Диверос. Книга вторая

Глава 26

Часть внутреннего пространства вместе с печкой временно отгородили, подвесив к потолку несколько шкур. В палатке, благодаря особенной способности материала сохранять тепло, было уже даже немного жарко. Вся женская половина проследовала за импровизированную ширму, прихватив с собой несколько полотенец, и вскоре оттуда донесся плеск воды и тот обычный шум, который всегда присутствует там, где несколько представительниц прекрасного пола принимаются одновременно приводить себя в порядок, пусть даже это происходит в походных условиях.

Девирг и Кин Зи расположились у противоположной стены, рядом с Тэи Зи. Насколько тяжелым было его состояние, внешне понять было невозможно. Выглядел он совершенно спокойно, словно спал, набираясь сил.

Однако основное их внимание занимал отнюдь не заботливо укрытый одеялом санорра. Взгляд их практически не отрывался от занавески, из-за которой появлялись то чья-то рука с влажным полотенцем, то стройная нога, по которой это полотенце скользило вверх или вниз.

При каждом новом явлении какой-нибудь части тела Девирг задумчиво скреб уже успевший покрыться легкой щетиной подбородок и вздыхал. На что Кин Зи отвечал кивком головы. Определенно, эти двое в своем молчаливом диалоге имели абсолютное взаимопонимание и полное единство мнений.

Наконец, блондин не выдержал:

– Я напоминаю свое предложение потереть спинку!

А так как ответа не последовало, он решил поднять ставки и добавил:

– Та счастливица, что станет первой, в подарок получит еще и массаж шеи!

Из-за шкуры высунулась рука, явно принадлежащая Мэи Си. Рука погрозила пальцем и снова исчезла.

– Или массаж чего угодно, по желанию! – добавил Девирг.

На этот раз из-за ширмы выглянула порозовевшая Грейцель. Откинув со лба мокрые волосы, она прищурилась:

– Чего ты там хотел предложить, я не расслышала?

– Я говорю – помыться бы! И покушать! А вы печь оккупировали! И воду, поди, всю использовали!

– Ой, прекращай ты ныть, а? – из-за ширмы появилась голова Алекриз. – Мужчины должны стойко и мужественно переносить и выносить… да ведь, Грей?

– Истинно так.

Обе снова скрылись за шкурой.

– Нет, ну вот как так можно? – Девирг покачал головой. – Просто обтереться на раз влажным полотенцем и на раз – сухим. Волосы промыть более-менее. Но что можно делать столько времени, сколько они там сидят?

– Да пусть сидят, – махнул рукой Кин Зи. – Для них это отдых после такого дня. Тем более что они, кажется, уже заканчивают.

И действительно, не прошло и получаса, как из-за ширмы появились сияющие чистотой и общим счастьем дамы.

– Все, парни, – разрешила Вейга. – Ванная в вашем распоряжении.

– Эх, ванная… – тоскливо вздохнул Девирг. – Хорошо Тэи, к нему и грязь вроде бы не прилипает, и позаботиться есть кому, а нам… Пошли, Кин, а то я себя среди этих чистых физиономий чувствую чужим и нелюбимым.

Он зашел за ширму и спустя секунду из-за нее донеслось:

– А чем мыться-то?! Где вода вся?!

Кин Зи посмотрел в резервуар печи и улыбнулся.

За ширму заглянула Грейцель, вытирая волосы.

– Чем ты тут опять недоволен?

– Чем я недоволен?!

Девирг ткнул пальцем в сторону печи. Воды в резервуаре оставалось столько, что хватило бы разве что на три-четыре чашки чая.

– Куда воду дели?! И ведь пол сухой! Вы ее выпили, что ли?

Грейцель тоже заглянула в резервуар.

– Ты же сам сказал: на раз обтереться влажным полотенцем, на раз сухим,– пожала она плечами. – Полотенце тут намочить хватит. Умывайтесь, давайте, а то на вас смотреть страшно.

И она спокойно вышла из-за ширмы.

– Нет, ты видел, а? – Девирг посмотрел на Кин Зи.

– Но ты ведь и вправду так сказал, – ответил тот.

– Так я же не буквально имел в виду!

