Принц с маленьким сердцем. Сказки и притчи

Печальный роман

Вы видели когда-нибудь красное утреннее солнце, когда по небу расходятся розовые переливы и дымки, конечно, видели, но не ведаете, почему светило приобретает кровавый оттенок, так позвольте вам поведать.

Когда принц с маленьким сердцем ушел, замок долгое время пустовал. Подрос его кровный брат и также стал править королевством. Родился он вполне обычным мальчиком, лишь один недостаток у него имелся, сердце его билось, находилось в правой стороне, а не в левой как у прочих. Никто кроме родни не знал о том, ибо ему запретили приближаться к людям, чтобы они не почувствовали и не услышали то, как сердце звучит в другой части груди, тогда сразу бы принца признали ненормальным, и чуждым, недостойным носить знамя короля. Но народ вскоре вознегодовал, и многие подданные перестали верить в само существование принца. Оттого разрешили ему предстать перед людьми, на расстоянии, дабы никто не услышал, с какой именно стороны бьется сердце принца. И вот восстал он возле врат замка, ибо всё королевство пришло поглядеть на него и послушать, что скажет он им. Между ними встали воины с луками, таким образом, не пуская люд ближе к принцу.

Солнце восходило. Светлел горизонт. Фигура юноши озарилась. Впервые он видел стольких людей, и возлюбил их всех своим сердцем, и вместило оно каждого, но более прочих полюбил он одну деву, стоявшую в толпе людской, невинною любовью воспылал он и превознес чувства свои и сотряс душу свою. Повинуясь любви, забыв запреты, шагнул принц вперед, к деве той, и она двинулась к нему. Пробился юноша сквозь воинов ряды, устремился к возлюбленной, дабы ближе созерцать ее, дабы обнять ее. Народ радовался тому, а родители ругали сына, потому что трагедию сей поступок предвещал роду. Но он не отступал. И вот приблизились полюбившие друг к другу, взглядом одним осознав, что отныне связаны они, и вечность им открыта, узы те прочнее всех обетов. Обнялись они, и солнце осветило их целомудренный союз.

Поняв, что вот конец обману, правда, раскроется миру, все поймут, что принц не такой как все, замыслили родные принца погубить, приказали воинам на поражение стрелять. Стрелок натянул тетиву тугую, отпустил, стрела взметнулась ввысь, и пронзила два сердца разом, что слились в одно.

Долго горевал потом народ, поняв тогда, что сердце у принца было в другой стороне, чем по обыкновению у прочих, если бы было не так, то дева осталась бы жива. Нынче же вместе похоронены их юные тела. Не осудили родственников оного мученика, но свергли, более те не правят и не заточают в замке принцев, ибо и камня не осталось от замка мрачного того.

Роман печальный сей окончен, светило краской красной налилось в тот миг и ныне всяко утро напоминает грустный стих, мгновение всего, всего одно мгновенье. Сердцу тяжело любить, хотя, и предназначено оно лишь для сего, страдать куда как проще, но не дайте, не позвольте в клетке ребер ему в одиночестве уныло прозябать, любите, секунду, что вечностью однажды нарекут, будьте пронзенные одной стрелой, вместе, ибо двое вы любимы, так будьте вместе в печали, в радости, в жизни и смерти, и в жизни будущей во славе будьте.

Но если сердца ваши бьются с разной стороны, то не обессудьте.

