Совет Зонтов и плачущие слезы ангела

Глава пятая: Акробатика как причина перелома. Последние приготовления. И, я не сдамся, слышите!

По-прошествии нескольких дней, когда цветной мел намок, местами смылся с дома, и впоследствии испарился по закону круговорота воды в природе, заключенный узник с изволения родительского надзора был отпущен под подписку о невыезде, что, впрочем, Эван категорически не удостоил внимания. Ибо неудержимо желал покинуть сей оплот унылого дождя любой ценой, или хотя бы попытаться выйти за пределы города. Не описать, сколь приятно ему было ступать по знакомым мостикам, видеть стоки для воды и своеобразные стеклянные крыши, наполнять легкие чуть холодноватым воздухом с некоторой долей живительного кислорода, в общем, просто наслаждаться долгожданной свободой. Ведь впереди его ждут великие свершения, громкие неудачи, препирательства, предательства или всеобщее дружеское веселье. Неважно, что именно сулит неизвестное будущее, самое главное для него сейчас, это сообща с друзьями соорудить некий памятник невообразимого героизма духа восстающего над унынием. И прибывая в таких высоких помыслах или в таковых грезах футуролога, он раньше всех в нетерпении прибежал к знакомой нам мельнице, явился туда, где ожидала его большая неожиданная недосказанность. Вентилятор на вершине мельницы, оказывается, отныне готов и починен, осталось только испробовать его в действии, необходимо выяснить – будут ли потоки воздуха отбрасывать в сторону довольно мощный шквал ветра, тем самым сдвигая нелегкий по весу какой-либо летящий предмет. Видно как мистер Чарк и мистер Диккенс поработали на славу. “Нужно будет обязательно поблагодарить их при встрече” – подумал и решил мальчик.

Вокруг довольно сумрачно. А он мучимый любопытством, явился сюда в столь ранний час, дабы открыто порадоваться успехам своей команды, хотя веревки, доски, гвозди, горелка и баллон свалены кое-как, всё же уроки по выспрашиванию необходимых им вещей оказались не напрасны. Замысел все эти дни не стоял на месте, им осталось только собрать этот большой конструктор. Жаль только, детали не пронумерованы, и у них нет точной схемы построения. Но разве в детстве нас это когда-либо останавливало? Никогда! Оказалось что Совет Зонтов организация весьма полезная для города, действенно спасительная. Так изначально и задумывал Эван, и все остальные дети искренно верили ему, ожидая скорые перемены в их жизни. Других попыток скорей всего не будет, одно из двух: либо они полетят, либо нет. И даже если взрослые увидят летящий над городом воздушный шар, то пусть думают что это игрушка, и не более того. К тому же взрослые никогда не верят в то, что дети способны на героические подвиги.

Покуда никого поблизости нет, Эван самоуверенно решил испробовать свежую постройку, иначе говоря, захотел включить генератор и понаблюдать, что же произойдет. Понадеявшись на удачу, он взобрался наверх мельницы. Выполнил нехитрые манипуляции с машиной, размещенной прямо под окном. Отчего мельница гулко заработала. “Победа!” – внутренне выкрикнул мальчик – “Первое условие удачного полета выполнено”. Что двигало им в тот роковой момент, он даже впоследствии не удосужился выяснить. Может быть, хотел продемонстрировать самому себе, какой он смелый, или хотел проверить работоспособность конструкции, или это была простая детская любознательность. Как бы то ни было, закончилось сей действо не очень хорошо.

Сколько раз в детстве нам твердят не лезть туда, куда не надо, хотя взрослые бывают чересчур рассудительны, здесь они вполне оказываются правы на счет возможной опасности. Ведь дети не осознают ценность жизни, они не познали жизнь хотя бы в малой мере добродетели. Поэтому бывает, что столовая вилка торчит в розетке, а рядышком сидит малыш болезненно ударенный электрическим током весь в слезах, толком не понимая, как так вышло, как так получилось. Так и Эван вскоре решился поближе посмотреть на вентилятор.

