Русские. 1812–1814. За Родину!
Вольтижеры быстро наводнили лес и он посинел от их мундиров. Казалось, за каждым деревом и кустом, за каждой кочкой засел француз. Невысокие, смуглые стрелки, очень ловко и быстро перезаряжая свои ружья, постоянно меняя позиции, обрушили град пуль на егерей. Две из них сбоку прошили ранец Данилова. Французы стали обходить роту. Их штыками отогнали соседи. Огневой бой прерывался короткими рукопашными схватками. Стволы ружей и нарезных штуцеров егерей раскалились от частых выстрелов и их огонь стал не столь метким. Французов же становилось все больше и больше. Егеря начали откатываться назад. Чтобы не оказаться в окружении, Данилов распорядился отходить к предместью, где полк начал занимать новую позицию. Отстреливаясь, рота бегом покинула лес. Пробежав две сотни метров, егеря залегли у реки. Отдышавшись, кто лежа, кто с колена, кто стоя солдаты на выбор начали отстреливать выходящих из леса французов. Те отвечали, правда, без особого успеха и готовились сходу захватить мост. В этот момент по ним и ударили казаки и московские драгуны, которые были спрятаны до поры, до времени за домами у моста. Французы побежали. Кавалеристы преследовать их не стали, тем более, что на их фланг стали выезжать не менее двух бригад французских гусар, драгун и конных егерей. Ускоряя свое движение, они вышли к реке и старались отрезать от нее казаков и драгун. Закипел неравный кавалерийский бой. Удалось отбиться, но пришлось вброд уходить на другой берег Гжати. Город уже стал затягиваться дымом, кое-где над крышами домов показались языки пламени. Лишь главную улицу, по которой уходили войска, пожары пока не затронули.
Данилов увидел на мосту командира полка, о чем-то говорившим с пионерным офицером. Потом полковник замахал рукой, показывая, что надо переходить мост, а рядом стоявшие с ним барабанщики ударили «сбор». Вестовой галопом поскакал вдоль позиции полка оповещая об отходе. Полк по мосту быстро стал переходить реку и втягиваться в горящий город.
Егеря выволокли на дорогу березы и свалили их перед мостом. Французская кавалерия пошла было в атаку, но наткнулась на препятствие, замешкалась и под огнем егерей откатилась назад. Вперед побежали пехотинцы, стали разбирать завал. В это же время пионеры под прикрытием егерей залили мост горючей жидкостью, забросали мешками с паклей и щепками и зажгли. Французы вели по ним шквальный огонь, но никто из героев не был убит. Лишь их командир – молоденький поручик, уходивший последним получил пулю в плечо.
Французские кавалеристы вброд стали переходить Гжать и вслед за егерями вошли в центр города. Оставив пушки и повозки на своем берегу, неприятельская пехота через полуразрушенный и продолжавший гореть мост стала пробираться через Гжатск. Почерневшие от дыма егеря, цепляясь за каждый дом и переулок, отстреливаясь от наседавших врагов вышли из города. Там, у деревни Лескино, их ждала смена – пехотный, Сибирский драгунский и два казачьих полка с артиллерией.
На этот отряд вывел свою часть арьергарда дважды до этого избежавший окружения генерал барон К.А.Крейц. Преследовавшие его 13 эскадронов баварской кавалерии у Лескино попали в мешок, были разгромлены и отброшены.
Поздним вечером, объезжавший расположившихся на ночевку егерей полковник, поздравил Данилова с представлением к награждению за участие в боях к ордену Св. Владимира 4-й степени.
Бои у Гжатска задержали французов и позволили русской армии немного отдохнуть и привести себя в порядок, а Кутузову – осмотреться, оценить реальное положение дел в войсках.
18—19 августа в Гжатск генерал М.А.Милорадович привел 15 с лишим тысяч рекрутов, которые были распределены по полкам. Численность армии возросла до 113.000 человек и она стала готовиться к битве. Но, осмотрев ранее избранную Барклаем позицию для генерального сражения у Гжатска, Кутузов и ее счел невыгодной. Последовал новый приказ об отходе.
_______
21 августа армия подошла к Колоцкому мужскому монастырю. Заложенный в 1413 году на земле Можайского княжества, он много повидал на своем четырехсотлетнем веку. Проходили мимо, осаждали, рушили его стены татары, литовцы, поляки, свои русские князья во времена междоусобиц, но он стоял, расширялся заботами монахов и окрестных крестьян. Теперь пришло время повидать новых пришельцев.