Тот, кто никогда не видел свет

Миновали дни праздные, и пышные столы более не накрывались пряностями, музыканты не играли, люди не смеялись, тихо стало в замке, наскучили королю веселья, насытившись, опечалился он, ибо ничто не могло удивить его или насладить. Прослышал он некогда, что в королевстве живет слепой человек, юноша пастух, пасет он свое стадо, и ни одна овечка не плутает, со всеми повечеру возвращается в сени. Приказал король призвать того слепого, решив тем самым позабавиться, ведь и сама жизнь наскучила и надоела ему. Привели того чудного человека, увидел король, и вправду глаза пастуха бесцветны и недвижимы, вокруг такая роскошь, золото, драгоценные камни, дорогие картины, а слепой не зрит на них, не прельщается ими. Не усомнился в слепоте король. “Говорят что ты пастух, овцы у тебя все сочтены, волки обходят стороною пастбища твои, скажи, как удается то чудо тебе, должно быть творишь ты волшебство?” – спросил король. Слепой человек ответил – “Не вижу, но слышу всех, если пропадет одна, иду за нею, что милее всех, другие же ведая мои наказы, пасутся мирно недалёко”. “Но почему не разбегаются они на все четыре стороны?” – еще спросил король. Пастух ответил – “Они верны и ходят по одному пути, я лишь следую за ними”. “Сколь дивно это, значит, правду мне глаголют о тебе. Ну, так еще скажи, каково в мире быть слепцом, не видя ничего?” – не унимался торжествующий король. Слепой повествовал – “Я созерцаю всё, что Богом сотворено”. Король опешил – “Видишь всё, как это, объясни мне, понимать, ужели видишь дерева и солнце, небо чистое и землю, женщин тоже видишь, но как, ведь ты же слеп?” “Я не вижу глазами, но сердцем верю, что это есть, и воистину оно реально” – заключил слепой. “А еще что лицезришь?” “Я вижу свет”. Удивился пуще на слова король – “Свет? Не поверю в то никогда, слепой лишь видит тьму перед собой”. Ответил человек – “Телом не зряч, зато душою созерцаю божественный неописуемый в блаженстве свет. А вы хотя и зрячи, вы тот, кто никогда не видел свет”.

Проникся духом король в укоряющие глаголы слепого. Осознал тогда король причину той пустоты в себе, ибо не наполняли и не обогащали душу царственные пиры, во тьме он всё время прозябал. Впервые он тогда глаза к святому отворял, уверовал и более не роптал на пресыщенность свою, ведь истинно оказался пуст и слеп.

Второе ноября

Совсем уже седой старик сидел возле позеленевшего пруда, на поверхности коего плавали уточки, почему-то они не улетали в теплые края, а осенние листья давным-давно попадали вниз, умастив покрывалом землю и гладь воды. Сегодня у него был праздник День Рождения, десятки лет назад в этот самый день он родился. Однажды человек тот возомнил, уверился, что умрет, покинет этот мир именно второго ноября, день его смерти наступит в день рождения. И вот каждый год ожидал он этот день, но не умирал, не кончался его земной жизни срок. Состарился, но по-прежнему приходил к пруду, к самому яркому воспоминанию из детства, и в свой день рождения, ожидал, что вот-вот наступит конец, завершится на том жизненный земной путь его. Ставши ветхим как книга, с которой не стряхивают пыль и более не берут в руки, дабы не повредить ее, пришел в который раз к пруду, сел, взирал на птиц, плавающих словно кораблики, слушал и душою призывал эпилог своей жизни. Но вместо сего, подошел бесшумно к старику некто странный, со светлым ликом. Спросил старик – “Для чего ты здесь?” Ответил Ангел – “Как и ты, прихожу сюда каждый год, слежу за тобою и также жду вразумленья”. Обрадовался старик и воскликнул – “Так ты есть смерть, о как долго я ждал тебя.” Ангел стался грозен и безрадостно, но кротко отвечал – “Ждал, когда ты познаешь, что человеку не положено знать число и время когда суждено ему умереть, то ведает лишь Творец”. “Значит, оказался я не прав?” “Верным оказалось твое решенье и вправду это твой последний день”. “Возьми меня, я пойду с тобой!” – воскликнул безудержно старик. “Безумец!” – Ангел огласил. – “День смерти знал, ожидал, потому лишь этим жил, добродетели не умножал, закопал талант свой в землю, жил, чтобы умереть. Где добрые дела твои? Ты древо без плодов, оно живо, но бесполезно, засохшими древами топят печь, а ты созрел, но мудрость не приобрел”. Опечалился тогда старик – “Прости меня небесный житель” – лишь смог он сквозь слезы проговорить. А Ангел стал растворяться и уходить. “А как же я, неужели позабыл меня?” – спросил у святого облика тот человек. Ответил Ангел голосом единым – “Второго ноября должен был окончиться твой срок, но бодрствовать ты должен и творить дела благие не ведая им конца. Отныне отмеренное время продлено твое”. Старик, недоумевая, вопросил – “За что?” И глас вышний напоследок огласил – “За одно единственное слово. За просьбу прощенья слово. Иди же, живи и люби, и смерти более отмерено не жди”. Возрадовался старик, слезы утер, ушел. И около того пруда его никто не видел отныне никогда.