Когда винт разогнался, мальчик зацепился за него краем одежды и улетел уносимый неудержимой силой потока воздуха, словно воздушный шарик. Вот только земное притяжение к несчастью никто не соизволил отменить. Он даже испугаться не успел, когда словно восторженный аэронавт, будто на карусели, соскользнул с сиденья позабыв пристегнуться ремнем безопасности, Эван рухнул на доски, смягчив падение рукой, которая уберегла ребра, но сама жертвенно покалечилась. Произошел вывих, и даже показалось, что хрустнула кость. Ему стало больно, обидно на самого себя, и как-то мерзко. Ибо ради тех увлекательных секунд ему явно не стоило ломать конечности. “Глупейшая моя затея из всех возможных и невозможных” – мысленно возопил Эван, морщась от невыносимого нытья в руке, словно его сестрички ухватились одна за локоть, другая за ладонь, и тащат в разные стороны со всей упрямой напористостью. Вставать Эван не хотел, уж слишком больно было, да и вскоре прибежала скорая помощь в виде ребят. “Где они интересно были раньше, почему не остановили меня” – здесь он уже начинал винить в своем несчастье не только себя, но и других.

События дальше развивались как в сценарии второсортного фильма: привели к доктору, полечили, перевязали, оказалось, судя по точечной боли, что у него маленькая трещинка на кости, потом последовал тяжелый разговор с родителями. Эван, безусловно, ожидал полного разгрома с их стороны, но плохая репутация мальчика и всеобщая усталость от его выходок сыграли свою оправдательную роль. Родители, расстроено вздохнув, сослались на неисправимость их сына. Его даже похвалили, за то, что он в этот раз не втянул в свою дурную затею никого из ребят, хорошо, что никто не пострадал. И вообще не было никакого смысла ругать больного, ведь тому и так плохо по собственной вине. Удрученный он сидел в медкабинете, жалея о том, что не сможет принять участие в постройке воздушного шара. “Теперь всем будет управлять проныра Сэм, значит, тот горе воздыхатель полетит с Анжеликой” – такие грустные мысли бороздили просторы души мальчика – “Зачем я только полез туда? Я больше никогда не буду изображать из себя супергероя”.

Рабочий дух ребят в связи с трагическими событиями не был сломлен, наоборот сборка замысла продвигалась семимильными шагами. Чуть Эван поправился, так сразу начал помогать друзьям, обещая родителям, что не будет более никуда залезать. Он ожидал от ребят, что они сразу начнут упрекать его, осмеивать, или вовсе исключат из Совета Зонтов, но к счастью сего непоседу приняли радушно. Хотя статус мыслителя отныне был им навеки потерян, ведь умный человек ни за что не решится калечить себя, когда так нужны каждые здоровые руки. Ныне, как и предполагалось, всем действом заведует Сэм. Всё же стоять и тупо смотреть, как кипит работа, Эван не хотел, поэтому с помощью одной руки помогал своим друзьям, но чаще просто шутил, тем самым поддерживая оптимизм трудящихся, который в Персифале на вес золота. Мокрый Джеф стал без преувеличения рок-звездой, без него не получилось бы ничего сносного, тот самолично сколотил корзину, скрепил брезент в виде сферы, в общем, делал почти всё сам. В это время Сэм постоянно только мешался, нудил, издавая нелепые приказания. А вот Анжелика, своим девичьим обаянием всех воодушевляла, подбадривала своим новым немного нежным характером. Взрослые, знаемо дело, не совались в их владения, в их строительные угодья. Только мистер Чарк иногда захаживал к ним и дивился постепенно появляющемуся воздушному шару, который выставили прямо над вентилем, дабы впоследствии шар взлетел, попав под струю толкающего воздуха, взметнутся в сторону, преодолев крыши и мостики.

Как хорошо, что Эван не утратил чувство умора. Он постоянно подтрунивал над своей больной рукой, говоря, что он якобы одной конечностью делает больше чем они все вместе взятые. И смеясь, на него никто не обижался.

Таким образом происходили последние приготовления к предстоящему полету на воздушном шаре.

Все дети строят чудесные домики на деревьях, всевозможные шалаши, для того, чтобы покинуть на время родительский кров, обзаведясь собственным личным местом, где всё устроено по их собственному желанию. Но это всё видится цветочками, по сравнению с настоящим воздушным шаром, который, сразу стоит обговорить, не был похож на картинку в энциклопедии. Однако некоторая братская схожесть имелась между ними, пускай, сразу не кидающаяся в глаза. Глянцевая поверхность шара, конечно, несколько скомкана, она вовсе не гладкая, да и корзина кое-где просвечивает, все мешки с песком в заплатах. Но это всё ерунда, ведь главным теперь было практическое использование шара, ведь теории и чертежи отныне остались позади.

