Диктатура трезвых

И я помню, что активно в этом году помогали мне выпускать газету и мои друзья-корреспонденты – Е. Симонова (Фурманов), Е. Какунина (Краснокаменск), А. Маюров (Нижний Новгород), В. Ловчев (Казань), М. Витман (Саратов), В. Белов (Новоуральск), В. Кривоногов (Красноярск)…

Я помню – есть примета: как Новый год встретишь, так его и проведешь. Так встретим же год грядущий трезвыми и здоровыми, чтобы весь 2008 год также провести и в ясном уме, и твердой памяти!

Будьте трезвы и счастливы, дорогие оптималисты России!

Декабрь 2007 г.

Ю. А. Соколов – наш друг, соратник и Учитель

Идет своим ходом время. Повседневность – захватывает. Проблемные перспективы – приковывают внимание. Но… нет-нет да защемит вдруг сердце при мысли о том, что нет с нами нашего Юрия Александровича Соколова… И начинаешь невольно – уж в который раз, вновь перебирать фотодокументы зрительной памяти – «какой он парень был!», и задаваться вопросом: «А какими стали бы мы, если бы был он сейчас рядом?»…

Встречаются на нашем жизненном пути люди, коих через год, через день и не припомнишь, но есть и остающиеся в памяти, остающиеся на всю нашу оставшуюся жизнь. И невозможно благодаря им выдраться из прошлого, и невозможно благодаря им не понимать, что в этом прошлом было что-то непостижимо важное, фундаментальное, магистральное. И оно, это прошлое заставляет думать о себе в настоящем, как о чем-то таком, что просто обязано быть здесь и сейчас, и что нужно передать в будущее, словно эстафетную палочку – передать ту, немеркнущую искорку света, которую ты сам в свое время получил от своего Учителя. И это не дает тебе права и возможности отойти в сторону, и звучит в тебе словно последняя фраза, слетевшая с губ уходящего навсегда… Помните, как там у Высоцкого:

«Ты живи! Ты дотянешь!» —
доносилось сквозь гул.

И тогда появляется второе дыхание…

…Удивительная личность – Юрий Александрович Соколов! 27 сентября ему исполнилось бы 67 лет… Если бы…

Каким он остался в памяти? Энергоемким, мощным, способным воодушевить, поддержать, зажечь… Он был масштабен… И давал почувствовать тем, кто с ним общался, что они также масшатабны, что они тоже могут: могут вести курсы, читать лекции, поднимать народ! Он верил в каждого, кто был рядом с ним. И каждый, находясь рядом с ним, как само собою разумеющееся, начинал чувствовать себя именно таким, каким его видел Юрий Александрович – чем-то особенным, выдающимся, способным на великие дела.

Я знаю, он был и жестким, беспощадно низвергающим, взрывным, словно вулкан, всеподавляющим, словно волна цунами, но, что удивительно, его нельзя было даже когда он был вне себя от раздражения, почесть человеком злым, агрессивным, пребывающим во гневе. Это уникальные его черты. Кстати, в этом он был схож со своей супругой и соратницей – Людмилой Юрьевной Захаровой. Она – тоже не подарок, как принято говорить. Резка в суждениях, неисправимо максималистична, тверда и высокогордостна… Но кто может сказать, что Л. Ю. Захарова бывала злой иль пребывающей во гневе?

Удивительная пара – Юрий Александрович и Людмила Юрьевна!

Через месяц – 23 октября – будет шесть лет, как нет с нами трагически погибшего в автомобильной катастрофе Ю. А. Соколова.

Размышляешь об этом, и наползает на тебя такое престранное ощущение, как в песне В. С. Высоцкого:

…Только кажется мне —
Это я не вернулся из боя.

На днях ушел из жизни Лучано Паваротти. Слушая его, всякий раз я вспоминал Юрия Александровича. Казалось бы, совершенно разные люди – великий итальянский тенор и выдающийся русский общественный деятель, – но в их улыбках было что-то такое, что не передашь словами, не переведешь на язык слов. Это что-то на уровне «от сердца к сердцу».