– Ну вот… Кого теперь это интересует.

– Что за жизнь, – окунув полотенце в воду, Девирг с несчастным видом принялся снимать рубашку. – Кому отдых от бед, а кому беды без отдыха.

Но, как бы то ни было, воды хватило для того, чтобы привести себя в порядок. Когда водные процедуры, наконец, были окончены, ширма снята («Ну вот, плакал, что воды мало, а сам все тут залил» – указала Вейга на пару отпечатков мокрых ног, оставшихся на полу), а в резервуаре печи снова вскипела вода, все уселись ужинать.

Благо, еды хватало: в рюкзаках осталось еще достаточно вяленого мяса, колбасы, темного хлеба и прочих вкусностей, запасенных в гедарском поселке. Алекриз добыла из своей сумки пару мешочков с травами («Подарок от Иове Ли» – пояснила она) и с общего разрешения заварила ароматный и вкусный чай. Горячий напиток, легко пахнущий травами, цветами, приятный на вкус, теплый дрожащий свет из-за дверцы печурки и вкусный ужин помогли забыть о холоде за стенками палатки, о тяжелом переходе и о той неизвестности, что еще ждала впереди.

– А с Тэи точно все будет в порядке? – спросила Вейга, которая весь вечер не отходила от санорра, постоянно поправляя одеяло, которым он был укрыт.

– Ему нужно отдохнуть, – уклончиво ответила Мэи Си.

– Да уж, – Грейцель потянулась. – И не одному ему. У меня вот тоже глаза слипаются. А еще дежурить.

– Ну, уж нет. Дежурить буду я. – Кин Зи поднял руку. – А ты отправляешься спать.

Грейцель не очень уверенно попыталась возразить, но он быстро прекратил все споры.

– Спать – и не спорить. Завтра мы будем на месте. Кто знает, что там? Так что силы пригодятся.

– Да я отдохнула уже.

– Слушай, женщина, что за разговоры? – вмешался Девирг. – Мужчина сказал – спать, значит носом к стенке без возражений! Не зли… нас! Да, Кин?

– Ну ладно, раз так, то я пошла, – без особенного сопротивления сдалась Грейцель, снова позевывая. – Но если что – будите.

– И нас тоже! Да, Вейга? – Винга, собравшая остатки ужина, кивнула сестре, которая устраивалась поближе к Тэи Зи.

– Я вообще пока спать не буду, – вяло ответила та, закутываясь в мягкую шкуру и клюя носом. – Я за Тэи буду смотреть. Если проснется – ужином накормлю.

Алекриз тоже расправила постель.

– Мэис, ты спать пойдешь?

– Сначала проверю защиту. Ложитесь.

Винга закончила уборку, подошла к сестре, которая уже вовсю свистела носом, аккуратно уложила ее и тоже залезла под теплое одеяло.

– Спокойной ночи!

– Спокойной ночи нам всем, – Девирг растянулся у огня, как всегда не особо утруждая себя обустройством постели. Положил под голову уже высохшее над печкой полотенце вместо подушки – и хватит. Не прошло и десяти минут, как он уже крепко спал.

Глава 27

Ройзель стоял у окна, опершись на свою трость. Прикрыв свободной рукой глаза от света уличного фонаря, он пытался разглядеть в небе хоть одну светящуюся точку, но яркое зарево городских огней поглотило их все, превратив ночное небо в мутную темную пелену неопределенного цвета.

Когда-то давным-давно, кажется уже что совсем в другой жизни, когда вся семья проводила летние месяцы в большом доме на юге, они с братьями часто забирались на крышу и, лежа на ней, рассматривали прозрачно-черное небо, усыпанное сияющими огоньками, составляя из них разные фигуры и давая им названия. Звезды медленно двигались и Яков, старший из братьев, уверял, что все эти огоньки плывут по невидимым потокам в необъятном пространстве, далеко-далеко от Дивероса. Конечно, ему верили, ведь он был самым взрослым, готовился учиться в Старом Городе, прочитал кучу книг, и уж точно знал, о чем говорил.

Тихонько скрипнула дверь кабинета.

– Франц, я отпустила охрану, как ты просил. Что-то случилось? Что-то сказал целитель?