Мириад

Устроившись на опушке леса, легли на мягкую травку отец и сын, они смотрели на звездное небо, и папа рассказывал мальчику, о том, что свет, землю, небо, солнце и луну создал Бог, животных и всякую траву создал Бог, и человека создал Бог. Мальчик спросил – “А звезды тоже создал Бог?” Отец ответил – “Да сынок и звезды сотворены Творцом”. “А сколько, их кажется так много?” – мальчик кротко вопрошал. “Нам неизвестно их число, и, в общем, ненужно знание того, но предположим – мириад”. “А мириад, это сколько?” – не переставал интересоваться сын. Папа терпеливо повествовал – “Очень много, Всевышний всё подсчитал и звезды, и каждый волос твой, не упадет без Его воли, каждая подсчитана душа и каждая любима Им, каждая может быть прощена, если будет добра, мы все важны и нас также много сколько звезд”. “А дедушка, разве Боженьке он уже не нужен?” “Все важны и покинувшие нас и живые на земле, ведь все воскреснут и свет неописуемый узрят”. Мальчик продолжал вопрошать – “Но разве поместимся мы все, на столь малом клочке земли?” Отец ответил – “Видишь небо, звезды помещаются на нем все, смотри и не сталкиваются они, некоторые кучкой громоздятся, это семьи, они вместе, я, ты, и мама”. “А Боженька, он где?” – спросил сынок. “Он везде, Он в твоей душе” – отвечал отец. “Значит, я могу попросить Его о том, чтобы все стали дружны?” “Конечно, попроси, Он услышит твои мольбы.” “Но звезды я слышал, умеют падать.” “Но и вернуться также могут, смотри, видишь, что не все звезды столь ярки как остальные, ибо в разной славе воссияем мы.” “Папа посмотри” – воскликнул мальчик, указывая перстом на небо – “Это кажется мы, три звезды!”

Искус

Услышав историю о прародительнице Еве, маленькая девочка возгордилась и стала говорить, что не поступила бы так, ответила бы отказом на искушения змея, не прельстилась бы стоя пред соблазном.

Она жила в небольшом домике с родителями, рядом с домом рос сад, посреди коего произрастала пышная яблоня. И вот гуляла она в саду, у нее не было часов, но знала, что скоро обед, но когда позовут ее, того не ведала. И вот увидела возле яблони малого Ангела, красивого с белоснежными крыльями. Обрадовалась девочка явленью небожителя, ожидая похвалы. Но Ангел произнес – “Ты думаешь, что устоишь перед искушеньем”. “Безусловно, я же умна” – ответила неразумная девочка. Ангел на то лишь улыбнулся – “Тогда давай проверим. Бог запретил первым людям Адаму и Еве вкушать с древа познания добра и зла, что росло посреди Эдема, но с древа жизни они могли вкушать, но Ева поддалась искушению, отведала запретный плод, искусила Адама, и он вкусил, таким образом, прародители совершили грех. Я знаю, ты хорошо запомнила эту историю. Вот, тогда, смотри, видишь яблоню посреди вашего сада, на ней растут сочные красные яблоки, отныне они запретные для тебя, тебе не разрешается вкушать сей плоды”. “Легко я справлюсь с этим, докажу тебе насколько воля моя сильна” – ответила гордо девочка. “Хорошо, посмотрим” – сказал Ангел.

