НЕучебник журналистики

Уже позже, с образованием ВИDа «взглядовцы», обретя звездный статус, перестали внимать сержантским демидовским установкам. И зря. У Вани со вкусом все в порядке. И опыта в достатке.

Все телевизионщики знают, например, что в кадре белое и красное «секамит», такова просто специфика ТВ-сигнала (SECAM – Sеquentiel couleur avec mеmoire – система аналогового цветного телевидения, используемая в Европе). Красное «плывет», белое «горит». Так вот, Владислав Листьев, обретя (вполне, замечу, заслуженно) статус телекумира державы, порой заставлял операторов чуть ли не физически страдать, ведя программу в броском алом безрукавном пуловере поверх белой сорочки.

«Постпутчевый» эфир 23 августа 1991 Влад провел в белом свитере. Да, собственно, и на первый выпуск Листьев явился в белом костюме (справедливости ради замечу, что все же не в «криминально» белоснежным, а в таком, слегка в кремовый отдающим).

Впрочем, осторожный совет старших товарищей не злоупотреблять подтяжками как до смешного прямым подражанием-в-лоб скрипучему очкарику Ларри Кингу, самоуверенный Влад тоже с усмешкой игнорировал. Ну, право, кто из наших зрителей видел Ларри? А в 90-х единственным человеком, к мнению коего Влад прислушивался в сугубо профессиональных вопросах был Костя Эрнст, уже доказавший (не только своим super-стильным «Матадором»), что про «картинку» он знает больше других. Но Константин Львович, видимо, про подтяжки Листу ничего не сказал.

У Дмитрия Захарова была излюбленная серенькая курточка мышиного цвета. Он считал ее счастливой, потому что вещь еще во время работы на радио приносила Диме удачу. В этой «униформе» Захаров чаще всего и эфирил. Он воспоминает: «Еще у меня были очки – я тогда видел хуже, чем сейчас – в белой оправе, и сдуру я как-то их одел. Тогдашний режиссер, увидев эти очки, сказал: замечательно, очень фактурно, колоритно, вот в них и будешь работать. И вот я, поминая самого себя добрым словом, работал в этих белых очках. Но именно благодаря им запомнился».

Владислав Флярковский: «В купленной еще во времена „Взгляда“ курточке я потом вел все репортажи из Кремля для программы „Время“. Получив „взглядовскую“ закалку, я категорически отказывался надеть пиджак».

Короче. Выберите броскую деталь в своем ТВ-прикиде, по которой вас будет опознавать зритель, пока не узнающий вас в лицо н не знающий вашу фамилию.

У меня, признаюсь, таковой фишки не было, но если бы судьба свела меня с Кривцовой до моего ТВ-старта, я бы ее советом непременно воспользовался.

Работа с «ухом»

По мне, принципиальная есть разница в методиках работы t?te ? t?te или с «ухом» (in-ear), когда интервьюеру помогает продюсер (а иногда и целый коллектив мега-профи, как у Владимира Познера и/или Ивана Урганта), подсказывающий с помощью этого беспроводного девайса вопросы и корректирующий ошибки ведущего.

Степень вовлеченности аппаратной команды здесь можно подразделить на пять категорий.

Первая. Вас просто «ведут» по «хрону». Это кардинальное значение имеет в режиме прямого эфира, когда вы должны финишировать в тайм-фрейме всего то в 5—12 секунд и выглядеть финал должен естественно и не нарочито.

У меня в проекте «Правда-24» (на канале «Москва-24») эфир длился ровно 24 минуты (включая «шапку»), без рекламных пауз. В студии на гигантской плазме шел обратный посекундный отчет времени.

Не стану скрывать, этот ход я позаимствовал из культовых «600 секунд» Александра Глебовича Невзорова. Напомню, в том новостном формате отсчет пульсировал в верхнем углу ТВ-экрана и это генерировало вполне конкретный зрительский драйв.

