Отчий дом

Павел Николаевич по временам уже чувствовал, что и сам он мало-помалу вязнет в этом болоте, а потому иногда не без удовольствия ходил во флигель освежиться и поболтать, приняв личное участие в умных разговорах, пофехтовать, как он говорил, языком и мозгами, тяжелеющими в условиях привычной однообразной работы провинциального бытия. Павел Николаевич всегда любил молодежь: с ней и сам молодеешь!

Любил он, отряхнувши с себя тягу мелочных повседневных забот, поваландаться в этом шумном темпераментном молодятнике. Какое разнообразие вносил этот молодятник в деревенскую жизнь! То разрешение мировых вопросов, то спектакль в каретнике, то музыкальный, то литературный вечер, то какой-нибудь именинный бал в старинном зале, который всю зиму необитаем, а теперь ожил, сверкает в темноту ночи огнями раскрытых окон, из которых несется шум молодых голосов, смех, вскрики или льется нежная музыка: то старинное фортепиано, то скрипка, то виолончель, то все вместе, – а потом начнут кружиться по окнам, как легкие призраки, пары танцующих, – и тогда кажется, что в деревенскую глушь упал метеором кусочек огромного города и продолжает еще по инерции жить иной, своей жизнью, не имеющей ничего общего со всем окружающим.

Дмитрий прекрасно декламирует и поет тенором, Сашенька и Зиночка прекрасно играют на рояле, а за неимением его – на старомодном фортепиано, Ваня Ананькин – скрипач, Павел Николаевич тоже недурно играет на виолончели, корнет Замураев мастерски рассказывает армянские и еврейские анекдоты, заставляя до слез хохотать все общество, Елена Владимировна имеет недурное сопрано и поет оперные арии и чувствительные романсы. Иногда совсем недурные концерты выходят.

Когда-то Павел Николаевич был страстным охотником, но за недугом и отрывом от деревни как-то отстал от этого удовольствия. Теперь, поддавшись охотничьему пафосу молодежи, частенько загорался былым огнем и отправлялся с ней на Свиягу порыбачить или побродить с ружьем по болотам и, увлекшись, забывал что-нибудь в хозяйском деле. Дошло до того, что согласился играть в домашнем спектакле в каретнике перед лицом гостей, дворни и припущенной ей на двор всей деревенской родни роль Любима Торцова в пьесе Островского «Бедность не порок»!

Лето. Страда. Деревенский люд от зари до зари – на работах. А когда случается ему мимо барского дома проходить, – точно всегда праздник. В кухне – стряпня и суматоха, жарится, варится, парится господская еда. На дворовом лужке – игры в мяч, в городки, в деревянные шары какие-то. То сборы на прогулочку: лошади в долгуши запряжены, а долгуши коврами покрыты, – либо на купанье, либо на охоту, либо в лес с самоваром. А ночью до петухов в барском доме огни горят, из раскрытых окон музыка да песни…

Еще Павла Николаевича мужики с бабами видят занятым по хозяйственным делам. Тоже и старая барыня в другой раз кипятится да ругается. Ну а все остальные? Поют, пляшут, играют в игры разные, книжки читают, пьют да едят…

Всю жизнь живут рядом с барским домом, а все не могут привыкнуть: все он чудным им кажется.

– И днем и ночью у них праздник! Вроде как всегда свадьба.

– А что им делать-то? Целый день жрут да пьют, а надоест – на музыке играют.

– Как в раю живут!

– Нам бы с тобой, Настасья, так пожить!

– Где уж нам! Что будет на том свету разя…

– Жди! Они и там – в раю окажутся, а нам места не хватит: попы все грехи им отмолят.

– Чай, когда-нибудь придет же правда-то на землю?

– Жди!

Так разговаривали мужики с бабами между собою, прислушиваясь и приглядываясь к шумливому летом барскому дому…

В барском доме была огромная библиотека, была картинная галерея с ценными экземплярами знаменитых художников, была музыка, было кресло, на котором, по преданию, сиживал историк Карамзин; из этого дома выходили борцы за раскрепощение народа. Но какое дело было до этого мужикам и бабам? Все эти книжки, картинки, музыка, пение – только «барское баловство от безделья»!