Ройзель обернулся к жене и мягко улыбнулся.

– Ничего нового дорогая, не волнуйся. Офицеры ушли?

– Да.

– Хорошо, спасибо. Ты ложись, уже поздно.

– А ты?

– Мне еще нужно закончить кое-какие дела. Но я не долго, обещаю.

Подойдя к ней, он тихонько прикоснулся губами к ее лбу. Она в ответ положила голову на его плечо.

– Постарайся хотя бы часок выкроить для сна, хорошо?

– Конечно. Я приду.

Проводив жену и закрыв дверь, Ройзель тяжело опустился в одно из двух кресел, стоящих у камина. Горящий в нем огонь отражался от полированной поверхности столика, стоящего между креслами, и яркими точками вспыхивал на круглых зеленых шариках, лежащих в коробочке с открытой крышкой. Эти пилюли уже не напоминали мелкие горошинки, и когда Ройзель взял одну из них, то ему пришлось приложить усилия, чтобы ее проглотить.

Целитель-саллейда, который передал их ему, ушел меньше часа назад и его слова, произнесенные тихим и исполненным сочувствия голосом, до сих пор звучали у алворда в ушах, безжалостно сжимая окружающий его мир до размеров тесной и холодной могилы, давя, словно опустившаяся сверху неподъемная каменная плита.

– Увеличивать дозу и концентрацию состава больше нельзя, – сказал он. – Алворд, вы должны быть готовы к тому, что лекарство будет медленно терять свою силу.

Нет, конечно, Ройзель знал, что этот день однажды настанет. И ему казалось, что он подготовил себя к этому. Но он ошибся. И хоть на лице его не дрогнул ни один мускул, сердце его на мгновение остановилось от тоскливого ужаса.

Повернувшись спиной к саллейда, он усилием воли постарался взять себя в руки. Ему это удалось настолько, что голос не дрожал, когда он задал вопрос:

– Вы уверены, что ничего больше нельзя сделать?

– Ваше лекарство – яд само по себе, алворд, – ответил саллейда. – В точно рассчитанной концентрации он убивает лишь ту часть вашего тела, что ослаблена недугом, уничтожая и болезнь. Но она распространяется быстрее, борется с лекарством, изменяется, пытаясь выжить. Поэтому мы постоянно увеличивали силу снадобья. И сейчас мы достигли предела. Еще немного – и лекарство убьет вас вместо того, чтобы помочь.

Какое-то время Ройзель молчал. Саллейда смотрел на него с сочувствием.

– Чего мне ждать? К чему готовиться? – наконец спросил он, не поворачиваясь.

– Поначалу мы еще сможем сдерживать болезнь. Используйте это время, чтобы привести в порядок дела.

– Как долго?

– Два года, алворд. Я могу твердо обещать, что два года вы точно сможете ходить. После этого болезнь начнет распространяться все глубже. Сначала вы не сможете самостоятельно передвигаться. Затем постепенно, примерно в течении трех лет, тело перестанет подчиняться вам окончательно.

Ройзель повернулся к целителю.

– А эта боль? Она усилится?

Саллейда покачал головой.

– Нет, алворд., боль уйдет. Вы вообще утратите чувствительность ко всему. Но сохраните ясный разум.

Ройзель опустил голову. Какое-то время он обдумывал сказанное, затем, собрав все свои внутренние силы, попытался улыбнуться.

– Ну что же… Могло быть и хуже. Значит, вместо политики буду предаваться созерцанию. В сущности, покинуть этот мир, слушая пение птиц в саду и любуясь цветами – это не так уж и плохо.

Целитель покачал головой и вздохнул. Ройзель вздрогнул, когда увидел, с каким состраданием в своих зеленых глазах саллейда смотрит на него.

– Боюсь, все намного хуже, алворд, – сказал он.

Ройзель внезапно почувствовал, как у него пересохла гортань. Он с трудом проглотил вставший в горле ком и открыл было рот, чтобы задать вопрос, но не нашел в себе сил произнести ни звука.

Саллейда понял что он хотел спросить.