Однажды после утомительной работы, Анжелика и Эван остались вдвоем, и у них завязался доверительный диалог.

– Ты же понимаешь что я теперь бракованный, меня задвинули глубоко в ящик ненужных вещей. И видимо я не полечу. – не в привычку пожаловался Эван.

– Тогда я тоже не полечу, пускай сами во всём разбираются. – сказала надувшись Анжелика.

– Сэм того не допустит, ведь его желание полететь с тобой велико, это его мечта, сулящая тому объятья в тесной корзине. Ведь он словно афиша, подходи, да и читай с его лба мелодраматичные планы. – покачал головой Эван.

– Впредь я не буду с ним общаться, фу какая глупость. Лучше я в море упаду. Или его вышвырну за борт. – гневно воскликнула девочка.

– Заманчиво звучит, но думаю, тебе не стоит отказываться от полёта. Ведь мы так долго к этому шли. Ведь мы хотим всех спасти. А ты вот так легко отрицаешь значимость нашей затеи. Ради этого стоит претерпеть ухаживания Сэма.

– Что и ты бы тоже терпел, будь ты девочкой, если бы он положил на тебя глаз? – теперь уже на него гневно воззрилась Анжелика.

– Нет, лучше сломать вторую руку. – заулыбался Эван.

– Поэтому-то и невозможно. – тут Анжелика заробела и произнесла. – Ты мне, правда, нравишься. Поэтому если я и полечу, то только с тобой.

– Приятно слышать. Ты тоже мне нравишься, ты очень милая, когда не пытаешься препирательствами обуздать мой супергеройский темперамент. – мягко произнес Эван. – Мы с тобой обязательно что-нибудь придумаем. Ты же знаешь, что импровизация мой конек. – тут он переменил тему разговора. – Как думаешь, там, на небесах, мы будем скучать по родителям?

– Конечно, будем, пускай даже они такие снобы и зануды, но они нам дороги. И мы ведь обязательно вернемся к ним. – ответила девочка.

Мальчику в эти минуты доверительности было жутко странно, ведь девочка во всем с ним соглашалась, она нисколько не стесняла его мысли.

– Уже кажется, темнеет. Думаю нам пора возвращаться домой, как ты считаешь? – спросил мальчик.

– Да, думаю нам пора. Завтра главный день в нашей жизни, самый незабываемый. – сказала девочка.

– Да, но жизнь такая длинная, разве это самое важное событие?

– Не самое, но детство такое короткое.

Они переглянулись. Они попрощались. Они на время расстались.

Эван тихо и одиноко шел по мостикам средь домиков, а дождь как всегда барабанил по всему, что попадалось на пути падения его жестоких капель. “О, недолго вам осталось музицировать дружным оркестром. Скоро закончится ваше мокрое правление, воссияет солнышко, и люди вновь научатся улыбаться. Детям станут читать смешные сказки о таких же детях как мы, возмечтавших построить воздушный шар, сказки о мистере Чарке и о его зеленых питомцах. Восторжествует праздник воскресения, и настанут дни, когда проблемы испарятся подобно влаге, и проявления любви станут явными и осязаемыми, слова обретут доброту, а лица засияют миром и равноденствием” – восторженно думал Эван.

– И, я не сдамся, слышите! – прокричал Эван, скорее себе, чем городу или дождю.

Однако весь город определенно услышал его вопль, но привыкший к тем совестливым детским порывам, вечно прибывающий в ленивой дремоте, не откликнулся.

Глава шестая: Два билета в один конец. Взлет без падений, не считая одного. И как же здорово быть ребенком!

– Леонарду да Винчи такое и не снилось. – произнес Мокрый Джеф, разглядывая готовый построенный воздушный шар.

Все дети последовали его примеру, встали перед своим творением будто завороженные. Им даже не верилось. Они поначалу даже сомневались в реальности этого большого объекта представшего во всей красе. Гениальность маленьких рук этих детей была неоспоримо доказана, причем наглядно. Шар надувался от горелки, в его корзину было положено как можно больше припасов, особенно те которые подолгу не портятся, теплая одежда, аптечка и всякие мелочи.

– Громоотводно. – пробормотал Дизи.

– Вернее громогласно. – поправил его Мокрый Джеф. – Вот вы думаете, я такой умный и всё знаю. Но пришло время чистосердечно признаться – я всё делал не думая, на одном вдохновении, порою толком не понимания, что куда присоединить.

