– Что за дерьмо, Господи?! – воскликнул он, резко вскочив.
Но была глубокая ночь, – все спали, и никто ему не ответил.
Глава 3
На утро ему наконец достался завтрак. Э-э-эх, что это за деликатесы: каша рисовая на молоке, разбавленное какао, хлеб с маслом и даже – О Боже! – яичко!
Сказать, что Софрон наслаждался – ничего не сказать. Он был на пике блаженства. Медленно, с закрытыми глазами, он тщательно пережёвывал каждую ложку, каждый укус, и даже иногда постанывал. Не хватало только кошачьего мурлыканья в перерывах. Он вилял рукой, словно дирижёр, и хотел прочувствовать каждый вкус сильнее в стократ. И, вполне возможно, ему это удавалось, а люди смотрели на него и улыбались. Следует отметить, что все пациенты уже откуда-то прознали его историю, и относились к нему снисходительно.
После завтрака позвонил брат, и Софрон обрадовался, как ребёнок.
– Здорова.
– Привет, брат, – с улыбкой ответил Софрон. Произносить это было особенно приятно.
– Как себя чувствуешь?
– Обалденно! Спасибо за вещи и гостинцы. Представляешь, я, дурак, только сейчас твою СМС прочитал. Сейчас всё нафиг слуплю. Завтрак тоже был чумовой!
Брат усмехнулся:
– Да уж, представляю… Что врач сказал?
– Да вроде ничего. Несколько дней поносить это дерьмо на шее придётся (он посмаковал это слово – «дерьмо», – до чего ж смешное!), а так… Но я не хочу его носить, и из людей здесь кровь течёт – уйти бы отсюда, посмотреть ещё что-нибудь. – Он представлял, где сейчас может находиться брат, и чем таким классным он занимается.
– Ну, мужик, не пойдёт. Ты там пробудешь, сколько надо, пока шея не заживёт. – Брат сказал это довольно строго.
– Ах, ладно, – вздохнув, сказал Софрон. – Кстати, тебя ведь зовут Ал…
– Ты что?.. – человек по ту сторону провода сначала удивился и явно заулыбался. Но через некоторое время серьёзный голос ответил, – Алексей, Лёха.
После этого, видимо, брат решил, что бессмысленно с ним разговаривать по телефону, и они сошлись на том, что Лёша заедет, как только сможет.
Софрон быстренько забыл про такую неприятность, как заточение, потому что его ждала встреча с братом, который приезжал к нему только пока тот спал или был без сознания. И, разумеется, его ещё ждали бананы, виноград и йогурт… Он всё поглотил, хоть и был уже сыт. Софрон поразился: откуда люди достают всё это? Неужели есть ещё что-то, о чём он не знает? Что за райские кущи подвластны людям за пределами лечебницы?
Объевшись до отвала, он стал чистить зубы и… утолять жажду. Купание даже не всем телом, привело его чуть не в остолбенение, а уж обильное питьё и вовсе чуть не доводило до, так сказать, метафизического оргазма. Ему казалось, будто вода – любящая женщина, и она ласкает его горло и желудок изнутри каждой своей шёлковой молекулой, щекоча прохладой. На мгновения он вообще ощущал, что затем она мгновенно впитывается, усваивается в нём, и он сливается с водой воедино, становится ею.
Спустя какое-то время, его повели на рентген делать снимки позвоночника. И тут он не преминул заулыбаться в пол-лица, представляя, как будто он какое-нибудь инопланетное существо или киборг, и его изучают супер-пупер навороченными устройствами.
После этого к нему вновь обратился тот самый врач, с которым Софрон уже виделся вначале. Мужчина с сединой, которого, кстати, звали Денис Валерьевич, дал Софрону направление, и у них завязался разговор:
– Это направление в городскую больницу, – начал Денис Валерьевич, – там Вас должны обследовать, может скажут, что с потерей памяти делать.
– Спасибо, – искренне поблагодарил С. врача, даже слегка поклонившись, принимая этот странный листочек бумаги, непонятно для чего и кому нужный.
Вскоре приехал брат. Софрон накануне разобрался со своим телефоном, и даже зарядил его. Интересные и забавные мелькающие картиночки заняли его на полтора часа. Промелькнула мысль обратиться к «сокамерникам», как он их называл, за помощью. Однако игрушка принадлежала ему, это был «подарок» от брата, да и уж слишком его захватил процесс самостоятельного познания и слежения за работой этого странного инопланетного устройства.
