– Нужно устроить засаду, но так, чтобы ни единая душа о ней не прознала. Скоро уйдут несколько рот, лагерь опустеет.
– Мы же партизаны, Алексей. Это я возьму на себя.
– В поле зрения должна быть землянка с Тишковым и Руденко, а также под наблюдение нужно взять Губарева, но, главное, Чепца. Вот с последнего глаз не сводить.
– Неужели Никита!? – сильно удивился Чертак.
– Возможно, надо проверить.
– Думаешь, постарается убрать командиров.
– Время для этого подходящее! Ну всё, расходимся.
Движение в лагере лишь на первый взгляд выглядело хаотическим, на самом деле, каждый знал, что делать, куда идти. Берестов прошёл в типографию. Там никого не было. «Хорошо, – подумал Алексей, и принялся копаться в куче фотографий, стараясь найти те, крайне нужные, – ага, вот они, Чепец здесь неплохо вышел. Теперь бы дед не сплоховал». Сунув фотокарточку в планшет, вышел наружу и стал глазами искать деда. Шумейко облюбовал себе одно место и предпочитал проводить время там. Соорудил себе скамеечки, столик, в общем уют создал. Но деда Берестов не увидел.
Поиски заняли некоторое время, но увенчались успехом. Макар Осипович занимался хозяйственными вопросами возле конюшни, пыхтя своей трубкой, с которой не расставался. Говорил по сему случаю: «Товарищ Сталин трубку курит, видать, думать помогает. Вот и мне не грех пустую голову полезным забивать».
– Здорово, дед – Шумейко любил, когда с ним запросто, по-свойски.
– А, Алёша, и тебе здоровья желаю. С чем пожаловал? Ты говори, а я буду дело делать. А то, видишь, сбруя в негодность пришла.
– Делай, делай. У меня к тебе вопрос имеется, крайне важный. Без тебя мне никак не обойтись.
– Оно, конечно, если так – проговорил польщённый дед, – сказывай, не тяни жилы-то.
– Я тебе несколько фотографий покажу. Ты рассмотри их очень внимательно, очень. Архангелы твои, дед, мне покоя не дают.
– Что так? Аль в бога веруешь?
– В бога не в бога, а верую. Вот фотографии, посмотри.
Дед взял их аккуратно, поднёс к глазам и стал рассматривать.
– А что, Алёша, тебя интересует-то конкретно?
– Ты смотри пока, не отвлекайся.
Шумейко пыхтел, всматривался, щурил глаза, перекладывал фотографии.
– Да что ты хочешь от меня? – наконец, не выдержал Макар Осипович, – ничего особенного не вижу!
– А вот на это лицо посмотри, – Алексей указал сначала на Губарева.
На деда смотрел молодой партизан до тридцати лет. Зимняя шапка была сдвинута на бок, придавая лицу вид бесшабашности, молодецкого удальства. Глаза смотрели прямо, с вызовом и задором. Рот расплывался в довольной улыбке, обнажая крепкие белые зубы. На шее висел автомат.
– Этого знаю, он, кажись, в роте Смирнова.
– А вот теперь посмотри, – Алексей подсунул деду Чепца. Правда, тот выглядел на фотографиях не очень выразительно. Никита словно намеренно избегал попадать в объектив камеры. На разных снимках он выходил то с опущенной головой, то вполоборота. Но всё же на одной фотокарточке он получился более-менее презентабельно.
Дед стал снова пристально всматриваться, покуривая трубку. Глаза превратились в щёлочки. В отличие от Губарева, шапка у Никиты была сдвинута на глаза, во взгляде из-под мохнатых бровей читалась настороженность. Чепец выглядел собранным, готовым в любой момент разжаться как пружина.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: