Лаки. Исцеление порока

ему сильно досталось, сейчас он в операционной, но прогноз будет только после того, как

хирурги закончат, – с усилием выдавила все-таки Ким, и снова разревелась.

Я обнял ее, прижал к себе, и старался, как только мог успокоить, и в это же время смотрел

по сторонам в ожидании врачей с новостями.

Неожиданно Ким, перестала плакать, и повернулась в мою сторону. Такой злости в

ее глазах, я еще не видел:

– А что с этой гадиной? Ее посадили? Я хочу, чтоб ее на долго посадили, –

прошипела Ким.

Я решил, что сейчас не лучшее время говорить, что Карла очень хороший человек,

и сказал, что ее поместили в камеру, не став вдаваться в подробности. После моих слов

Ким расплылась в злобной улыбке, от которой мне стало не по себе. В ситуацию вмешался

подошедший доктор. Лицо его было мрачноватым, что стало причиной очередной

истерики:

– Нет! Не говорите, что мой маленький братик умер. Я не смогу без него жить, –

заверещала Ким.

– Мисс Ким, пожалуйста, успокойтесь. Ваш брат жив. Ему сделали операцию на

голове, и привели в порядок ногу. Состояние у него стабильное, но очень тяжелое, следующие двенадцать часов будут определяющими. Мы сделали все, что было в наших

силах, теперь остается только ждать. У него молодой, крепкий организм, и мы надеемся, что он выкарабкается без последствий для основных функций, – прогноз доктора был не

самым обнадеживающим.

– Какие последствия? О чем Вы говорите, доктор? – уточнил я.

– Травмы головы в некоторых случаях влекут за собой негативные последствия,

влияющие на основные функции опорно-двигательного аппарата, но я бы Вам не

советовал сейчас думать об этом. Нужно сохранять спокойствие и верить в лучшее, –

ободряюще проговорил доктор, и предложил нам кофе, понимая, что мы не собираемся, куда-то уезжать, этой ночью.

Мы сидели и пили кофе в полной тишине. До самого утра к нам никто не подошел.

Для меня это была уже вторая подряд бессонная ночь, в какой-то момент, перед рассветом, я просто отключился не в состоянии бороться со сном, проспал я не более часа, но и этого

хватило, чтобы немного взбодриться. Ким не сомкнула глаз ни на минуту. Очнувшись, я

увидел ее сидящую все в той же позе и нервно подергивающую ножкой.

– Ким, нет каких-то новостей? – решил я нарушить молчание.

– Нет, к нам никто ни разу не подходил, они, наверное, про нас забыли.

– Нет, Ким, не говори так. Доктор предупреждал, что нужно время. Давай сходим

вниз, там есть кафетерий, позавтракаем, заодно разведаем обстановку? – предложил я.

Ким, молча кивнула, и мы пошли на первый этаж. Это было хорошей идеей, в лифте мы

встретили того самого доктора, и поинтересовались у него о состоянии Алекса.

– Могу пока сказать одно, хуже ему не стало, иначе Вы бы уже были в курсе.

Сейчас у меня утренний обход всех пациентов, после которого я смогу Вам более точно

описать состояние Вашего брата. Не впадайте в панику раньше времени. Позавтракайте

спокойно, я найду Вас в кафетерии, – спокойно ответил доктор. Для нас наступили

очередные минуты, тяжелого ожидания, но слова доктора о том, что хуже не стало, уже

были хорошими новостями.

Оплатив завтрак и кофе, мы с Ким заняли столик, и приступили к трапезе. По ней

было видно, что она измотана, и очень устала, но от предложения отвезти ее в гостиницу, она категорически отказалась. Как минимум, до того момента, пока не узнает, что Алексу

стало лучше. Я не стал спорить. Практически в тишине, поглощая яичницу с беконом и

гренками, мы просидели примерно сорок минут, может быть больше. Наконец в кафетерий

зашел доктор, и направился в нашу сторону. Мы с надеждой встрепенулись, и замерли.

– Долгосрочный прогноз делать еще конечно очень рано, но, – доктор взял паузу в

пару секунд, от которой перехватило дыхание, – ваш брат очень крепкий парень, и на

данном этапе он отлично борется с неприятностями. Мозг функционирует нормально, без

каких либо изменений. Если все пойдет так же и дальше, то восстановление не должно

занять много времени, а тем более не должно быть каких либо последствий. Ему очень