Армия прошла мимо обители. Солдаты и офицеры задерживали шаг, с восхищением разглядывали ее разноцветные, блестевшие на солнце купала, стены, крестились, некоторые про себя просили у Господа удачи в ратном деле, спасения от ран и смерти, другие обещали скоро вернуться.
Гренадер Казанцев вспомнил, как отец и мать водили его с братьями и сестрами в храм в соседнем селе, когда-то принадлежавшим фавориту Петра Великого – Александру Даниловичу Меньшикову. Перед глазами встали заросшая по берегам ивами тихая речка Абица (современная Битца) под горой, табун пасущихся на заливном лугу лошадей из расположенных у села царских конюшен, желтые поля ржи и овса в округе, подмосковные дали с синеющими на горизонте лесами. На холме над рекой возвышаются старинная церковь Святителя Николая с колокольней под голубыми куполами. Вспомнилось, как причащал его строгий, но с добрыми глазами батюшка, а в окна храма пробивались снопы солнечного света и высвечивали потемневшие от времени, в золотых и серебряных окладах лики святых. Потом он, вернувшись в свое Жуково, сидя на бревнышках под раскидистым, пламенеющим гроздьями кустом бузины со своими босоногими дружками, рассказывал им, как батюшка читал молитву, потчевал его сладким виноградным вином и просфорой, а где-то наверху красивыми голосами пели невидимые певчие… Казанцев даже плечами передернул от этих сказочных воспоминаний. Вытер кулаком увлажнившиеся глаза и тайком осмотрелся – не видел ли кто его слабины. Сейчас не до этого. До Москвы осталось совсем немного. Надо быть строже и сильнее, нельзя давать спуску ни себе, ни французам, которые поганят родную землю.
Теплая ладошка дотронулась до мозолистой пятерни Казанцева.
Рядом с корзиной яблок в руке шагала синеглазая девушка – Люба Звонарева.
– Возьмите, – предложила Люба, протягивая корзинку Казанцеву.– Не так пить будет хотеться. Мне их сейчас целую корзинку в селе дали.
– Спасибо тебе,«василек».
Растроганный неожиданной заботой, Казанцев осторожно выбрал самое зеленое и захрустел. Остальные все до единого Люба раздала другим солдатам…
Еще под Смоленском рота Доборшина приняла в свои ряды» нежных рекрутов», как, посмеиваясь, солдаты называли двух особ женского пола – голубоглазую шестнадцатилетнюю Любу Звонареву и ее тетку Варвару Степановну, женщину крупную и строгую. Обе выходили из горящего Смоленска. Французская граната убила родителей Любы и спалила их дом. Тетка была вдовой, приживала в этом же доме у своего брата – отца Любы. Когда случилась беда, обе женщины собрали в узлы вещички, которые успели вынести из пожарища, и ушли из города вместе с армией. Через три дня они, смертельно уставшие и голодные, сидели у обочины дороги и безразлично взирали на проходившие мимо войска.
Полк остановился. Было приказано варить кашу и отдыхать. К женщинам подошли унтер-офицер Синицын, Доборшин, Жуков и Казанцев. Сопровождал их лохматый пес. Солдаты поздоровались. Синицын спросил:
– Куда путь держите, горемычные?
– Три дня уже идем. Из Смоленска к родне в город Гжатск – отвечала Варвара Степановна, – спасаемся от басурманов.
– А далеко ли этот Гжатск будет? Мы, вроде, туда же направляемся.
– Уж пол пути прошли. Наверное, не дойдем. Сирота вот, совсем из сил выбилась.
И тетка, плача, стала рассказывать о пережитом за эти страшные дни.
Солдаты слушали и у них темнели глаза и невольно сжимались кулаки.
Синицын подошел к поручику и попросил разрешения накормить несчастных.
Слышавший весь разговор, офицер распорядился накормить беженок и довезти их, если они не возражают, на обозной телеге до города.
