Все раны промочили тряпочками с этим бензином и опять зашили. Новые повязки, где-то приложили и приклеили желтой слизью без запаха, а где-то просто обмотали.
Доспехи дамы оставили себе, чтобы отмыть от всяких бяк жизни, а мне указали, куда надо идти, чтобы поесть. Девушка и в правду показала жестом, как люди наворачивают ложкой, и мы заулыбались. Такие моменты в жизни выделяются фосфоресцирующей памятью жестом «нолика» с улыбкой. Опять же – то ли еще будет…
Примерно в указанном направлении я вскоре нашел почти пустующую просторную, как и все здесь, простую, скромную, темную и суровую столовую. Здесь мне дали ту же похлебку, что и раньше. Жаль, но первый опыт почти всегда самый обильный и сладостный.
Надо признать, от такого медицинского сервиса у меня голова пошла кругом. Но когда я вышел наружу и вспомнил про палатку, я быстро отрезвел.
«Блин, я бомжара пархатый».
Ее уже заботливо разложили для меня – первый раз не стали учить самодеятельности. Скорее всего, тупо жалко палатку.
Крылья летучих мышей – первая ассоциация, которая возникла у меня при рассмотрении материала. Сшитых, разумеется, множеством грубых швов. Но издалека она почти ничем не отличалась от светло-коричневой туристической, произведенной в Советском Союзе. Помню папину – не жаловался – юн был.
Внутри лежало огромное и довольно толстое одеяло из нескольких слоев мешковины, что на мне. Оно манило меня свалиться и отрубиться часов на восемь. «Дома» я страдал бессонницей, так что восемь часов – это почти недостижимый для меня барьер. Однако, я решил повременить и немного прогуляться, чтобы найти палатку Юлии.
Это и обрадовало, и одновременно разочаровало. Я увидел сразу несколько таких же палаток… Да еще и чуть не по другую сторону от отростка-корпуса.
«Ага, сволочи, я вас, „защитничков“ чертовых, непонятно зачем прячущих от меня женщин, еще на Земельке повидал вдоволь».
Но «смелость, терпение, интеллект, хитропопость, подлость, деньги и прочее города берут», и судьба в очередной раз здесь вспомнила про мое жалкое существование – она вознаградила мои труды. Как раз в ближайшей ко мне палатке Юля, видимо, расстилалась поудобнее и на мгновение встала, чтобы размять спину и ноги. Невероятно, что она вообще так поступила.
Вообще в такой кондиции на свидание идти негоже. Бывало и меньше причин для осечек… Хотя. Единственная причина осечек – это предательское поведение неконтролируемого разума.
«Блин, я правда такую мудрость сморозил? Надо разжиться писательскими принадлежностями. На родной планете всем матным словом было все равно, что бы я ни писал, но здесь в этом может быть больше смысла».
Было еще светло, так что я выжидал, когда все отвернутся, и только потом пробегал или прокрадывался. Наконец, мне удалось достичь заветной цели, и, пока никто не видел, я открыл ее палатку. Слава богу, она все еще была внутри и уже почти заснула.
Едва завидев меня, она откуда-то достала странной формы нож и набросилась на меня.
– Стой-стой-стой! Погоди! – закричал я, одновременно ловя ее руку с ножом. Я старался кричать не слишком громко, и в целом изображать спокойствие, но эта психичка вынуждала шуметь.
Я посмотрел ей в карие глаза, и стал медленно отводить руку от ее.
– Я Женя. Без мочек который. – Я слегка повернул голову, чтобы она могла видеть. Это ее немного успокоило, хотя поначалу глаза у нее были бешеные.
– Зачем пришел? Насиловать? – спросила она довольно громко.
– Нам никак не дают даже увидеться, хотя тут кроме нас как будто из людей-то и нет никого. Я хотел хоть узнать, как ты. – Я говорил всю эту нейтральную чепуху, а у самого от глупости, слабости и какой-то необычной обстановки ощущались именно первые признаки эрекции от навеянной ею идеей.
– Нормально. – Она убрала нож и легла обратно на бок. – Спасибо, что помог.
– Можно с тобой хотя бы поваляться или поговорить? Хоть не в одиночестве.
– Оставайся. – Юле как будто было все равно, так что я лег рядом на спину и вздохнул.
– Тебя не сильно ранили сегодня на тренировке? – заговорил я, чтобы она не уснула.
– Нет, нормально. Вот, даже нож дали, чтобы защищаться от таких, как ты.
Я улыбнулся.
– Слава богу, от меня не надо. Я только с самыми благими намерениями.
– Ага, – сказала она и повернулась ко мне лицом.
Я слегка улыбнулся и стал рассматривать ее.
– Ты уже лучше выглядишь, чем вчера, – заметил я.
– Да. Только волосы отрезали и бока разрезали… – Она усмехнулась. – Ну еще в меня какие-то уроды пальцы совали. И ты меня голой видел. А так ничего – все вообще отлично.
– По-моему, с короткой стрижкой, ты тоже очень милая. Может, здесь так даже удобнее, – решил я пошутить после некоторой паузы. И мне удалось вызвать у нее небольшую улыбку. В такой ситуации все звучало, как шутка.
– Рассказывай: сколько тебе лет? Откуда ты? – спросила она.
– Мне двадцать восемь. Из Самары.
У нее тут же расширилось все, что можно, от удивления.
– Ничего себе! На десятку старше меня! Не, я с тобой спать не буду, – сказала она с разочарованной улыбкой.
– Значит, по внешности, ты бы мне гораздо меньше дала?
– Ну не гораздо, но ты хорошо сохранился… Уже разговаривал с тем монстром наверху?
– Да.
Я не удержался и засмеялся.
– Блин, вот застряла – двадцать восемь!
– Да ладно, если так посудить, Еву из ребра Адама сделали. Выходит, она родилась позже. К тому же, в суровых условиях, как здесь, люди быстрее взрослеют, так что время относительно… Да и вообще, блин, у нас тут проблемы, по-моему, похлеще есть, – парировал я.
Она призадумалась, но не придала сказанным мудростям должного значения. Меня редко слушают. Глупцы.
– А зачем ты сюда пришел? В смысле, зачем в воронку прыгнул? – вдруг спросила она.
Этот вопрос был для меня одним из самых нежелательных, особенно, учитывая обстоятельства. Но думать я не стал – вообще надо поменьше думать. Так что и здесь сказал правду, только самыми наинежнейшими словами:
– Я не был доволен жизнью там. Почти не видел в ней смысла, и всегда хотел какие-нибудь другие места повидать. Почти на любые был согласен. Вот и расхрабрился. А ты?
– Печально… – погрустнела она. – А мне просто было интересно, что это за штука. Любопытная дура. Подошла поближе – и меня засосало. Нетрезвая была – накануне только совершеннолетие с подругами отметили.
Возникла долгая пауза и долгий, но устойчивый зрительный контакт.
– Ты ведь мне ничего не сделаешь? – вдруг спросила она.
– Я не так двинуться-то боюсь, чтобы раны не разошлись.