– Давайте тогда вдохновенно похлопаем всем нам в честь окончания. – радостно предложила Анжелика.

И все дружно бурно зааплодировали, кроме Эвана конечно, тот не смог хлопать по причине перебинтованной руки. Поэтому получилось, будто все хлопают и радуются ему одному. Может быть, девочка именно этого и добивалась. Разве поймешь этих девчонок? И самое интересное, что папа, будучи уже взрослым, говорит то же самое и о маме, будто с возрастом ничего не меняется.

Когда всеобщее ликование стихло, следующим этапом было выбрать кандидатов на полет. Очень сложный вопрос, им, однако, предстояло решить. Впрочем, Эван более не настаивал на своем участии после того падения. Он присмирел и старался стоять в стороне от любых споров, понимая, что любой может победить его как физически, так и морально, ибо он по-прежнему корит себя за тот глупейший поступок. Когда забыв о возложенной на него ответственности и забыв о своей спасительной миссии, поступил опрометчиво, за что и получил заслуженное наказание в виде болящей руки.

Сэм, уже трепеща от победы, ухмылялся, вышагивал вдоль корзины, примеривался, видимо воображая, как будет происходить его первое свидание с девочкой. И много всего первого: первый полет, первый день без родителей, и насколько позволила его детская фантазия – первые романтические стихи. В том, что это скоро произойдет, он был почти уверен, хотя ни умением, ни представлением обо всем этом не располагал. Эвана он давно списал со счетов. Чувствуя восторг, Сэм ни в чем не сомневался, потому горделиво возвышался над другими.

А Анжелика в это время находилась в трудном положении, ведь одному мальчику ей придется отказать, тем самым обидев того, а второго предстоит обрадовать. Но выбор нужно было совершать немедленно, покуда Сэм не начал качать права, а он, это отлично умеет. Нужно было скорее расставить все точки и запятые в этой затянувшейся пьесе.

С виду девочка – сильная, упрямая, а внутри души такая хрупкая. Ей предстояло многое взять в свои кукольные ручки, ведь Эван сегодня столь нерешителен. Поэтому она сразу выдвинула серьезный бесповоротный ультиматум:

– Полечу я и Эван. Как мы и договаривались. – тут она сверкнула молниями глаз на скандалиста Сэма. – И ты, Сэм, можешь не жмуриться злорадно.

– Смешная шутка, но мне почему-то невесело. – рявкнул тот. – Этот калека никуда не полетит. Уже давно всем было ясно, кто полетит, а кто туточки останется. Только я полечу вместе с тобой.

– Нет. Этому не бывать. – ответила защитным выпадом Анжелика.

– Поглядите-ка на неё, какая командирша. Здесь я решаю, кому выдавать билеты, а кому нет. А билета всего два. – сказал Сэм.

– Пусть и дальше дерзит. Мы, невзирая на твои бредни, полетим и ты нас не остановишь. – отрезала девочка и крикнула. – Эван, пошли в корзину.

Эван от таких громких слов, будто морально пробудился. Некоторое время он не решался сдвинуться с места, ведь знал, что дальше последует, знал на кого обрушиться гнев и ярость бунтовщика. Но он столь долго ко всему этому шел, столько готовился, что отступать, теперь, по меньшей мере, было глупо. Хотя ранее их отправка представлялась куда спокойней. А в итоге их обуяли сплошные распри как у взрослых. Джеф и Дизи тем временем дружно решили не вмешиваться в их разборки. Поэтому Эван не встретил поддержки, но здраво рассудил – нужно идти, другой выбор не сулит никаких приключений.

Эван отворил дверцу корзины, после чего вошел туда, где оказалось просторней, чем виделось снаружи, а на мешках и скарбе можно было удобно усесться.

– Вылезай немедленно. – прокричал Сэм окончательно съехавший с катушек.

– Эван, не слушай его. – твердо произнесла Анжелика.

Сэм внезапно подскочил к девочке, решивши залезть насильно с боем в корзину, словно готовый ударить или отпихнуть её. Но тут, внезапно для всех, малыш Дизи преграждает тому забияке путь, вставши между Сэмом и Анжеликой. Дизи зажмурился, готовый принять все удары на себя. И вид этого храброго малыша, мгновенно вразумил Сэма. Тот разжал кулаки, горестно произнес:

– Я не хотел этого, простите, не знаю, что на меня нашло. Ведь ты, Анжелика, мне действительно нравишься. И из-за этого я становлюсь похожим на взрослого.