Всеобщий любимец – ротный кобель, получивший от солдат, к неудовольствию Синицына, кличку Кузя, никогда не упускавший случая подраться с деревенскими собаками, а во время боя околачивавшегося в боевых порядках гренадеров и убегавшего в тыл лишь при близком грохоте артиллерии, сразу проникся теплыми чувствами к женщинам, взял их под свою опеку. Сперва он несколько раз лизнул Любину руку, а когда получил ответную ласку, весело замел хвостом. Он внимательно следил за проходящими мимо чужими, иногда даже начинал рычать и лаять. Снисходительно относился лишь к знакомым солдатам и особенно выделял унтера Синицына, по странному совпадению носившего имя Кузьма. Пес всегда ночевал рядом с унтером, с удовольствием выполнял его команды, угощение позволял себе брать только из его рук, все понимал. Одно время, пока обоим это не надоело, почему-то даже пристрастился сопровождать унтера, когда того прихватывала нужда. Солдаты ржали и втихомолку судачили – «скоро Кузя и Кузьма разговаривать начнут друг с другом.» Но мало кто знал, что любовь Кузи к унтеру возникла после того, как прошлой осенью Синицын вытащил этого бродячего пса из-под еще неокрепшего льда, куда, направляясь в соседнюю деревню к своим дружкам и подружкам, тот провалился, неосторожно перебегая речку.
С появлением женщин хвостатый Кузя на время оставил тезку. Кузя на удивление не пришел к своей глиняной миске с кашей. Унтер даже стал слегка ревновать. Считая, что никто не видит, незаметно для женщин он похлопывал рукой по своей мускулистой ляжке и манил кобеля рукой, округлял глаза, улыбался, даже слегка посвистывал. Кобель туманил грустью свой взор, но не шел. Не помогла и здоровенная кость, показанная ему Кузьмой по совету Казанцева.
Унтер подошел к женщинам. Посматривая на пса, спросил:
– Поели?
– Спасибо, служивый. Кашей накормили. Слава богу. Даже, вот, собачку угостили – Варвара Степановна потрепала ухо Кузи.
– Наш командир разрешил подвести вас на телеге, если вы, конечно, не против. Отдохнете, а там видно будет. Вы ведь в Гжатск идете?
– Туда. Ой, спасибо, родимые. Обузой не будем. Еду вам сготовим, бельишко постираем, если надо.
Кузьма под наблюдением пса усадил беженок на телегу, протянул им пол каравая хлеба, кусок сала. Фурштатному наказал особенно не трясти.
Прозвучала команда строиться. Полк двинулся на восток. Рядом с Синицыном привычно рядом бежал Кузя, гордо поглядывавший на своего доброго хозяина.
Прошли Царево-Займище, потом покинутый жителями Гжатск. Как-то само-собой получилось, что Люба со своей теткой стали своими, занимались хозяйством в роте, чинили и стирали солдатское белье, научились на костре готовить еду и даже одним своим присутствием повышали у солдат и офицеров настроение. Батальонное и полковое начальство как бы их и не замечало – было полно других забот. Правда, командир батальона как-то на привале намекнул своим орлам – «беженок не обижать, а то шкуру спущу.» Мог бы и не говорить. Каждый солдат стремился словом и делом угодить Любе и ее тетке. А те уже и привыкли к армейской жизни, а уходить было некуда и не к кому.
_________
Казачий полк арьергарда генерала Коновницына, в котором служил есаул Кузнецов, последние дни проводил в постоянных стычках и боях с наседавшими французами. Два дня они простояли у Гжатска, а затем навалились на арьергард русской армии. Когда 24 августа показались колокола Колоцкого монастыря и казаки отбивали яростные атаки кавалерии корпуса генерала Груши и пехоты Богарнэ, основная армия уже располагалась на бородинских позициях. Было необходимо дать ей время на постройку укреплений и размещение войск, позволить принять подходящие из тыла полки Московского ополчения (Москва вообще в 1812—1814 годах выставила 72 тысячи ополченцев или почти четверть всех русских ратников, Тула и Калуга – по 16 тысяч, С.-Петербург – 15 тысяч).
С запада грозно надвигались колонны неприятельской пехоты и кавалерии. В лучах солнца живописно сверкали латы, каски, колыхались знамена, рябило в глазах от разноцветных нарядных мундиров. Некоторые колонны шли с музыкой под барабанный бой. Впереди катились цепи стрелков и легкая кавалерия. После Гжатска французы стали заметно торопиться – манила Москва, а там и конец победоносного похода. Так говорил император и армия ему верила.
Французы наседали как никогда раньше. Русские егеря отстреливаясь, откатывались к стенам монастыря и дальше. Поддерживающие их казаки в пылу ожесточенного боя нередко теряли позиции, перемешивались с уланами, гусарами, драгунами, бывало стреляли и по своим. Не было никакой возможности отдышаться. Бились уже не полком и не сотнями, а отдельными группами. Лишь благодаря невозмутимости Коновницына порядок восстанавливался и перед французами снова возникала непробиваемая стена русских.
