сидели в камере поселковой милиции, отправят в Магадан… Начальник сказал, что ему и прежде доводилось принимать на работу бомжей, которые не имели и паспортов. Старик не соглашался, говорил, что Петухову до сих пор везло, бродяги оказывались только пьяницами, может попасться и убийца, с найденного придется не спускать глаз. Беда нашего поколения в том, что многие из нас многие из нас до сих пор не могут вжиться в теперешнюю действительность, Петухов один из таких. Нас учили: мы не должны забывать о долге, о человек, о моральных принципах. Кто их сейчас придерживается? О них говорят политики, и то не часто.
Мне хотелось подняться в рост, не очень прилично, если эти двое обнаружат меня, вот только выдавать свое местонахождение нужно было раньше.
Старик не первый раз высказывался не лучшим образом о теперешней действительности. Похоже, он понимал: в нашем обществе произошли изменения и с этими изменениями нужно мириться, их придерживаться, даже если они не нравятся, неудивительно, что он критиковал своего консервативного дружка. Понимать-то он понимал, а сам…
Расскажу, как между мной и стариком установились не лучшие отношения, с первой же нашей с ним встречей.
Он прилетел к нам позднее, отряд уже работал, в местах не диких, меня послали на вездеходе за ним на Магаданский аэропорт. Я купил десяток бутылок водки.
– Алкоголик? – спросил старик, наблюдая, как я помещаю бутылки под водительское сидение.
Мне захотелось послать его куда подальше. Однако решил лишь слегка пошутить.
– До сих пор алкоголиком меня никто не считал… Этот продукт можно выгодно продать, когда будем проезжать мимо всеми забытого посёлка.
На самом же деле несколько бутылок попросила купить Ольга – будем отмечать дань рождения начальника, и заберёмся в дикие места, самому пригодятся.
– Значит, вы спекулянт.
Голос резкий, слова не говорил – рубил, и продолжал глядеть на меня как на преступника.
Я и на этот раз постарался скрыть возникшие к старику чувства. Но с какой стати он меня учит!
– Вы, похоже, отстали от жизни. Это прежде такая деятельность считалась спекуляцией, преследовалась, теперь наоборот всячески приветствуется, называется бизнесом. Любой торговец продает не то, что сам производит. Купил товар и я, почему бы не продать, не получить прибыль.
Старик промолчал, от машины отошёл, враждебно сжимая губы, будто ему даже находиться со мной противно. В кабину рядом со мной не сел, демонстративно забрался в кузов.
Несколько дней спустя мы задержись на сутки в посёлке, двое молодых местных жителей – молодожёны, – упросили перевезти холодильник, диван из одного дома в другой, устраивали себе гнездо. Старик застал меня за этим занятием.
– Как вы смеете использовать неличный транспорт, зарабатывать для себя деньги в рабочее время!
– Откуда вы знаете, что я зарабатываю?
– Такие, как вы, только и стараетесь этим заниматься.