Но Анжелика была невозмутима.

– Я тебе не нравлюсь. Если бы ты действительно уважал меня, то отпустил бы меня.

И Сэм нехотя, но отпустил её.

После чего, покуда другие размышляли каждый о своём, девочка удобно расположилась в корзине воздушного шара.

– Мы пока что вольны остановиться. – внезапно заартачился Эван, испугавшись. – Я всё думаю о своих родителях, ведь они будут обо мне переживать. Дурные предчувствия не покидают меня, с тех пор как я повредил свою руку. Правильно ли мы поступаем? Вот в чем вопрос.

– Ты думаешь, я не боюсь? Ещё как трясусь. Но больше всего на свете я боюсь утонуть, а в нашем городке и при этом бесконечном дожде, мы точно все скоро потонем. И взрослые разве о том переживают? – проговорила Анжелика.

– Они уже давно со всем смирились. Поэтому только мы можем сделать хотя бы что-то для спасения нашего города. – заключил Эван приобретя воодушевление.

Тем временем Мокрый Джеф побежал наверх, дабы включить генератор. Что он и проделал. Вентилятор вскоре заработал, разгоняя влажный воздух. Эван прижался к стенке корзины, он смотрел на Персифаль, мысленно прощаясь с родным городком. Анжелика отвязывала мешки с песком, которые падали и рассыпались подобно фейерверку в их честь. После чего воздушный шар начал медленно подниматься вверх. “Только бы сработал наш план!” – подумали все, даже задира Сэм. И попав под струю воздуха, шар начало заносить в сторону, но медленнее чем задумывалось в теории, отчего опасность столкнуться с крышей всё еще присутствовала. Однако обошлось без приключений, разрушений, но не без треволнений. Шар пролетел над куполом с двумя пассажирами в корзине, чудом не коснувшись заградительной поверхности, и устремился в неведомую даль.

Дизи вслед друзьям махал ручкой, хотя Эвану и Анжелике в то время было не до сентиментальностей. Им пришлось ногтями вцепиться в деревянные стенки корзины, чтобы ненароком не выпасть из неё. Однако вскоре воздушный шар покинул пределы города. Дождь шумно начал бить по надутому брезенту. Наудачу ливень оказался прямым, посему дети стались невредимы. Шар как-то неудобно штормило, заносило, и, кажется, тот даже начал немного снижаться. Испуганные дети при помощи трещин в досках корзины видели, как к ним приближается темное море. В связи с этой устрашающей причиной они отвязали ещё два мешка, и сразу по инерции почувствовали облегчение груза всей конструкции, однако всё же ощутили, как корзина устрашающе чиркнула об гладь воды. Ещё несколько лишних секунд, и они бы погрузились в те непроглядные пучины. Шар взметнулся вверх. Но радоваться они не спешили. В страхе прижались к полу, смотря друг другу в глаза, ибо смотреть вниз, у них не было никакого желания. Не таким они представляли оное путешествие. А воздушный шар всё поднимался и поднимался….

– Как думаешь, что взрослые делают в таких ситуациях? – нервно спросила Анжелика.

– Должно быть бьются в истерике. – нашел не слишком удачное время для шутки Эван, или наоборот самое то. – И как же здорово быть ребенком!

– Это почему? – прокричала Анжелика сквозь гул атмосферы.

– Нам не о чем сожалеть, кроме… – но его возглас потонул в неизъяснимом непроницаемом шуме.

Мечта Эвана исполнилась, а что бывает дальше мечты, никто не знает. Когда исполняется самое заветное желание, может быть, следует придумать нечто новое или нам остаётся лишь довольствоваться старым.

Над путешественниками по-прежнему нависали грозовые серо-синие облака. Небо хмурилось, напоминая лицо мистера Чарка. Чем дальше пролегал их путь, чем выше они улетали прочь от земли, тем меньше кислорода им было отведено, отчего им становилось трудно дышать. По причине оных неудобств дети плотно прижимались к стенкам корзины, затем и вовсе свернулись калачиком на дне корзины. И Сэм вряд ли бы сейчас стал им завидовать.