У нас же в студии ход времени видел и зритель, и мой собеседник (при желании), но, –согласно выстроенной мизансцене – ведущий сидел к счетчику спиной и задача продюсера была достаточно простой: меня информировали сколько времени осталось до конца эфира. Как правило, что прошло 10 минут, 12 (половина эфирного времени), 20 и 22 минуты. Ну и последняя отмашка: осталось 60 секунд до начала новостей, которые эфирились из этой же студии, но с т.н. «таблетки», находившейся этажом выше (однако в пределах видимости и слышимости, само собой; то есть опаздывать категорически было нельзя).

Категория №2. Продюсер в аппаратной «работает звуковыми часами» и подсказывает ведущими ключевые моменты.

В варианте «Правды-24» это, как правило, были три-четыре позиции.

Ну, про остальные – как-нибудь позже.

Двойные вопросы

Избегайте двойных вопросов: они позволяют собеседнику уйти от ответа на один из них (а иногда и на оба).

Пример.

«Когда вы последний раз виделись со своим знаменитым соавтором и каков был предмет разговора?».

На это ваш визави без проблем, не нарушая логику диалога, может ответить:

«Мне не о чем с ним разговаривать после скандала с презентацией нашего последнего хита» и тем самым не поделится интересующей информацией.

Ознакомился как-то с научной работой (http://elibrary.sgu.ru/VKR/2019/42-03-02_013.pdf); понял, как именно и зачем провоцирую собеседников. Узнал несколько новых слов. Здесь условный смайлик. И цитата из реферата Екатерины Юрьевны Лебединской (спасибо ей и сердечный привет):

«Речевая провокация является одной из составляющих речевого портрета Евгения Додолева. Тележурналист использует речевую провокацию не как орудие агрессии или оскорбления адресата, а иронично переосмысляет и корректно интерпретирует способы её реализации.

Так, в соответствии с терминологией Т. Н. Шеметовой, речевое поведение телеведущего можно классифицировать как приближенное к критериям идеального провокатора. Нами выделены способы использования интервьюером речевой провокации в программе «Правда 24».

Реализация инконсистентного высказывания, характеризуемого рассогласованием между вербальной и невербальной информацией, позволяет журналисту порождать множественность его понимания. Гость передачи намеренно поставлен перед выбором: интерпретировать слова телеведущего как беззлобную иронию и тем самым предотвратить развитие потенциально конфликтной ситуации или вступить в открытую конфронтацию с интервьюером, что может непредсказуемо отразиться на репутациях коммуникантов.

Вопрос с двойным дном может вызывать как минимум две различные реакции в зависимости от интерпретации адресатом интенций интервьюера. Примером служит вопрос, адресованный ведущим Петру Красилову: «Вы кроме сценариев что-нибудь читаете?» («Правда 24»: выпуск от 31.01.13) Он может означать, что актёр много работает или недостаточно начитан.

Провокационную речевую стратегию телеведущий реализует с помощью тактик выведывания информации и эмоционально- дестабилизирующих тактик. Например, в интервью с Егором Кончаловским журналист использует тактику выражения недоверия.

Е. КОНЧАЛОВСКИЙ: На мой личный взгляд, после такой беспардонной засвеченности в рекламе, естественно, ценность Депардье, даже как ностальгического персонажа из моей юности, конечно, затирается.

Е. ДОДОЛЕВ: Вот это очень странно мне слышать от режиссёра Кончаловского, которого я помню на рекламных билбордах. Я про вас говорю, и ваш папа тоже рекламировал пищевые добавки.

Е. КОНЧАЛОВСКИЙ: Но я же не буду самого себя снимать в главной роли. Это, во-первых. Во-вторых, мне плевать, захочет меня снимать кто- нибудь или нет… («Правда 24»: выпуск от 15.01.13)

Цель реализации тактики – подчеркнуть абсурдность и неуместность обвинений режиссёра в адрес Жерара Депардье о попрании им интересов киноискусства в угоду личному обогащению посредством рекламы, хотя, как известно, сам Кончаловский не пренебрегал этой деятельностью, о чём не преминул вспомнить интервьюер.