Лёша поднялся с пакетом новых гостинцев, и Софрон был рад ему вдвойне. С. сразу обнял брата, вгляделся в него, и почти сразу его вспомнил.
– Это тебе, – начал брат с лёгкой улыбкой.
– Спасибо, – обрадовался новым подношениям Софрон. Но потом его слегка кольнуло, что он отрывает брата от каких-то дел.
– Тебе лучше?
– Да. Только память потерял. Прости, что повесился. И спасибо за помощь. Я это ценю.
– В смысле, память потерял? – рассудительный брат, которого раньше очень редко можно было застать в каких-либо слишком заметных эмоциональных состояниях, в этом случае менялся в лице при каждой реплике Софрона.
– Вот, бумажку врач дал в другую больницу. Сказал, там скажут, насколько и что я потерял. Мне интересно.
– Ну ты хоть что-то помнишь? Как маму зовут, как папу, например? – спросил с серьёзным и озабоченным видом Лёша.
– Папу Василий, маму – Лю… что-то крутится – сейчас вспомню… – Софрон заметно напрягся.
– Люда, – помог брат. – Дай-ка бумажку, – глянем…
Он взял направление на листочке белой бумаги и прочитал всё, что там написано. Потом залез в телефон, понажимал там что-то, посмотрел, и сказал:
– Поехали.
Софрон чуть не подпрыгнул от такого решения. Раньше он подолгу засматривался на улицу. И когда они вышли на свободу всего на какие-то несколько секунд, Софрон чуть не потерял сознание. Он не знал, на что ему сначала смотреть. Это было одно из самых невзрачных времён года – и не зима, и не весна, но буйство красок, запахов, какофония вскружили ему голову. Брат торопил, так что он успел сделать несколько глубоких вдохов Божественно сладкого воздуха, прежде чем уселся в машину. Но и тут новая радость – покатушки: «Уи-и-и!» – завизжало в голове.
Дорога заняла минут десять, и всё это время Софрон даже моргать боялся – хотел записать в память все фрагменты, движения всех объектов. Разумеется, ему это не удавалось, и, несмотря на непомерную тягу и энтузиазм, внимание было слишком разрозненно и не позволяло усваивать информацию в нужном объёме. Но даже это нисколько не волновало Софрона.
Они остановились у большого шестиэтажного здания, которое своей замысловатостью формы и размерами не сильно отличалось от того, в котором томился доселе Софрон. Однако эта больница была немного получше отделана и недавно отремонтирована; белые стены, новые окна, и, с первого взгляда, вообще ничего в ней не напоминало о старине. Хотя, следует признать, что для Софрона одинаково много значили и красота здания и тот факт, что он побывает ещё в одном местечке.
Внутри им пришлось подождать целый час, пока Софрона примет психиатр. Когда этот мужчина в белом халате показался, у Софрона сразу возникло ощущение, что сейчас будет что-то интересное.
Так и случилось – они с Лёшей втроём зашли в кабинет психиатра. Он сказал: «Присаживайтесь», указав ладошкой на стулья. Алексей с Софроном послушались.
Врач раскрыл свою тетрадь и с серьёзным видом глянул на Софрона.
– Здравствуйте, Софрон Васильевич. Если Вы не против, я задам Вам несколько вопросов, чтобы определить, насколько всё серьёзно.
Софрону стало приятно, что его опять пытаются изучить, проявляют к нему внимание, и самому стало интересно, что же такого необычного в нём, обычном, пусть и симпатичном парне, могут найти. Он улыбнулся и кивнул. Психиатр тоже едва заметно повеселел, подумал и спросил:
– Что последнее перед больницей Вы помните?
С. надолго задумался, и наконец ответил:
– Помню солнечным летним днём где-то у домика, должно быть, с бабулей, ягоду срывали с кустов и ели. Там ещё дорожка из каменных плит была.
– Это у бабули на даче, – пояснил присутствующим Алексей. – Тебе тогда лет пять, максимум восемь было.
– Интересно… – врач задумался.
– А когда у тебя день рождения? – спросил он, и даже немного наклонился к Софрону, словно, чтобы лучше слышать.