Вот и сейчас, после злой сшибки с саксонским шеволежерским полком, казаки собрались, выдвинули на дорогу полуроту своей конной артиллерии и вместе с пехотой полк вновь был готов к отражению атаки.
С пригорка перед деревней Валуева в эскадронных колоннах стали сползать вниз французские кирасиры, а за ними – итальянские конно-егеря. Набирая ход и не обращая внимания на град пуль кавалерия приближалась к русской батарее. В этот момент ей во фланг ударил второй батальон Изюмского гусарского полка. Гусары, одетые в красные доломаны с накинутыми на левое плечо синими ментиками, похожие формой на французских гусар, врубились в ряды конно-егерей. Удар был неожиданным. За спинами кирасиров и поднятой ими пылью итальянцы не видели поле боя и не сразу рассмотрели атаку гусар. А когда поняли кто перед ними, было уже поздно. Гусары сразу смяли не успевших перестроиться конно-егерей, рубили саблями и кололи пиками, а затем и погнали вспять, полностью разгромив эскадрон 3-го итальянского конно-егерского полка.
Кирасир приняли казаки, которых повел в атаку лично донской генерал Краснов. Генерал сразу был сражен ядром, которое оторвало ему ногу. Разъяренные этой потерей казаки не только остановили французов, но и вместе с изюмскими гусарами отбросили их до порядков итальянской пехоты. Попутно были разгромлены 2 эскадрона 11-го гусарского полка французов, пытавшихся помешать преследованию казаками их тяжелой кавалерии. Трофеем Кузнецова стал мушкет великолепной работы, который уронил ускользнувший от есаула гусар.
Очень эффективно действовала русская артиллерия, расстраивая французские колонны и срывая их попытки атаковать. С господствующих высот пушки и единороги вели огонь по всему фронту неприятеля.
Коновницыну было приказано отходить. Офицер-квартирмейстер из Главного штаба указал генералу направление движения в сторону села Бородино.
Получив отпор на центральном участке, французы остановились. Центр русского арьергарда начал отступление по Новой Смоленской дороге по указанному направлению. Его северная группировка под командованием генерала барона Крейца, избежав окружения значительно превосходящими силами итальянского вице-короля Богарнэ, направилась в сторону села Бородино; южная, генерала Сиверса 1-го, отбивая атаки польского корпуса и смещаясь к северу, отходила через дереню Ельня к Шевардину.
Казачий полк, оставляя разъезды, повернул на восток. Сотня Кузнецова шла за снятой с позиции артиллерийской ротой. Французское ядро с воем пронеслось рядом с Кузнецовым. Тугая струя горячего воздуха сбросила есаула с лошади. От сильной боли в левом плече и удара о землю Кузнецов потерял сознание. Очнулся он в телеге. Сразу почувствовал запах свежей травы, охапками набросанной в телегу. Рядом шагом ехали его казаки.
– Ожили, Ваше высокоблагородие?
– Вроде бы, да.
– Француз Вас ядром слегка зашиб. Еще наших двоих убил. Так что, Вас Бог миловал. Вы лежите пока. У нас порядок. Скоро уже до наших дойдем. Вон, видите, у той деревни стоят? – Вагин показал рукой вперед на два десятка изб в версте от дороги.
За деревней на небольшом пригорке возводилось укрепление, вокруг которого колыхались большие массы людей. Войск было много и чувствовалось, что армия основательно готовится к большому сражению.
«Ну, вот и дошли. Надо идти в строй " – ощупывая плечо, подумал Кузнецов и приказал подвести коня.
ШЕВАРДИНО.
