«Вот щас догоню и сам надаю им подзатыльников!» – с улыбкой подумал Михаил Капитонович про мальчишек. Девушки прошли мимо, они смеялись и подшучивали друг над дружкой, как они испугались мальчишек. Мальчишки разбежались, их компания оказалась хрупкой и недолговечной, и только один уже далеко катил кочерёжкой колесо. Михаил Капитонович оглянулся на девушек. Наверное, они уже забыли о мальчишках, он смотрел им вслед, и ему захотелось закурить. Они были такие молодые и красивые, и такие русские. Долго смотреть вслед удаляющимся девушкам было неудобно, и он повернулся.
Как он ненавидел этот город, когда в нём оказался – голодный, разутый и пьяный. Ему казалось, что он здесь только сделает пересадку и отдых и скоро будет в России, а может быть, не в России, а где-нибудь в Австралии, или в Лос-Анджелесе, или в Монтевидео. Харбин показался ему только точкой-«дидянь», где надо было привести себя в порядок и построить планы. Как он был благодарен маленькой леди Энн за то, что она проделала с ним путь от самого Иркутска и довезла аж до Токио. Она его бросила, потому что он не смог построить планы и привести себя в порядок. И он снова оказался здесь. Сколько раз он думал, что надо взять себя в руки и попытаться отсюда вырваться, но, как щепку, попавшую в воронку, его снова затягивало, и он оказывался здесь – разутый, пьяный и голодный.
Идти надо было в конец Маньчжурского проспекта, где он снимал маленькую квартирку.
Он шёл.
Он шёл по этой дороге в который раз и вокруг себя видел то, что видел уже много раз. И сейчас он шёл и видел русских людей, русские дома, построенные русскими руками, очень странно здесь смотрелись китайцы-рикши, и китайцы-разносчики, и китайские иероглифы, написанные на вывесках рядом с русскими названиями. Ему долго снились Омск и Иртыш, и сейчас он иногда видит свой дом и липы на тротуаре перед домом. Вдруг Михаил Капитонович обнаружил, что здесь тоже вдоль тротуара посажены липы. Они совсем недавно отцвели, и он вспомнил, как пару недель назад глубокой тёплой ночью возвращался домой и как они одуревающе сладко пахли, а башмаки липли к тротуарному камню. Тогда он не обратил на это внимания, но запомнил, а сейчас вспомнил и подумал: «И что? Скоро этому тоже придёт конец? Ну так и что? Ты же не любишь этот город! И пусть придёт конец, и ты куда-нибудь…», он остановился, потому что понял, что он уже не сможет «куда-нибудь…» по простой причине – он не знает куда.
Сорокин посмотрел на часы – было около шести вечера, надо было отдохнуть, переодеться и сменить японского капитана. Он пошёл быстрее, он смотрел на проспект и видел, что эта большая улица ничем не отличается от любой большой улицы в любом русском городе. В двадцатом с отступающими белыми войсками он проскочил Новониколаевск, проскочил Красноярск, Иркутск, тогда была зима, но улицы были те же. И он почувствовал, что этот город, в котором он прожил двадцать с лишним лет и который честно ненавидел, – такой же русский.
Около дома у штакетника стояли атаман и Дора Михайловна. Он коротко поздоровался, и все поднялись в его квартиру. Атаман начал:
– Я понимаю, Михаил Капитонович, вы весь в делах, а наше с вами дело – как?
«Наше»!» – с иронией подумал Сорокин и не ответил.
– С границы приходят тревожные вести, всё может начаться со дня на день!
– Или с минуты на минуту! – подтвердила Дора Михайловна.
«А ты-то куда торопишься? – Он ухмыльнулся, вспомнив цветы в горшках в её заведении. – Даже цветы кто-то поливает, значит, ты ждёшь гостей тут и никуда не собираешься!»
– Хорошо, господа, завтра я направлю моих людей.
Сорокину очень хотелось распрощаться с гостями, и он стал доставать из шифоньера костюм и свежую рубашку.
Атаман жал ему руку, а вежливая Дора дёргала атамана за рукав.
Отдохнуть не удалось, через сорок минут Сорокин уже был на «кукушке».
– Ну что? – спросил он китайца.
– Моя много нюхай, – больсой охрана на Сунхуацзян-река!
Ещё через двадцать минут Сорокин стоял в прихожей особняка. Коити надевал пиджак.
– Ночевать будете здесь?
– А есть место?
– Найдут, – ответил Коити и позвал повара-охранника. – Этот господин будет ночевать в кабинете, надо устроить…
– Постель, понимаем…
– Хорошо, но вас должны были предупредить, что с постояльцем вы общаться не будете! Он об этом тоже предупреждён.
Сорокин на замшевом диване при свете ночника до темноты читал газеты. Постоялец в гостиной шелестел бумагами, и оба курили так, что повар начал кашлять и попросил разрешения открыть форточку, хотя бы в кухне. Потом он утих, Сорокин зашёл и увидел, что он спит на большом широком сундуке.
Около двенадцати он услышал из гостиной хруст костей, стон хорошо потянувшегося тела и тихий голос:
– Что вы там застряли, я слышу, как вы шуршите газетами, что мы, так и будем, как воистину русские, сидеть по разным углам? Идите сюда!
Сорокину не хотелось получать выговор от Асакусы, но охранник спал крепко, это было слышно, и он поднялся.
Он вошёл, в гостиной со стула поднялся высокий пожилой костлявый мужчина с полуседой курчавой копной волос, в лёгком костюме и в шлёпанцах и указал ему на кресло.
– Вы присаживайтесь, а я сейчас! – сказал он и крадучись вышел.
Он вернулся через пару минут, неся поднос, на котором стоял графин, два лафитника и китайские солёные орешки.
– А то, если вы голодны, могу принести что-нибудь более… посущественнее… я знаю, где лежит, я тут уже освоился.
Михаил Капитонович согласился и кивнул:
– Только я не пью!
– Ха! А что так? – удивился мужчина. – А хотя у нас всё так – или пьём, или уж вовсе… ну ваше право! А какое сегодня число?
– 8-е…
– …августа?..
– …уже кончается!
Когда он поставил на стол поднос и снова вышел, Сорокин вспомнил ту давнюю поездку в Дайрен, фотографии из японских журналов и инструктаж Кости Номуры: «Так это же комбриг Юшков, только вот не помню его имени-отчества! Вот, оказывается, кого они здесь прячут, а Советы разыскивают!»
Юшков вернулся с тарелкой с мясом, хлебом, зеленью и парой огурцов.
– Ну раз не пьёте, значит, не обессудьте, я один! Хотя, судя по вашему взгляду, вы в своё время выпили изрядно! Я прав?
Сорокин улыбнулся и кивнул.
– Не будем представляться, мы не на приёме, зовите меня просто Эдгар, можно – Эдик!
– Можете называть меня просто Михаил! – ответил на любезность Михаил Капитонович.
Юшков нарезал мясо, располосовал вдоль на четыре части огурцы и сказал, что забыл соль. Вернувшись, он налил себе, вопросительно глянул на Сорокина, тот отрицательно покачал головой, и Юшков выпил и сразу налил вторую.
– Ничто так не старит офицера, как задержка второй рюмки, – сказал он и махом выпил вторую. – Ну вот так-то лучше! – Он хрумкнул огурцом и, не прожевав, спросил: – Что там на воле? Что слышно?
– Вы о чём?
– Я думаю, вы прекрасно понимаете, о чём я! Скоро здесь будут советские войска, неужели непонятно?
Сорокин вспомнил слова атамана.
– Откуда вам это известно?