Ермак. Том I

И пока сами мылись, пока купали и поили коней, взошло солнце, и на левобережье Волги, над камышами потянулся сизый туман.

Утомленные, но счастливые казаки отыскали в тальнике укромный уголок и разожгли костер. Над ним повесили черный от копоти котел и стали варить похлебку.

Ермак смотрел на золотой плес, на просинь могучей реки и вполголоса пел:

Ах ты Волга ли, Волга матушка.
Широко ты, Волга, разливаешься.
Что по травушкам, по муравушкам.
По сыпучим пескам да камушкам.
По лугам, лугам зеленым.
По цветам, цветам лазоревым…

– Братцы! – прерывая песню, закричал Богдашка Брязга. – Тут в овражке таится хутор. Айда-те за мной!

– Стой! – строго сказал Ермак. – Пойти можно, но русского добра не трожь! Веди нас.

Брязга привел казаков в дикое место. Под вековым дубом приютилась рубленая изба, двери – настежь. В темном квадрате вдруг появилась баба. В синем сарафане, здоровенная, лет под сорок, она сладко зевнула и потянулась.

– Здорово, краса! – окрикнул женщину Ермак.

– Ахти, лихонько! – от неожиданности взвизгнула баба и мигом скрылась в избе.

Казаки вошли в дом. В большой горнице тишина, пусто.

– Эй, отзовись, добрая душа! – позвал Ермак, но никто не откликнулся.

Тем временем Богдашка Брязга сунулся в чулан. Глаза его озорно блеснули: в большой кадушке он разглядел широкую спину хозяйки.

– Ишь, ведьма, куда схоронилась! Вылезай! – незлобиво крикнул он и за подол сарафана вытащил толстую бабу из кадушки. Подталкивая, вывел ее в горницу.

– Гляди на хозяюшку! – весело оповестил он.

– Ты чего хоронишься, лесная коряга? – закричали казаки. – Разве не знаешь порядка: когда нагрянут казаки, надо встречать с хлебом-солью! Проворней давай нам есть!

Хозяйка поклонилась станичникам.

– Испугалась, ой, сильно испугалась! – пожаловалась она. – Тут по лазам да перелазам всякий леший бродит, а больше копошится ныне ногаец! Злющ лиходей!

– Есть ли у тебя хлеб, хозяюшка? – ласково спросил ее Ермак. – Изголодались, краса. Как звать, чернобровая?

Женщина зарделась. Добродушная речь казака пришлась ей по сердцу.

– Василисой зовут, батюшка! – отозвалась она и засуетилась по избе.

Сбегала в клеть, добыла и положила на стол и хлеба, и рыбы, и окорок.

– Ешьте, милые! Ешьте, желанные! – приятным грудным голосом приглашала она, а сама глаз не сводила с Ермака. Плечистый, темноглазый, с неторопливыми движениями, он напоминал собою домовитого хозяина.

– И откуда у тебя, матка, столько добра? – полюбопытствовал Ермак.

Василиса обласкала его взглядом и певуче отозвалась:

– Волга-матушка – большая дорога! Много тут всякого люда бродит по воле. И брательники мои гуляют…

– С кистенями! – засмеялся своей подсказке Богдашка Брязга.

Женщина потупила глаза. Ермак понял ее душевную смуту и ободрил:

– Не кручинься. Не кистенем, так оглоблей крестить надо бояришек да купцов! Пусть потрошат мирских захребетников. «Сарынь на кичку!» – так, что ли, твои брательники окликают на вольной дорожке приказного да богатого? Не бойся, матка, нас!

– Так, желанный, – охотно согласилась баба. – Кто богу не грешен!

Она нескрываемо любовалась богатырем: «Эх, и казак! Бровь широкая, волос мягкий, глаз веселый да пронзительный! И речист и плечист!» – Она поклонилась ему:

– А у меня и брага есть!

– Ах, какая ты вор-баба! – засмеялся Брязга. – Вертишься, зенки пялишь на казака, а о браге до сих пор ни гу-гу… Тащи скорей!..

Василиса принесла отпотевший жбан хмельной браги, налила ковш и поднесла Ермаку. Казак утер бороду, перекрестился истово и одним духом осушил ковш.

– Добра брага! Ой, и добра с пути-дороги! – похвалил он и отдал ковш хозяйке.

Василиса затуманилась, иного ожидала она. Повела гладкими плечами и сказала Ермаку с укором:

– Ты что ж, мой хороший, аль порядков не знаешь? После браги отплатить хозяйке полагается!

– Чем же это? – полюбопытствовал Ермак.

– Известно чем! – жарко взглянула она ему в глаза.

Ермак переглянулся со станичниками и сказал женке:

– Я казак, родимая! Не миловаться и целоваться мчал сюда. Но уж так и быть, больно душевна ты и пригожа! – Он поднялся из-за стола, утер усы, обнял и поцеловал хозяйку. Василиса зарделась вся и с такой лаской глянула ему в глаза.

– Неужели с Волги уйдешь? Где же казаку погулять, если не на таком раздолье!

Ермак отстранил ее:

– Нет, родимая, не по такому делу нынче торопимся мы. Несем мы важную весть для русской земли. Укажи нам тропку, чтобы невидно-неслышно проскочить в Астрахань, да и сама уходи отсюда! Великая гроза идет…

Баба охнула, и на глазах ее блеснули слезы. Потом, справясь с собой, сказала:

– Ладно, казачки, выведу я вас на тайную тропку. Только Стожары в небе загорятся, и в дорожку, родные!

Богдашка сверкнул серьгой в ухе, перехватил ковш, и пошел он гулять среди казаков. Выпила и Василиса. Захмелела она от одного ковша и петь захотела.

– Хочешь, желанный, послушать нашу песню, – предложила она Ермаку. – Холопы мы, сбежали от лютого боярина, и песенка наша – э-вон какая!

Не ожидая ответа, раскрасневшаяся женка приятно запела: