– Отставить смех! – с трудом сдерживая улыбку, отдал команду лейтенант. – Красноармеец Пананин, почему покинули строй без спроса?
– Так это, – Мишка мгновенно стал пунцовым, – в туалет срочно, надо было…успеть…
– Успел?
– Успел.
– Прыжками в высоту занимался?
– Какими прыжками? – опешил Мишка.
– Ты сиганул с разбега через полутораметровый забор и даже не зацепил его. И при этом в руках винтовка, а за плечами вещмешок с боеприпасами. По твоей комплекции и не скажешь, что спортсмен.
Мишка недоуменно пожал плечами.
– Встать в строй.
И тут же раздался голос другого командира.
– Рота! По машинам!
Полуторки, натужно гудя, уже час ползли в непонятном для Мишки направлении. Он всматривался в серьезные лица новых товарищей, пытаясь понять, о чем те думают. Ведь впереди всех ждала неизвестность. И у каждого из них своя судьба.
Мишка прикрыл глаза. Вспомнил, что еще недавно был дома, в своем времени, и будущее было стабильно диванным. Но, вдруг, все изменилось, да так, что расслабиться не получается. Вот и сейчас кто-то толкнул его в бок локтем. Мишка хотел высказать по этому поводу наглому бойцу пару ласковых словечек, но открыв глаза, понял, что-то произошло. Бойцы быстро спрыгивали вниз и строились в колонну по два. Справа длинной стеной тянулся лес. Слева небольшой лесок, за которым виднелся следующий. Дальше пехота пылила пешком, отвернув от дороги в сторону ближнего леска.
– Бегом, марш! – скомандовал военный и побежал впереди отряда.
Через некоторое время поступила команда перейти на шаг. Мишка обливался потом, живот урчал и просил есть, ноги казались ватными, винтовка постоянно била по спине и тяжело оттягивала плечо. Каска болталась на ремне и постоянно смещалась к центру, словно намереваясь ударить по интересному месту. Живот, как ни странно, не мешал и не сковывал движения. А вот портянки в ботинках сбились, обмотки (онучи) ослабли и начинали сползать. Мишка понимал, что еще немного и останется без ног. В своем времени, он уже бы сидел на траве, скинув ненавистные обувки, но сейчас держался из последних сил и молил всех святых, чтобы не размотались трехметровые обмотки.
– Умыться, почиститься, привести себя в порядок и обедать.
Последнее слово было как бальзам на душу. Пот заливал лицо. Раскрасневшийся Мишка упал на траву, размотал онучи, сбросил ботинки, сорвал портянки и увидел содранные кровавые мозоли.
– У, боец, ты, похоже, уже не боец, – сказал кто-то за спиной Мишки. – Санинструктора сюда! Это же надо так умудриться!
Пока Мишка разворачивался, чтобы посмотреть на того, кто отдал команду, как рядом приземлилась запыхавшаяся девчушка лет восемнадцати с выгоревшей на солнце длинной челкой. Курносый носик с чуть заметными конопушками произвел на пострадавшего неизгладимое впечатление, отчего он даже подпрыгнул на месте.
– Вы не бойтесь, – прожурчал словно ручеек чудо голосок, поражая Мишку приятными интонациями. – Немного пощиплет и все. Вот только заживать будет долго. Что же вы так неосторожно.
Девушка улыбнулась.
Слово «неосторожно» кольнуло Мишку, оно прозвучало так, как говорила когда-то мама. Перед глазами возникла картинка из далекого детства…
– Миша, что же ты так неосторожно с великом? Сам вымазался в грязи и ребятишек всех обрызгал.
Под ложечкой засосало до такой степени, что захотелось не просто плакать, а рыдать. Хотелось обнять родителей, таких близких и самых родных на свете.
Из приятных воспоминаний его бесцеремонно выдернули.
– Эй! Очнись! – какой-то боец тряс его за плечо.
– Чего, – пробормотал Мишка, возвращаясь в реальность.
Девушки медсестры рядом не было.
– Ничего! Обед! Без жратвы останешься. Твой рюкзачок-то с голоду высосет тебя всего, и до фронта не доберешься!
Вокруг засмеялись, продолжая работать ложками. Мишка покраснел, схватил котелок и босиком побежал к полевой кухне.
– Пузо придержи, а то оно бежит к котлу впереди тебя, так и навернёшься!
Слегка пришедшие в себя красноармейцы зубоскалили. Мишка босой, переваливаясь с ноги на ногу, побрел к полевой кухне. Мельком заметил командирский взгляд исподлобья, оценивающе провожавшего его. В душе шевельнулось не доброе предчувствие. Даже аромат пшенной каши не сумел поднять настроение.
– Пананин! К командиру!
Мишка бросился обратно, обувать ботинки, но запутался в наматывании портянок. Приказ-то надо выполнять. Плюнув на все, он поковылял босиком.
– Товарищ командир, красноармеец Пананин по вашему приказу пришел!
– Пришел, значит, а я думал, приковылял, – усмехнулся командир, стараясь спрятать непроизвольную улыбку. – Значит так, боец, раз ты остался без ног и двигаться дальше не в состоянии, то поступаешь в распоряжение старшины Кисленко.
Рядом с командиром стоял усатый, жилистый военный небольшого роста, но широкий в плечах и с тяжелым взглядом человека, видевшего в этой жизни все и, возможно, даже больше. В его петлицах красовалось много красных треугольничков.
– Я бы хотел с вами…, – забормотал Мишка.
– Красноармеец Пананин, собрать свое имущество! Вы придаетесь для усиления во взвод хозяйственного обеспечения! Выполнять приказание!
– Оки, – буркнул Мишка.
– Чего? – удивился командир.
– Есть во взвод хозяйственного обеспечения, – исправился вытянувшийся, насколько позволял живот, Пананин.
Командир с трудом прятал улыбку, глядя на полноватую фигуру обмундированного бойца, и уже не скрывал своей радости от того, что сплавил в другое подразделение.
– Принимай, старшина, не обессудь, – развел он руками.
Кисленко лишь крякнул.
– На передовой сам знаешь, первая пуля его. А у тебя может еще поживет. Хотя какая от него польза, честно говоря, не вижу. Городской. Выращен в масленичных условиях. В общем, сам разберёшься.
– Почему масленичных?
– Катался как сыр в масле, а теперь вот…
Сводный отряд ушел на запад, а отделение старшины Кисленко, в составе восьми человек, направилось в расположение полка, к которому и было приписано.
– У тебя, старшина, смотрю пополнение, – командир полка улыбнулся, глядя на невысокого красноармейца с выпирающим животом. – Кашевар?