С 22 августа 1812 года русская армия в составе 120 тысяч человек, из которых 10 тысяч (некоторые историки говорят о 25.000 -33.000) были слабо обученные и плохо вооруженные ополченцы, а также 7.000 казаков, стала постепенно занимать позиции южнее Москвы-реки от деревни Маслово и далее на юго-запад до деревни Шевардино. В центре, на Новой Смоленской дороге и берегу реки Колоча, расположилось село Бородино. Левый фланг армии опирался на деревню Доронино. Примерно в 800 метрах восточнее нее и южнее деревни Шевардино был спешно возведен пятиугольный редут на 3 орудия. По его сторонам расположились примерно 30 орудий из трех артиллерийских рот. На редуте, сзади и левее него в батальонных колоннах встали 4 пехотных полка 27-й дивизии Неверовского (первая бригада генерала А.Я.Княжнина -Симбирский и Виленский полки, вторая бригада генерала М.Ф.Ставицкого – Одесский и Тарнопольский полки). За ними в резерве выстроились батальоны 2-й сводно-гренадерской дивизии генерала М.С.Воронцова. Левее пехоты во второй линии уступом выстроились полки 2-й кирасирской дивизии. По линии Доронино-Шевардино-Алексинки, а также на дороге из села Ельня в деревню Утица, протянулись стрелковые цепи нескольких егерских полков, в том числе 49-го и 50-го из дивизии Неверовского. Справа и слева редута расположились две драгунские бригады по два полка в каждой Четвертого резервного кавкорпуса генерала К.К.Сиверса. У Шевардино в кустарниках и в самой деревне позиции занимал 5-й егерский полк полковника Ф.Г.Гогеля 2-го. Южнее редута уже в ходе сражения под прикрытием двух эскадронов Ахтырского гусарского полка были установлены 8 орудий девятой конно-артиллерийской роты из арьергарда Сиверса. Еще 4 орудия 21-й легкой артиллерийской роты во время боя были размещены за редутом примерно в одной версте к востоку. Эти войска, 8.000 пехоты и 4.000 кавалерии, составившие крайний левый фланг 2-й Западной армии Багратиона, возглавил генерал -лейтенант А.И.Горчаков 2-й (племянник Суворова, участник Итальянского и Швейцарского походов. В 1807 году при Фридланде, его брат командовал правым флангом русской армии и до последнего отбивал атаки французов). Наготове в качестве ближайшего резерва перед деревней (или, судя по окончанию названия, селом) Семеновское стояла 2-я гренадерская дивизия (5.300 человек).
Одновременно с шевардинским редутом многочисленные укрепления для артиллерии и пехоты возводились у Маслово, Бородино, Горок, на Красном, так издавна его называли местные жители, холме (Курганная батарея или Батарея Раевского). Примерно в версте западнее Семеновского строились несколько люнетов, чаще называемых Багратионовыми флешами. В самой деревне и за ней также оборудовались серьезные укрепления. В обширном и болотистом утицком лесу рубились труднопроходимые засеки. Кутузовым, великолепно разбиравшимся в правилах фортификации, создавалась продуманная и мощная оборонительная линия. Работа шла медленно, в первую очередь, из-за нехватки шанцевого инструмента и усталости войск. Тяжелая, с камнями, почва еле-еле поддавалась киркам и лопатам, но дело, все-таки, подвигалось.
После боев в районе Колоцкого монастыря главные силы наполеоновской армии, двигаясь по Новой Смоленской дороге, каждый день ожесточенно атаковали арьергард русской армии под командованием Коновницына. Его правое, северное, крыло генерала Крейца между дорогой и Москвой-рекой теснили войска Богарнэ, а левое – отряд генерала Сиверса, на Старой Смоленской дороге с трудом отбивалось от поляков Понятовского. Армия Кутузова с 22 августа встала на бородинских позициях и через два дня войска Коновницына, уже не в силах сдерживать массы неприятельской кавалерии и пехоты, присоединились к ней. Центральная группировка французской армии вслед за русским арьергардом вышла к Колоче и двигалась по ее левому берегу по направлению к Бородино. Русская артиллерия и егеря с правого берега реки начали обстрел французских колонн. Непредвиденные потери разозлили Наполеона и, осмотрев местность, оценив угрозу своему правому флангу, он приказал отбросить русских. Кавалерия Мюрата, 3 пехотные дивизии из корпуса Даву (30.000 пехоты и 10.000 кавалерии) к полудню 24 августа форсировали Колочу, последовательно вышли на ее правый берег. С юга, свернув со Старой Смоленской дороги, со стороны деревни Ельня наступал Понятовский. В два часа дня поляки сходу пошли в атаку, но были отбиты орудийным огнем, несколько их колонн были смяты киевскими драгунами и ахтырскими гусарами. Казаки генерала А.А.Карпова на Старой Смоленской дороге несколько раз прогоняли польскую кавалерию. Новороссийский драгунский полк по приказу командира 4-го кавалерийского корпуса генерала Сиверса неоднократно атаковал вражескую пехоту, не давая ей приблизиться к редуту с левого фланга.