Тяжело думать о таких потерях. И пустынно становится вокруг. Но, слава Богу, не бывать пустыне там, где стояли мы, ибо встают на ноги крепкие молодые ребята, такие, как Сергей Коновалов из Нижнекамска, Иван Клименко из Москвы, Владимир Литягин, из Саяногорска, Сергей Ушенко и Олег Иванов из Абакана…

Встают представители поколения, которые понесут дальше лозунг оптималистов: «Трезвость – неизбежное будущее нашего народа!»

Сентябрь 2007 г.

Учитель, Врач, Соратник…

Федор Григорьевич Углов – личность самая удивительная из всех, с кем мне когда-либо доводилось встречаться. Небольшого роста, с негромким, спокойным голосом… Как и положено мудрецам, никогда не смеялся. Улыбался по-доброму, тепло и задушевно. Был совсем не из тех, кто увлекает за собой мажорностью, эмоционально-стремительным порывом, завирально-образной словесной игрой… Он был внеконкурентным лидером трезвеннического движения России или, если по-старому, вождем российских трезвенников, совсем не таким, каким мы привыкли измысливать себе человека, за которым идет масса людей. А тут еще и масса, состоящая из трезвых, критически мыслящих субъектов.

За ним шли люди – хотя он и не звал их за собою вовсе, – люди, которые были столь духовно сильными, столь самостоятельно мыслящими, что пред ними рассыпались в пустую суету и тщету все усилия, направленные на оболванивание – зомбирование – предпринимаемые средой, в которой они воспитывались с малых лет, и политической властью, на подводке у которой бесновалась свора продажных СМИ, народных артистов и представителей шоу-попсы.

Он не был организатором V-го трезвеннического движения СССР-России. Но оно организовалось благодаря ему. Он не был лидером, т. е. руководителем этого движения. Но оно – миллионная армия трезвенников – шло за ним без приказов и циркуляров, без стратегической программы и без тактического плана, без финансового обеспечения и даже без надежды победить… Скорее, он был живой иконой нашего движения. Почитаемой, указующей личным поступком путь истины и правды…

Он был великим патриархом великого, общественно политического движения за утверждение здорового, трезвого образа жизни. Он был уникальным достоянием России, академиком, лауреатом Ленинской премии и лауреатом премии Андрея Первозванного. Он, сын рабочего и крестьянки из сибирской деревни Чугуево, вначале прошлого века, преодолев в течение месяца более тысячи километров пешком, на лодках, на лошадях, добрался в 1923 году до Иркутского университета и далее до Саратовского. Оперировал в Финскую войну. Оперировал в Отечественную. Причем, в Ленинграде. На протяжении всех 900 блокадных дней. В госпитале на Суворовском проспекте. Затем, организовал Всесоюзный научно-исследовательский институт пульмонологии и стал его директором. Был избран почетным членом зарубежных академий и хирургических обществ. Он был велик!

И при всем при этом, мы, тридцатилетние трезвенники, находясь в перестроечные времена рядом с ним не чувствовали себя ни ниже, ни меньше, ни хуже.

В 1988 году в кафе «Полярная звезда» на учредительной конференции Объединения «Оптималист» наши столы стояли в метре друг от друга. А затем, мы стояли плечо к плечу, фотографируясь на память. А на следующий год мы сидели рядом на полу – из-за нехватки мебели – в квартире Галины Юнг в Первоуральске и пили чай… И не было у меня ощущения, что я дышу в одном помещении с персонифицированным величием. Ибо мы были – соратниками…

Да, пожалуй, именно это и было самым важным и главным в нашей тогдашней среде – духовная близость. Попадая в круг своих – трезвых – я всегда чувствовал, что рядом – родные, понимающие и принимающие. И невыносимо жаль мне того, что однажды кому-то из нас вкралось в голову постыдное – усмотреть в соратнике то жида, то корыстолюбца, то безбожника-атеиста… И не устоял наш «дом, разделившийся сам в себе», и затрещали стены… И попытка «размежеваться, перед тем, как объединиться», размежеваться не по главному критерию, а по инаковости – замкнуло намертво наше движение само на себя. И посыпались искры… И отпали изгнанные, и отошли в сторону устыдившиеся…

А ведь между тем, Федор Григорьевич никогда не лупил по своим. Ни в одной статье, ни в одной книге, ни в одном публичном выступлении или же в частной беседе он не позволил себе бросить в адрес тех, кто был по нашу сторону «баррикады», что-то уничижительно-оскорбительное.

