Казак тряхнул серебряной серьгой и отозвался весело:
– А я из-под дуба, из-под вяза, с донского лягушачьего царства!
– Ага! – добродушно улыбнулся гость. – Выходит, это близко отселева. Хорошо! Много недель скакал, а все же достиг вольного края.
– Да кто же ты? – продолжал допрашивать Брязга.
Приезжий весело засмеялся – сверкнули ровные белые зубы.
– Не боярин я и не ярыжка, не вор-ворющий, не целовальник и не бабий охальник! – шутливо отметил он. – Бурлаком жил, «гусаком» в лямке ходил, прошел по волжскому да по камскому бечевникам, все тальники да кусты облазил, в семи водах купался. Довелось и воином быть, врага-супостата насмерть бить, а каких кровей – объявлюсь: под сохой рожен, под телегой повит, под бороной дождем крещен, а помазан помазком со сковороды. Эвось какого я роду-племени!
– Вот видишь, я сразу сгадал! – также шутливо отозвался Брязга. – По речам твоим узнал, что ты по тетке Татьяне наш двоюродный Яков.
– Ага, самая что ни на есть близкая родня вам! – засмеялся гость, а за ним загрохотали казаки.
Только пожилой, диковатого вида казак Степан строго посмотрел на гостя.
– Погоди в родню к станичникам лезть! Не с казаками тебе тягаться, жидок сермяжник! – вызывающе сказал он.
– Э, соколик, сермяжники Русь хлебом кормят, соль у Строганова добывают! – добродушно ответил наезжий. – Эх, казак, не хвались силой прежде времени!
– А я и не хвалюсь! – поднимаясь от костра, усмехнулся Степан. – Коли смелым назвался, попытай нашу силу! – Он вызывающе разглядывал беглого.
Никто не вмешался во внезапно вспыхнувшую перепалку. Интересно было, как поведет себя гость. Степан, обутый в тяжелые подкованные сапоги, в длинной расстегнутой рубахе, надвигался на приезжего. Решительный вид казака не испугал молодца. Он проворно скинул кафтан, бросил пояс с ножом и сказал станичнику:
– Ну что ж, раз так, попытаем казачьего духа!
Степанка орлом налетел на молодца. Наезжий устоял и жилистыми руками проворно облапил противника.
– Поостерегись, казак! – деловито предупредил он.
Брязга вьюном завертелся подле противников. Он загорелся весь и со страстью выкрикивал Степану:
– Левшой напри, левшой! Колыхни-ка круче! Э-эх, проморгал…
Молодец мертвой хваткой прижал Степанку к груди, и не успел тот и охнуть, как лежал уже на земле.
– Во-от это да-а! – в удивлении раскрыл рот Полетай. – Враз положил, а Степанка у нас не последний станичник.
Разглаживая золотистые усы, Полетай обошел вокруг гостя.
– Как звать? – строго спросил он победителя.
– Звали Ермилом, Ермишкой, а на Волге-реке больше кликали Ермаком! – отозвался наезжий и полой рубахи вытер пот.
– Ермак – артельное имя! – одобрил казак. – Ну, сокол, не обижайся, раз так вышло, придется и мне с тобой потягаться за станичную честь.
– Коль обычай таков, попытай! – ровно ответил Ермак.
Брязга бесом вертелся, не мог угомониться; потирая руки, он подзадоривал бойцов.
– Ты не бойся, не пугайся, Петро, не убьет Ермишка! – подбадривал он Полетая. – Только гляди, не ровен час, полетишь на небо… Эх, сошлись! Эх, схватились!
Казак стал против Ермака, и оба, разглядывая друг друга, примерялись силами.
– Давай, что ли? – сказал Полетай и схватился с противником. Станичник напряг все силы, чтобы с маху грянуть смельчака на землю, но тот, словно клещами, стиснул его и поднял на воздух.
– Клади бережно, чтобы дух часом не вышибить! – со смехом закричал Брязга.
Но Полетай оказался добрым дубком – как ни клонило его к земле, а все на ноги становился.
– Вот эт-та леш-ш-ий! – похвалил Полетая Степанка. – Крепкий казачий корень! Не вывернешь!
– Посмотрим! – отозвался Ермак и, с силой рванув станичника, положил его на спину.
– Ого, вот бесов сын! – пронеслось удивленно меж казаками. – Такой и впрямь гож в товариство.
Побежденный встал, отряхнулся и незлобливо подошел к Ермаку.
– Ну, сокол, давай поцелуемся! Люблю таких! – Он обнял победителя и похвалил: – Ровни меж нами тебе нет.
– Постой, станичники, погоди, если так, – всем скопом на вожжах потягаться! – предложил Брязга.
– Давай! – вмешался до сих пор упорно молчавший казак Дударек, маленький, но жилистый, и хороший наездник. – Любо, браты, потягаться с таким молодцом.
– Любо, ой, любо! – закричали казаки, и Брязга проворно достал ременные вожжи.
– А ну, станичники, действуй! – протянул он концы Ермаку и Полетаю. За казаком уцепились еще трое. Изготовились, крепко уперлись ногами в землю.
– Дружно, браты, дружно! – закричал призывно Дударек. – Не стянуть нас супостату с донской степи, с приволья! – И он затянул широким плавным голосом:
Да вздунай-най ду-на-на, взду-най Дунай!
Ермак перекинул ременные вожжи через плечо и в ответ крикнул:
– Раз, два, зачинай. Тащи, вытаскивай! – Подзадоривая, он изо всех сил натужился. На его загорелом лбу вздулись синие жилки, выступил пот. Минуту-другую ременные вожжи дрожали, как струна. Все притихли.
– Врешь, животов твоих не хватит! – сердито выкрикнул Степанка.
По степи пробежал ветерок, вздул пламя костра, стало светлее. И Полетай заметил, как его ноги, обутые в мягкие кожаные ичиги, медленно-медленно поползли вперед.
– Стой, стой, ты куда же, леший! – заорал Брязга и тоже, вслед за товарищем, заскользил вперед. – Эхх!..
Ермак всем телом навалился на вожжи и рванул с такой силой, что двое, взрывая ногами землю, потянулись за ним, а Дударек и Степанка с гоготом упали.
– Оборони, господи, глядите, добрые станичники, экова мерина родила мать!
– Ну, сокол, потешил! Твоя сила взяла! – сконфуженно сказал Полетай. – Сворачивай в нашу станицу: с таким и на татар, и на ногаев, и на турок, и на край света не страшно идти! Айда, садись к тагану, да ложку ему живей, братцы!