Французская пехотная дивизия Компана (10.400 человек) из корпуса Даву, вытеснив после ожесточенного боя русских егерей из Доронино, заняла возвышенность напротив редута и с 250 метров начала интенсивный обстрел его защитников. Выдвинутая на высоту батарея из 8 орудий наносила серьезные потери русским, сносила брустверы редута, выводила из строя пушки и прислугу. Всего же огонь по защитникам редута вели 136 орудий и удерживать позиции под непрерывно посылаемыми ими тучами ядер, гранат и картечи было невероятно трудно. Четыре пехотные полка Компана атаковали дивизию Неверовского. Еще две французские пехотные дивизии ударили с северо-запада в стык между редутом и Шевардино и после ожесточенного штыкового боя сумели захватить деревню. Навстречу французам, граду пуль и снарядов с музыкой и песнями пошел Тарнопольский пехотный полк. Зрелище было невиданное! С переменных успехом закипел жестокий рукопашный бой. Но силы были неравны и Компан занял редут. Дважды русские пытались выбить врага, но безуспешно. Около 7 часов вечера подоспевшие полки 2-й гренадерской дивизии вместе с егерями и пехотой Неверовского бросились снова отбивать укрепление. А кирасиры, драгуны и Ахтырский гусарский полк атаковали французов у деревни. Особенно отличились кирасиры Глуховского и Малороссийского полков из Второй кирасирской дивизии генерала Дуки, которые не только выбили неприятеля из Шевардино, но и захватили несколько его пушек. Гренадеры мощной штыковой атакой очистили редут и деревню, полностью истребив один из французских пехотных батальонов. Несмотря на серьезное численное превосходство противника, русские войска вернули свои прежние позиции.
Бой шел и севернее Шевардино на правом берегу реки Колоча. Пехотная дивизия генерала Паскевича несколько раз ружейным и артиллерийским огнем отбивала атаки французов, которые со стороны деревни Алексинки пытались отрезать защитников шевардинского редута от главных сил русской армии. Получив серьезный отпор, неприятель свои попытки был вынужден прекратить.
________
Вторая гренадерская дивизия стояла у деревни Семеновское. Грохот боя у шевардинского редута звучал все сильнее. Было понятно, что в сражение вступают все новые и новые войска. Жарко горела деревня Шевардино, клубы порохового дыма застилали все пространство вокруг редута. Периодически ветер доносил гул людских голосов, русское «ура» смешивалось с французским «Vive l’empereur». Что происходило у редута было почти не видно, но все отчетливо понимали – там очень жарко и бой кипит не на жизнь, а на смерть.
В сторону командира дивизии галопом проскакал гусар-ординарец. Уже через несколько минут мимо московцев ускоренным шагом в сторону редута пошел Фанагорийский гренадерский полк. Офицеры торопили солдат, которые на ходу поправляли амуницию, оружие и уже почти бежали.
– Пошли, соколики, крестить француза, -проговорил Жуков.– Поди и до нас дело скоро дойдет».
– А мне уж не терпится, – отозвался Казанцев. – Кулаки чешутся. Надоело бегать. Доборшин, ты портупею ослабь немного, легче будет идти. А то задохнешься, когда вперед двинем.
Доборшин послушался бывалого солдата, ослабил ремни.
Подошел унтер-офицер Синицын. Солдаты поднялись с травы. Унтер придирчиво осмотрел солдат, особенно молодых. Проверил, хорошо ли укреплены штыки на ружьях. Сделал общее наставление:
– Если пойдем на француза, не отставать. Помните, стрелять только по команде. Наше главное дело – штык. Помните как турок гоняли в последнюю компанию? Бить как учили – на коротком выпаде сверху в живот или в грудь под ремни. Потом, если сможешь, еще и приклад дерни вниз. Самый верный удар. Чувствуй локоть товарища. Иначе окружат и либо убьют, либо возьмут в полон, что не лучше.
Прошел командир роты и встал перед своими гренадерами. Крикнул:
– За первой ротой! В колонну! Стройся!
А через минуту:
– Вперед! Шагом! С Богом, ребята!
Справа, слева, сзади двинулись остальные колонны Московского гренадерского полка. Впереди с небольшой свитой шагом ехал сам князь Багратион и рядом с ним – командир всей бригады и одновременно Московского гренадерского полка генерал-майор И.Я.Шатилов.