Пристрастный реквием

Это спекуляции. Потому что не было тогда замеров.

Из моей беседы с Анатолием Лысенко (1991 год): «Прекрасно было бы, если бы на стол сегодня ложилась социологическая справка. Вот эту передачу смотрело столько-то человек, а эту – столько-то. Но социология на телевидении – ведомственная. Вот мы даже не заводим социологическую службу. А на ТВ была штатная социологическая служба. Я прекрасно знал ее суть… Чихнул на „Взгляд“ Кравченко – „Взгляд“ сразу на восьмом месте. А на первом месте верное „Время“. И ведущий самый популярный, конечно, Зорин (Валентин Сергеевич Зорин, ТВ-американист – Е.Д.). Улыбнулся Кравченко или сказал Горбачев милые слова – и „Взгляд“ на первом месте. Это ведомственное. Но ведь у нас есть прекрасная система датчиков. У нас есть разработанная модель. Установить датчики, которые будут показывать, когда включается, когда выключается телевизор в нескольких семьях. Как во всем мире. Но у нас эти данные показателями не будут! Телевизор включен всегда! Человек пришел с работы: чпок, и все. А как определить?».

Персона №05. Леонид Петрович Кравченко

Гороскоп: Телец («Капризен, упрям по мелочам, но вообще обладает характером податливым, спокойным и терпеливым, разумным и осторожным»).

Эдуард Сагалаев: «В Кравченко я ощущал внутреннее высокомерие, которое выражалось в косвенных вещах. Таких, как безаппеляционность суждений, абсолютное отсутствие интереса к другой точке зрения, самолюбование. Он очень переживал, когда его критиковала пресса. Не потому, что он задавал себе вопрос: „Прав или нет?“. Для него было ясно всегда, что он прав. Он переживал, что его не любят. То есть – абсолютно некритическое отношение к себе. У всех этих разномасштабных янаевых, конечно, была огромная амбициозность. Эти мотивы, которые они выдвигали официально – „Боль за судьбу страны“ – неправда».

Типичная советская номенклатура. Из-за таких, как он и рухнула страна. Такие вялые гэкачеписты. Импотенты, не способные ничего созидать, но желающие все контролировать. В мае 1991 года «Смоленские новости» опубликовали фрагменты выступления тов. Кравченко (цитирую без комментариев):

«Нет сегодня в мире более опасного радио, чем „Радио России“. Я говорю об этом как коммунист… А Игорь Кириллов, который 40 лет был кремлевским диктором уподобляется мальчику: в молодежной программе читает тексты, которые ему пишут, и горд собой… Нельзя же так ронять свою честь и достоинство народному артисту СССР… Я Нинель Шахову прошу уже в течение нескольких лет, когда она берет интервью и появляется в кадре, то желательно самой где-то за колонну прятаться, или за перила, но не ниже вот этой части (бюста – Е.Д.)»

Интервью №01. Леонид Кравченко: «Мы дорого заплатим за неуважение к собственному народу»

Беседа 2002 года. В российских СМИ не публиковалась.

– Существует ведь несколько точек зрения на конец восьмидесятых – начало девяностых. Для одних – это был шанс, которым страна не воспользовалась, для других – время, когда СМИ цинично манипулировали эйфорией масс и ввели страну в заблуждение.

– До сих пор считаю, что у журналистов с приходом Горбачева появился уникальный шанс, когда государственная политика гласности и демократизации совпала с извечными ожиданиями прессы относительно свободы СМИ. Такого страна никогда не знала и это время уже никогда не повторится. В моду вошло самобичевание – мы с утра до ночи проклинали себя и свое прошлое на всех телеканалах. Шли трансляции съезда депутатов и тогда они имели такие рейтинги, на которые сейчас не может претендовать ни один показ. Могу вам совершенно искренне сказать: мне никто не мешал, Горбачев запретил вмешиваться в дела телевидения даже председателю правительства.

– Но сам-то он вмешивался, и довольно часто…

– Очень редко и не по мелочам. К нему всегда можно было обратиться напрямую. С его благословения возникли первые телемосты с Познером. Прямой эфир – это было очень рискованно. Один из самых скандальных был с Германией: тогда в последние пять минут эфира девушка-немка произнесла страстный диалог о необходимости создания единой Германии и разрушении Берлинской стены. На ответ у нас времени не осталось. Тут же последовала телеграмма Хонеккера, официальные обращения… Горбачев особо нас не ругал, но сказал, что надо лучше готовиться и пытаться предвидеть такие вещи.

С другой стороны, я понимал, что журналистская агрессия, эйфория, вседозволенность – вещь опасная и даже письма писал на эту тему Горбачеву, которому это все чрезвычайно нравилось. Сегодня, осмысляя этот период, вынужден признать: пресса в конце 80-х – начале 90-х сыграла колоссальную разрушительную роль в судьбе Советского Союза. В конце концов, наступил момент, когда Российская Федерация под руководством Ельцина отказалась давать деньги в бюджет.

– С Михаилом Горбачевым вы познакомились в эти годы или раньше?

– Нет, мы познакомились с ним в бытность мою главным редактором газеты «Труд». В те годы тираж этой газеты был рекордным: 19 млн. 700 тысяч – «Труд» (издание попало в книгу рекордов Гиннеса), 12 млн. 200 тыс. – «Комсомольская правда», и на третьем месте – японская газета «Сахи». Случилось так, что Андропов поручил изучить опыт газеты «Труд», и толковее всех на заседании ЦК выступил Михаил Горбачев. Андропов тогда уже был тяжело болен и дольше часа – полутора ни на одном заседании находиться не мог. Исходя из этого, никто не мог выступать дольше 10 минут. За это время Михаил Сергеевич умудрился провести блестящий и профессиональный анализ и внести какие-то предложения. Так мы познакомились… И когда Михаил Сергеевич стал генсеком, он пригласил меня в 1985 году и сказал: «У „Труда“ большой тираж, но самый большой тираж у телевидения. Так что принимай Гостелерадио».

– Горбачева часто нынче представляют как пародийный персонаж, утверждая, что он был слабым человеком, часто поддавался влиянию извне. Насколько это соответствует действительности?

– У него были определенные исторические просчеты. Но он не тот человек, который заслуживает пародийного к себе отношения. Горбачев – одаренный политик и лучшего министра иностранных дел трудно было бы сыскать.

– А он знал языки?

– Нет, языков он не знал, но это же была обычная советская практика. Правда, он не всегда был в форме, как государственный деятель. Как, например, Громыко – человек, который всегда говорил «нет».

– Леонид Петрович, побойтесь Бога, какой министр иностранных дел из человека, который «сдал» Германию практически бесплатно. А ведь немцы приготовили для нас тогда приличные «откупные».

– Да… Это было неожиданное решение… Линия немецкого руководства состояла в том, чтобы дотянуть до выборов демократов и сделать немецкому народу подарок. Ради этого немцы готовы были на все. Мы же даже не просчитали сумму компенсации – так торопились. Расскажу вам одну тайну. Меня в то время с членом коллегии МИД Бондаренко послали в Бельгию в комитет по воссоединению Германии. Там нам объяснили, что если за три месяца (до февраля) не начнется объединение Германии, то холодная война – неизбежна. Это говорил первый заместитель госсекретаря США. Мы вернулись в Москву, а через три недели произошла «сдача» Германии…