Он был терпим, мягок, удивительно доброжелателен. И, вместе с тем, когда требовалось обнажить пред читателем антинародное рыло социально-политического зла, публицистичен, беспощаден в своих оценках, несокрушимо логичен и тверд.

Человек огромного интеллекта и высочайшей культуры, блестяще образованный и при этом прост, народен и общедоступен. Он, словно набатный колокол, призвал к служению таких выдающихся сынов России, как В. Г. Жданов, Б. И. Искаков, Н. Г. Загоруйко, Л. Е. Попов, И. В. Николаев, В. И. Кутепов, А. А. Зверев…

Благодаря Ф. Г. Углову официозная и клубно-общенародная, стратегически бесперспективная борьба с несчастными пьяницами, трансформировалась в идейно-ясную политическую борьбу, требующую известного мужества, духовной зрелости и стойкости, в борьбу против тех скотоподобных существ, которые самым бессовестным образом используя свой административный, партийный, профессиональный и иной статус, превращают в пьяниц-алкоголиков людей хороших, здоровых и добрых.

В книге «Человеку мало века» Федор Григорьевич Углов написал слова, которые, наверное, были главным принципом его жизни и которые, совершенно очевидно, должны стать принципом жизни каждого из нас: «…для чего человек живет на Земле? – Для того чтобы делать добро. Отсюда вытекает все остальное. В этих словах выражена воля Господня, подробно изложенная в заповедях. Делая людям добро, человек тем самым все их выполняет. Представьте себе, что каждый человек на Земле строго выполняет этот свой долг, поставив его целью жизни. Разве может тогда совершиться какая-то подлость или нарушение закона?!»

Июль 2008 г.

ТОВАРИЩ ЖДАНОВ

Из суровых камчатских мест, где провел без малого 15 лет, я вернулся в свой родной сибирский городок уже убежденным трезвенником и законченным противником политического режима, насаждающего опаснейшие иллюзии и пусто-призрачные надежды в умах сограждан, «живущих по преданию и рассуждающих по авторитету»… И лишь дополнительным подкреплением этой позиции послужило то, что, как оказалось, половина соучастников моих «веселых» юношеских лет уже сошла в могилу не без помощи алкоголя, в том числе, качественного, государственного, другая же половина – тупо и уперто продолжала поклоняться бесоподобному, козлоногому Бахусу. Я не спорил с оставшимися в живых. Мне думалось тогда, что каждый по-своему прав, и что «сколько людей, столько и мнений», и что каждый выбирает сам себе «женщину, религию, дорогу».

Трезвость, таким образом, я влачил исключительно «моя-хата-с-краюшную», пассивно-обывательскую, впрочем, ни на чуть ее не выпячивая и не бахвалясь ею…

Однако вскоре все круто изменилось. Однажды вечером в мой дом заглянул гость с бутылем вина – давнишний приятель, врач-психиатр Александр Фадеевич Чарков, с коим не виделись мы тьму-тьмущую лет. Застолье не сложилось, но наговорились вдосталь. Узнав же, что я седьмой год уж, как в самоизоляции от пагубной традиции, он зашел и на следующий день – без поллитры, но с аудиокассетой «Правда и ложь об алкоголе»…

Так и началось мое знакомство с этим удивительным явлением мирового уровня и значения – Владимиром Георгиевичем Ждановым. На дворе был – 1984-й год…