Села девочка возле яблони, смотрела на небо, считала облачка, представляла их животными, здесь бегемоты были, черепахи, львята. Травинки пальчиками трепетала. Время шло. И вот чувствует, бурлит у нее в желудке, “Ерунда” – подумала она. Прошло еще некоторое время. И вот желудок у девочки заболел, и голод начал одолевать ее, а на обед всё не зовут и яблоко нельзя сорвать. Отчаиваться начала. Молвила девочка тогда – “Скажи мне Ангел, вот я рядом с деревом стою, а могу ли я плоды потрогать?” Неохотно Ангел на то ответил – “Можно, но осторожно”. Сорвала она яблоко одно, начала в руках вращать. Слюнки потекли, живот пуще разболелся, никак взгляд не оторвать, и с искушением не справится никак. Не выдержав, ослабела духом девочка, а тело так и откусило кусочек от сочного плода. Признала тогда она пораженье. И через секунду послышался голос мамы, зовущий на обед. Всего несколько секунд не дотерпела, ведь знала, что скоро ее позовут. Боль не преодолела. Опечалилась девочка. “Вот видишь, как не хорошо превозноситься над другими и укорять чужую слабость. Живи же, радуйся, вот тебе урок, сама со страстью не сможешь справиться ты. Господа на помощь призови, и зло отступит. Искушенье будет всегда, будет сулить блага, но не утолят жажду те плоды. Лишь в конце пути, когда душу твою призовут, насытишься сполна пищей святой с десниц Творца” – молвил Ангел и в свете испарился.

Трагик

Один повелитель сонетов легко управлялся с драмами, но никак не ладил с дамами. Джентльмен обладал некими талантами ремесла искусства, чем впрочем, и жил. Однажды, совсем нежданно, в юные лета влюбился он в деву, и та любовь, отныне и всегда искренней была, девушка зажгла любви вечное пламя в нем. И подумать не мог он о другой, назвал ту девушку в воображении своем женой, не надев кольца, произнес слова любви в душе, не приклонив колена, вместил в свое сердце ее прекрасный образ. Всё это сделал он в мгновенье, но леди честно отвечала – нет, никогда, не докучайте мне, – потому отвергла. Любовь джентльмена сталась безответна, более того, она видеть его не хотела. Он опечалился на то обстоятельство, но верности обет не нарушал, думал о ней и всегда вздыхал. Шли годы, а он все грустил, страдания и слезы наполняли его сердце, положил он цветы на крышку собственного гроба, будучи живым. Любил, молил и ждал, когда образумится она с годами, обратит внимание свое на убогого него, однако не спешила леди, и о нем уж позабыла.

Пьесы писать трагичные он стал, прославился, но по-прежнему горевал, не веселился, позабыл, как улыбаться, разучился в одиночестве смеяться, закрылся вовсе и в творчестве с душою растворился. Та женщина, его любовь, была актрисой, стала играть в его пьесе, и он смотрел на ее игру, благоговел, но подойти не смел, холодна она была в отношениях театрального писца. Прославился, и тут начал замечать, как женщины обращают на него свои пламенные взоры, шепчутся о нем, чувствовал нутром, они тихонько думают о нем. Душа джентльмена издала истошный крик, пожелал чтобы он никем не был никогда любим, он не желал чтобы о нем девушка какая-либо горевала, “Пусть не любят они меня, пусть не страдают зря, ведь знаю я какая мука безответная любовь” – думал джентльмен, любя всю жизнь лишь одну девицу. Хранил надежду, что его никто и никогда не полюбит, не назовет украдкой мужем. Исполнилось желание его, ни одна не сказала, что привлекает он ее, что нравится, ни одна того не произнесла. А он любил ту актрису, роли для нее писал, ночью страдальчески рыдал, оплакивая то, что не имел.

И вот однажды, смертный час его настал, Ангел предстал пред ним, джентльмен тяжело дышал. Молвил Ангел – “Ты прожил жизнь спокойно, никого не обижал, почти не грешил, но унывал, вдали от людей страдал, потому никто не ведал о том, как ты слезы проливал. Страшиться нечего тебе, прибыл я успокоить и исполнить одно твое последнее желанье”. “Желанье?” – переспросил трагик. “Напоследок”. – Ангел подтвердил. “Весь мир и небеса знают, что я желаю”. “Чтобы она тебя, наконец, полюбила?” “Нет, не то, я желаю – счастье ей и пусть будет счастлива она, чего более может желать сердце старика” – ответил он. Ангел смиренно приклонился. А он вопрос произнес – “Знаешь ли ты, что в жизни человека бывают разные пути, встречал я в жизни много женщин, и были те, которые будто посланные свыше, по велению судьбы, в одном месте, времени, будто мы должны быть вместе, но я не делал шаг навстречу им, ведь всегда любил ту одну, которая меня никогда не любила. Так ответь мне, Ангел, какая женщина истинно была моей?” Ангел ответил – “Ответ и сам знаешь ты, только та которую ты любишь, другие были искушеньем, верность твоя тем самым проверялась, ведь тебе была дарована любовь, не просто так и не сомневайся, то был знак, она есть твоя единственная жена.” “Но, сколько горя она мне принесла, не знаю смогу ли радоваться еще когда” – повествовал джентльмен. “Так пойдем же, познаешь утешенье, знай же, верность ты хранил не зря” – молвил Ангел, улыбнувшись старику.