– Полная потеря подвижности – это еще не все, к чему вам нужно быть готовым. Болезнь не только лишит вас чувствительности к боли. В течение примерно пяти лет вы перестанете ощущать жар и холод. Вы перестанете ощущать вкус, а затем…

Он сделал паузу, словно не решаясь продолжить.

– Затем вы лишитесь зрения. А после – и слуха.

Ройзель почувствовал, что его сердце оторвалось и рухнуло куда-то глубоко, в ледяную необъятную бездну, куда ему предстояло отправиться вслед за ним. Его затрясло. Он закрыл глаза и оперся на подоконник, потому что почувствовал, что готов упасть, словно тело уже отказывалось ему повиноваться. Его рубашка вдруг прилипла к телу, мгновенно пропитавшись ледяным потом.

В темной комнате висела тишина. Саллейда терпеливо ждал. Наконец алворд снова смог заговорить.

– И это состояние… сколько я проведу слепым, глухим, парализованным и ничего не чувствующим, но с ясным сознанием? Сколько я пробуду живым мертвецом, пока стану настоящим трупом?

Зеленые глаза с узкими вертикальными зрачками блеснули, отразив свет из окна.

– Этого, алворд, я вам сказать не могу. Все зависит от того, как быстро болезнь победит окончательно. Возможно, на это уйдет несколько дней, а может быть ваше сознание и ваше тело, даже в таком состоянии, смогут бороться годами, прежде чем…

– Усильте снадобье! – резко оборвал его Ройзель, – Усильте в несколько раз! Изготовьте только одну пилюлю и принесите ее мне!

– Алворд, я же сказал…

– Я понял, что вы сказали. Поймите и вы меня. Усильте снадобье в несколько раз. Я даю слово – никто и никогда не узнает, от кого я его получил.

Целитель решительно покачал головой:

– Нет, алворд, этого не будет. Вы не знаете, о чем просите. Вы не представляете, какой мучительной будет смерть, если…

– Тогда составьте другую смесь. Такую, которая все сделает мягко и безболезненно. Я ведь знаю, что вы, саллейда, это умеете. И, я уверен, не раз уже использовали свои умения!

Зеленые огоньки снова вспыхнули в темноте.

– Нет, – твердо ответил целитель.

Затем, добавил уже мягче:

– Прошу вас, алворд, не просите у меня больше, чем я могу для вас сделать. Вы же знаете, что ни один саллейда никогда не пойдет на такое. Жизнь никогда не возникает без причины, а смерть никогда и ни к кому не приходит не вовремя. Поэтому – не будем об этом более.

Ройзель опустил голову и повернулся к окну. Снова наступила тишина.

– Это все, что я хотел вам сказать, – произнес за его спиной санорра. – Мы еще встретимся позже, наверняка у вас будет множество вопросов. Я постараюсь ответить на все. Пока же, я чувствую, что вам лучше побыть в одиночестве. Хочу лишь попросить – не торопитесь совершать необдуманные поступки.

– Боитесь, что наложу на себя руки? – не поворачиваясь, усмехнулся Ройзель, глядя на собственное отражение в стекле.

– Я могу лишь попросить вас о том, о чем я попросил, не более, – ответил саллейда. – Желаю вам спокойной ночи и мирного утра, алворд.

Не отрывая взгляда от окна, Ройзель кивнул, и целитель тихо вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Странно, но сейчас, глядя на огонь, горящий в камине, алворд вдруг понял, что не боится. Ужас, еще недавно сжимавший его в своих влажных ледяных тисках, ураган мыслей и образов, беснующийся в голове – все это вдруг исчезло, оставив после себя черную пустоту, бесконечное пространство, наполненное молчащим ничем.

Вытащив с нижнего яруса столика плоскую бутылку, Ройзель до половины наполнил стакан темной прозрачной жидкостью и, закрыв глаза, сделал глоток. Напиток огнем прокатился по горлу, но вместо ожидаемой волны тепла алворд вдруг ощутил, как на него словно дыхнули холодом.

Тогда он поставил стакан на столик, открыл глаза и спокойно произнес:

– Я вас не приглашал.

Глава 28

Серая тень у дверей чуть колыхнулась, сразу потеряв строгую форму.