Телеведущий не оставляет гостю иного выхода, как оправдывать собственные слова, что демонстрирует слабость и несостоятельность позиции интервьюируемого (несоответствие слов и поступков) и, как следствие, успешность реализации тактики.

Евгений Додолев использует языковой код, обладающий провокационным коммуникативным потенциалом. Вопрос-ловушка подразумевает, что любой ответ на данный вопрос выставит гостя в неблаговидном свете. Провоцирующий вопрос заключается в акцентировании внимания на изменениях в эмоциональном состоянии интервьюируемого. Пассивный и мимический вопросы позволяют телеведущему скрыть от интервьюируемого истинные мысли и эмоции.

В процессе интервью Евгений Додолев заполняет такие слоты соответствующего фрейма, как «Неудачи в профессии», «Конфликты со СМИ» и «Конфликты с коллегами», ориентированные на дестабилизацию эмоционального состояния интервьюируемого.

Телеведущий употребляет неприятные или неприемлемые для адресата лексические средства. Например, номинации с оценочным значением деятель шоу-бизнеса и богема.

Евгений Додолев реализует провокационный потенциал телевизионного жанра и таких имманентных ему феноменов как доминирование кадра и контраст кадра и слов.

Тележурналист использует речевую провокацию в жанре интервью как инструмент разрушения и конструирования образа интервьюируемого.

В бакалаврской работе приведены примеры попыток интервьюера разрушить образы Виктора Сухорукова как неисправимого оптимиста и Вадима Демчога как человека играющего, а также создать образы Олега Меньшикова как сибарита и Петра Красилова как типичной звезды женских сериалов.

Использование речевой провокации предполагает коммуникативный риск. Так, нарушение процесса реализации речевой провокации, имеющее следствием коммуникативную ошибку, мы наблюдаем в интервью с Михаилом Идовым и Татьяной Лазаревой.

В работе исследуются социолингвистические индикаторы отношения коммуниканта к медиадискурсу конца 1980-х – начала 1990-х годов. Такими индикаторами в речевом портрете Евгения Додолева являются реализация речевой провокации, склонность публичной речи к разговорности, демократизация языка, активное употребление англицизмов, неприятие патетичного тона, использование деэвфемизации, иронии и самоиронии, расширение тематического спектра».

Метод закольцовки

Меня студенты спросили, как я готовлюсь к интервью. И я сам для себя сформулировал один из принципов, который и решил назвать «Эффектом Сати Казановой».

В тот момент и в «Чашке Петри» (блогосфере), и за ее пределами бурлили по незавидному поводу – певица & прости-Господи-телеведущая Сати Казанова объявила, что ее благотворительный фонд «не занимается больными, косыми, кривыми, прости Боже, детьми», но лишь чадами, способными на «социальные и творческие инициативы». В презумпции того, что дети-инвалиды для творчества не созданы.

Как известно, мы, журналисты, в целом люди не самые образованные и грамотные, поэтому, собственно, преимуществом нашего ремесла и является возможность «удовлетворять собственное любопытство за казенный счет». «Волны перекатывались через мол и падали вниз стремительным домкратом» из очерка в газете «Капитанский мостик», придуманной тандемом Ильфа & Петров –хрестоматийная иллюстрация наших цеховых косяков (об этом ниже).

Так вот, возвращаясь к предмету занятия с курсантами МИТРО. Готовясь к интервью, я первым делом не к «Википедии» обращаюсь (там случаются ошибки), а к своего рода первоисточникам: просматриваю живые ТВ-диалоги. Потому что сказанное в эфире все-таки достоверней напечатанного (в смысле, что данные фразы и/или факты именно так были озвучены персонажем и редактуре не подвергались; ну, существует, само собой, монтаж, однако это отдельна тема).

Есть набор передач, которые приоритетны в этом отношении. В алфавитном порядке: «Белая студия» («Культура»), «Временно доступен» (ТВЦ), «Линия жизни» («Культура»), «Наедине со всеми» (Первый канал), «Познер» (Первый канал).

Впрочем, чем больше, тем лучше. Хотя гости, как правило, выдают заготовки и вещают штампами. Опять же – другая история.