Таково было общее правило… Тут нельзя промолчать про одно трогательное исключение в образе самого обыкновенного деревенского парнишки лет пятнадцати, которому барская музыка казалась непонятным чудом, делом волшебным, кладом, которым так хотелось бы завладеть, чтобы самому играть так же, как играют в барском доме…

Звали этого паренька Миколкой. Он с детства любил и хорошо играл на гармонии. Можно сказать, что особенный талант от Господа получил. Чуть послушает новую песню и сейчас же схватит и на гармошке изобразит. Вот он и пленился барской музыкой. Повадился к барскому дому бегать – музыку слушать. Как услышит вечером, что в барском доме музыка гремит, всякое дело бросит и на гору. До темноты издали слушает, а как стемнеет, перелезет через забор в парк и заберется в густую сирень под самые окна. Схоронится и слушает. Не оторвешься: точно хоры ангельские на небесах поют! Все слушал бы. Однажды не вытерпел: вскарабкался босыми ногами и на мгновение повис. Успел мельком увидать барышню Сашеньку, которая играла. Показалось, что раскрыт перед ней огромный ящик, а в нем лесенка с ладами, как на гармонии, а только целая дорога из этих ладов, белых и черных; барышня ручками своими по этой дорожке бегает, пальцы так и скачут – глазом не успеваешь их ловить! Прямо чудеса! Вот она какая – барская музыка. Не сосчитаешь, сколько ладов-то. А на гармонии разве можно так сыграть? Купил паренек новую двурядную гармонию. Все старался на манер барской музыки сыграть. Не выходит: ладов не хватает. В другой раз такая досада возьмет, что взял бы эту гармонию да об землю!

Когда Миколка сидел в сокрытии и слушал музыку, то и барышня Сашенька начинала ему казаться чудесной, святой, как ангел небесный. А барышня иногда и пела еще под музыку. Как заиграет да запоет, прямо заплакать Миколке хочется. Так побежал бы к барышне и упал бы ей в ноги: «Что хочешь заставь меня сделать, только научи этой музыке!»

Мужики и бабы смеялись над дурнем Миколкой, а он:

– Не могу отстать. Тянет меня, как барышня заиграет.

Сны стали ему сниться: будто играет на барской музыке, а барышня слушает и удивляется. А Миколка пальцами по ладам скачет, руку через руку перебрасывает и остановиться не может…

И вот однажды, когда в барском доме происходил один из балов, Миколкин сон наяву сбылся. День был воскресный, работать не полагалось, и парни и девки с молодыми бабами толпились около барской изгороди и слушали и смотрели, что делается у веселых господ. Павла Николаевича с матерью не было – они поехали в Замураевку, а молодежь вступила в непосредственное общение с народом: Григорий впустил толпу девок с бабами во двор. Те прилипли к окнам. Начались разговоры с барышнями, шутки через окна. Девки с бабами песенку спели. Их орехами да пряниками угостили… Очень понравилось это Сашеньке:

– Как в «Евгении Онегине»!..

Часть девок в барские хоромы втиснулась, а с ними и Миколка.

И вот барышня на музыке играет, а Миколка рядом стоит. И кажется ему, что вот сядет он на место барышни и тоже заиграет, как она. Когда барышня игру оборвала, Миколка полюбопытствовал:

– А что, барышня, дорого ли такая машина стоит?

– М-м… рублей восемьсот…

– За эти деньги можно новую избу поставить!

Бабы с девками захохотали: вот она, господская музыка-то!

– А трудно на ней играть? Долго ли учиться на ней надыть?

– Если слух хороший, выучиться можно, но чтобы играть, как я, надо годами учиться. Хорошие музыканты всю жизнь учатся! – с гордостью сказала Сашенька.

– Ну а работают когда же?

И снова неудержимый хохот. Непонятное говорит барышня:

– Вот это и считается тогда работой.

Тут вставил слово и Миколка:

– А я вот на гармоньи ни у кого не учился!

Девки начали шутить над Миколкой:

– А ну-ка, барышня, посади Миколку. Пущай попытает на твоей музыке.

Барышня засмеялась и встала со стула:

– Садись!

При общем хохоте Миколка подсел к фортепианам и стал тыкать пальцами по клавишам. Потыкал-потыкал, и вдруг девки услыхали знакомую песенку. Опять радостный хохот. Барышня похвалила и сказала:

– Я тебя в год научила бы играть.

А кругом подшучивают:

– К барышне в ученье просись!

Насилу выпроводили из комнат баб с девками. Долго никто не решался. Наконец надоело это все корнету Замураеву:

– Ну, пора уходить! Марш, марш!

Смех, пискотня, вскрики… Корнет шепнул что-то караульному мужику, и общение с народом сразу оборвалось: мужик всех погнал со двора и запер ворота:

– Залетели вороны в барские хоромы!