– Входная дверь открыта и поста около нее нет. У вас этой ночью назначена еще какая-то встреча, которую вы бы хотели провести без свидетелей, алворд?

Ройзель покачал головой и указал на кресло, стоящее с другой стороны столика. Закрытая темным плащом фигура мягко шагнула на освещенное пространство и бесшумно пересекла комнату. В свете огня блеснул под приоткрывшимися на груди половинами плаща знак Государственного Совета на церемониальной цепи.

Алворд бросил взгляд на гостя.

– Необычный у вас костюм, Нье Анэ. Пожалуй, он идет вам больше, чем то, в чем я вас обычно вижу. Хотя на заседания Совета его, пожалуй, лучше не надевать. Но цепь советника, я смотрю, вы не забыли даже сейчас. Так кто же пришел ко мне: член Государственного Совета, представитель Эш Гевара или тот, с кем можно говорить откровенно?

– Полагаю, прежде всего, вы сами должны это решить для себя, алворд.

Ройзель молча кивнул и снова отвернулся к огню. Смолистые дрова тихо пощелкивали в тишине.

– Ваши Дей Кай, кажется, неплохо устроились в Аверде, – вдруг сказал он. – Даже эйцвас, позабыв свои прежние убеждения, прибегает к их услугам. Этот негодяй, которого они предоставили Старому Городу, не только признался в краже камней из храмовых тайников, но и порассказал много всего такого, что поможет закрыть, наконец, очень давние дела и ответить на очень старые вопросы. Говорят, он кается в столь многом и столь охотно, что за ним записывать не успевают. А эта компания тем временем, как мне сообщили, отправилась на Север, так что не удивлюсь, если…

– Алворд, – вдруг прервал его Нье Анэ, – вы хотите обсуждать Дей Кай?

Ройзель замолчал. А санорра не спеша снял с шеи цепь советника.

– С этого момента перед вами представитель Эш Гевара, – сказал он. – Вы готовы говорить со мной?

– И все, что здесь будет сказано…

– Вы знаете правила, Ройзель.

– Знаю. В таком случае, расскажите мне, чем будет то, что вы мне предлагаете, отличаться от действия лекарства?

– Всем. Вам больше не придется специально поддерживать свои силы. Никаких настоев, пилюль, никаких связанных с этим последствий.

– И как же долго? Помнится, вы обещали мне десять лет.

– Когда я обещал их вам, болезнь еще не развилась так сильно. Сейчас…

Нье Анэ долгим, внимательным взглядом, оглядел алворда, и твердо сказал:

– Сейчас я готов обещать вам не больше восьми.

– Вот как?

– Да. Но не меньше шести. Повторяю, я здесь для того, чтобы помочь вам, а не лгать. Но те годы, что я обещаю вам, будут полноценными. Вы никогда и ничем не заболеете, ваши зрение и слух будут идеальны. Вам даже не потребуется трость, чтобы передвигаться, хотя лично я предложил бы ее оставить, чтобы у окружающих не возникло подозрений.

Алворд задумался. Его стакан опустел, и он снова наполнил его. Нье Анэ на немой вопрос отрицательно покачал головой.

– Как хотите.

Глядя в темноту, Ройзель размышлял. Санорра его не торопил.

– И как это будет? Когда… все закончится? – вдруг спросил он.

– Быстро, – спокойно ответил Нье Анэ. – И абсолютно безболезненно. Вероятнее всего, вы просто ляжете спать и уже не увидите следующего утра.

– Вот как? Значит, я не буду слепым, глухим и беспомощным полутрупом, истекающим собственной слюной перед всеми?

– Нет, алворд. Вы не будете тлеть, разрушаясь в золу, а уйдете за горизонт спокойно и с достоинством.

Ройзель с удивлением взглянул на своего гостя:

– Таких речей я ожидал бы, пожалуй, от Раг Эш, но никак не от вас, Нье Анэ.

Санорра ничего не ответил. Ройзель тоже продолжать тему не стал.

– Я стану похожим на вас? – спросил он спустя какое-то время.

– На меня?

– Нет. Я имею в виду – я стану похожим на санорра?