В данное мгновение они действительно были напуганы. Однако вскоре нехватка воздуха, та бешеная циркуляция склонила их в сон, и они забылись, они заснули.

Глава седьмая: Виновница дождя. Настоящий полет на настоящих крыльях. И почему так тяжело прощаться с привычной болью

Эван проснулся с осознанием того, что путешествию пришел конец. Их воздушный шар завис над облаками, но дышать здесь стало намного легче. Рядышком Анжелика мирно посапывала, наклонив головку ему на плечо, такой спокойной он её никогда не видел. Спуститься ближе к морю или к оставшейся суше, возможным было, только если уменьшить огонь в горелке, который и так вовсе потух, газ в баллоне кончился, а брезент потерял всякую форму, висел, словно мокрый носок. В общем, картина, представилась безвыходная. Однако мальчик по неведомой ему причине не отчаялся, надежда, словно не умерла, даже после таких неслыханных контузий. Ему ничего не оставалось, как встать и оглядеться.

Странным было место, где они очутились. По всему виду они парят в небесах подобно птицам, вокруг белоснежные пуховые барашки, одним словом – очень красиво. Вскоре он увидел, что они будто причалили к некой пристани, к дорожке упругого света, или к дорожке твердых облаков. Тропа вела неизвестно куда, но сердцем своим он чувствовал, что она ведет туда, где ранее неразрешимое, наконец, разрешится. Для верности положил на дорожку мешок, и тот устоял, значит, поверхность тропы твердая, по ней можно идти, не опасаясь за свою жизнь. Затем мальчик решился вступить на своеобразный световой помост, покуда девочка спит. Покуда он не придумал что-нибудь лучше сего безрассудства, Эван решает осмотреть столь загадочное явление.

Он неуверенно ступал по сказочной тропе, а мимо него проплывали облачка, похожие на сладкую вату, которую так и хотелось укусить. Он дотронулся до облачков, но те оказались совсем не липкие, на ощупь они схожи с пеной в ванне, однако на вкус не стал дегустировать. Мостик казался узеньким, словно был создан специально для ребенка. Холодно не было, в колючем свитере тетушки Марты всегда тепло.

Известно, что любая дорога к чему-то или к кому-то приводит. Путь Эвана вскоре окончился неописуемым зрелищем. На обрыве дорожки разметалось крупное скопление облаков, на коих восседала девочка в белом платьице. За её спинкой располагались два белоснежных крыла, словно у лебедя, ручки её были опущены вниз, а ладошки собраны в форме чаши, та плакала, и слезы постоянно текли из её светлых глазок, падая прямиком в мраморные длани. Когда своеобразная чаша наполнялась, она разводила ладони в стороны. И слезная влага падала вниз, разлетаясь на сотни отдельных капель, превращаясь в жестокий дождь.

Мальчик застыл перед ней словно завороженный. Но в том печальном существе он увидел обиженного на весь свет ребенка, каким был и он сам. И поэтому, сожалея, спросил у неё:

– Почему ты плачешь?

Девочка подняла надутые очи на незнакомца. Продолжая источать слезы, она мелодичным голоском ответила:

– Мне стало грустно. Иногда нам, ангелам, позволено посещать людей, позволено созерцать то, как они живут. Я совсем ещё маленькая, но мне было любопытно посмотреть на вас. Потому я тайком спустилась с небес. Сверху увидела деревеньку с красивым именем Персифаль. – тут она воззрилась на него, словно припоминая лицо мальчика. – Мы, ангелы, ведаем лишь добро, любовь, смирение, и потому ожидаем увидеть только то, что в сущности нашей заключено. Но когда я невидимо посещала людские дома, я всего этого не различила. Мы чувствуем каждый добрый импульс человеческой души. И тогда я поняла, сколь тяжело быть Ангелом Хранителем, но мы призваны к смирению, к неотступной помощи человеку, тому венцу творения. А я, такая маленькая, не смогла выдержать натиск тех горестей и скорбей людских, той злобы и ненависти, кои обрушились на меня. Я сострадательно впитала всё то, что ожесточало сердца людские. И не осилив той боли, взлетела ввысь, опустилась на облака и впервые заплакала. И плачу и по сей день. Столь велика скорбь, заключенная во мне. Из моих глаз сочится нескончаемый дождь, и люди познали мои слезы, но не смягчились, не образумились, а более того вознегодовали на свои жизни, позабыв всякое доброе слово, они позабыли о Боге.