Магнитозапись произвела на меня впечатление такое же, как, очевидно, и на всех, кому посчастливилось ее в той социально-политической атмосфере тотальной лжи и духоты послушать: шокирующее. Интеллектуально и нравственно потрясало буквально все: плотность информации, блестящая работа с фактами, яркость и свежесть логических пассажей, новизна умозаключений, полученных на базе общеизвестных статданных, динамика речи, тембр голоса, эмоции, интонации, великолепный сарказм, мужество говорящего с позиции Гражданина, искренняя тревога за судьбу народа и страны, историзм темы, здоровая, но беспощадная критика медицины, пребывающей в некоторой озабоченности лишь от последствий пития, обличение антинародного монстра, бойко проводящего смертоносную политику А. Гитлера, монстра, именуемого государственной алкоторговлей…

Голос Жданова, казалось, насыщал воздух чистейшим, предгрозовым озоном, его голос звучал, как набат, его лекция, обращенная, прежде всего, к советской интеллигенции, воспринималась, как развернутая манифестация песенной строки – «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой»…

Вне всякого сомнения, этот молодой новосибирский ученый воспринимался общенациональным героем, бесстрашно и одиноко вставшим в полный рост средь миллионов «незрячих» и согласных, средь упоенных и разобщенных, средь честных, но обесчещенных…

И надо отдать должное лучшим представителям этой интеллигенции, – Н. Г. Загоруйко, Б. П. Гаврилко, В. П. Будянов, И. В. Николаев, В. И. Секерин, Е. А. Чиркин (Новосибирск), Б. И. Искаков, В. В. Юмин, М. П. Баканов, Н. Г. Емельянова (Москва), О. И. Трофимов, О. Е. Жуганов, В. П. Кривоногов (Абакан), В. С. Стольникова (Первоуральск), Н. П. Воропаева (Обнинск), В. А. Гришутина (Мыски), П. И. Губочкин (Ярославль), А. В. Иванов (Петрозаводск), Л. С. Иванова (Арзамас), О. И. Калашников (Владивосток), Н. Ф. Колоша (Нижний Тагил), С. П. Крупская (Харьков), В. Н. Кухарев (Томск), Г. С. Купавцев (Новокузнецк), А. В. Накаряков (Пермь), А. П. Репетов (Тюмень), А. М. Сидоров (Алма-Ата), В. А. Толкачев (Минск), В. И. Федотов (Можга), Н. В. Юминов, Н. В. Январский (Ижевск) и мн., мн. другие, – которые, как по боевому сигналу «За Родину!» не ради наград, и не премиальных ради, поднялись и заняли свое место на бесструктурном противоалкогольном фронте, и голос которых не позволил расправиться с молодым ученым так, как умела в те годы расправляться подрастерявшая честь и совесть партийно-советская власть… «Трезвенники-восьмидесятники», а это был целый многосоттысячный народный вал, в том числе и совершенно неизвестных нам товарищей, – вносили свою персональную лепту в общенародное дело, и никто тогда не вопрошал беспомощно: «А где тут мое место и чем бы мне тут тоже подзаняться?», ибо знали, имеющие совесть «Бейся там, где стоишь!», и не прятались за внушенное лукавыми «каждый должен заниматься своим делом» (наркологи – пьющими, а пьющие – смирно стоять у кульмана, у станка, у доменной печи). «Каждый должен заниматься своим делом» – это очень удобная формулировочка, за которую иные потом с легкостью попрятались, освободив себя от своей собственной совести, от своего гражданского долга, от своей духовной миссии.

В песне Владимира Высоцкого есть строки:

Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если руки сложа, наблюдал свысока,
И в борьбу не вступил с подлецом, палачом —
Значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем!

Быть в жизни ни при чем – именно это и предпочли некоторые, в том числе и горячие поклонники творчества великого поэта…

Полученный мною заряд от прослушанной лекции В. Г. Жданова был велик, настолько велик, что я решительно не мог долее продолжать свое прозябательство в своем глухом, удобном окопе простого непития.