Нье Анэ покачал головой:

– Нет, алворд, не станете. Мы лишь заставим ваше тело собрать все свои жизненные силы. Это позволит не только противостоять болезни, но и в какой-то мере даже омолодит вас… на время, разумеется.

– На время.

– Да, на время. Чем ярче горит свеча, тем быстрее она тает, и никакая лампа не сможет светить долго, если в нее не добавлять масла.

Ройзель прищурился, посмотрел ему в глаза и негромко спросил:

– А если добавлять?

– Нет, Ройзель, – твердо ответил Нье Анэ. – И не стоит говорить о том, чего вы не знаете. Вы не представляете, что это такое. И, к счастью для вас, никогда не сможете представить. Во-первых, вы, гельды, созданы так, что сила Хаоса уничтожит вас при прикосновении, а во-вторых – то ее количество, которое было запечатано в Эш-Геваре, ограничено. Представьте себе кувшин с водой. Если вы попытаетесь перелить ее в один стакан – он переполнится, а если в тысячу – в каждый стакан упадет по одной капле.

– Кажется, я понимаю.

– Да. Хаос разумен. Он понимает, что если носителей слишком мало – они погибнут, а если слишком много – то они легко смогут подавить его проявления. Для того, чтобы выжить и существовать дальше, он точно отмерил количество тех, кто смог носить его в себе, уничтожив остальных. И с тех пор это количество неизменно.

– Но при этом вы ведете счет поколениям.

– Да. Тэй – первое поколение, те, кто пришел в Эш Гевар и, собственно, и стал первыми санорра. Фэй – второе, Ни – третье

– Зи и Си, соответственно – четвертое и на сегодня последнее, как мне известно – пятое. Это не тайна.

– Именно так.

– И как же санорра удается поддерживать свою численность на одном уровне? Неужели…

– Нет, алворд, мы не убиваем лишних, – прервал его Нье Анэ. – Мы вообще ничего для этого не делаем. Хаос сам контролирует количество санорра, позволяя зачать, выносить и родить ребенка только тогда, когда необходимо восстановить нашу численность.

– То есть, новый ребенок рождается только тогда, когда один из санорра умирает? – спросил Ройзель.

– Мы предпочитаем говорить «уходит».

– Хорошо, пусть так. Так ли важно название?

– Для нас – да. Вы – гельды, саллейда, Раг Эш – все вы лишь сбрасываете свою телесную оболочку, становитесь чистой энергией, вливаясь в Тонкий Мир. Мы же…

Нье Анэ сделал неопределенный жест.

– Да, мы живем очень долго. Наш разум способен на многое, что не доступно остальным. Наши тела идеальны, реакции – молниеносны. Мы не знаем болезней, не знаем старческой слабости. Нас практически невозможно убить – вы знаете это. Наши тела способны сами справиться с самыми тяжелыми ранами. Но все это – Хаос, который мы носим в себе. Его желание выжить. Для него мы – сосуды, которые необходимо сохранять в нормальном состоянии как можно дольше. Но мы не вечны. И Хаос покидает нас вместе с жизнью, возвращаясь к своему сосредоточению – в Эш Гевар. Затем он дожидается, пока его новый носитель родится, достигнет нужного возраста и наберется достаточно сил, чтобы пережить слияние. Обычно это двенадцать – пятнадцать лет, не больше.

– И что же происходит потом?

– Незадолго до нужного момента Хаос начинает контактировать с ребенком. Он изучает его, оценивает. Он подступает все ближе. Пока, наконец, не наступает момент их полного слияния. Тогда Хаос наполняет его тело, за одну ночь изменяя его, превращая во взрослого санорра. Это… очень необычно. И крайне болезненно. Пожалуй, вы сочли бы это зрелище отвратительным, доведись вам присутствовать при нем. Но даже это не самое страшное. А то, что Хаос пытается подавить саму сущность своего носителя. Взять ее под полный контроль. Несколько часов, преодолевая непереносимую боль, подросток борется за свою жизнь. Поддержкой ему может быть лишь его природная сила и выносливость, и тогда Хаос сделает его еще сильнее. Или же он сможет одержать вверх усилием своего разума, и станет иворэ – посвященным.