Растворился Ангел в свете белом, и опустела комната джентльмена. Прославлен по всему миру он был, но никто более не приходил к нему. И вот однажды открывает он глаза и видит, стоит возле его постели та девушка, любимая. Познал он тогда, что она одна истинно его любила, помогала ему всегда, играла в пьесах трагика, потому были у него хлеб и вода, часто рядом с ним была на сцене, он видел ее и более не плакал, всегда и везде помогала ему, но он не ведал сего, ибо помощь ее была сокрыта. Осознал трагик тогда, что не только он любит, но и она его сердечно любит, но прежде ему нужно было жить прожить верно, не оступаясь, и не сомневаясь в любви своей. Возрадовался тогда повелитель сонетов, и обрел долгожданное счастье в конце строки.

Веки веков

Устали века и прикрыли веки, отяжелели глазки их, уж очень хочется им сегодня спать. Что ж и мы уснем, ради сладких снов, но прежде вспомним день, прожитый нынче нами, как провели его, много ли узнали, не творили ли дел плохих, благодарили, никого не бранили, мирно прожили сей день. И вот теперь, пора и отдохнуть, в постели мягкой или на сырой земле, под звездами уснуть, ведь они одинаково светят всем и королям и пастухам, и принцам и старикам, все мы дышим воздухом одним, тот, кто дорог и любим, и тот, кто нелюбим, все мы одинаково на мир глядим, на нас всех с небес святые смотрят, благословляют каждого из нас, на одежды и украшения не взирая, благословляют каждое дитя.

Слипаются уж наши глазки, в надежде прибывая вновь созерцать тот созданный чудесный мир еще хоть раз, еще чуть-чуть, ведь он столь неповторим, но если не удастся, то устремимся мы к мирам иным.

Я толковал, покуда притчи диктовал, вы нечаянно уснули, на том, смею лишь доброй ночи сновидцам пожелать. И я, пожалуй, рядышком вздремну.

Настанут века иные, отворят заспанные веки и прочтут сказки старика, то была его мечта.

Сборник сказок и притч “Принц с маленьким сердцем” сочинен и составлен в 2010-2011гг.

Драгомир

Магистр почтенно предстал пред белокурым королем, дабы пропеть тому песнь славнейшую и величайшую из ныне нареченных. Несравненно звучало песнопение далекое, ибо минули времена третьей мрачной эпохи первозданной. В возрожденье преображенная летопись судеб человеческих сменила привычную сумрачность, явив на свет пресветлый образ нетленной любви в жизни неиссякаемой. И владыка Алмазной Крепости внимательно слушал сказочное повествование предложенное, припоминая навсегда ушедшее прошлое, вспоминал туманно невесомо статую кроткого юноши, гордо вознесшегося, держащего легендарный драконий меч и прекраснейшую деву, благородство которой, не уступало душевности несравненной праведницы. Облики призрачные будоражили его неувядающее чело, воспламеняя сердце, завораживая ум, пленяя саму мысль, царицу души столь скорбящую, застилая мрачные предзнаменования, изгоняя помыслы скверные. Иные картины предавали в дрожь бессонную плоть его, смятенную и неусыпно молящуюся.

Известно ныне, исчисляется кровью время, ибо Нечто неведомое надвигается на Драконьи прибрежные земли, из недр развалин древнего Тевинтора возродилось потаенное, всеобъемлющее зло, имя которому заперто устами, и отвергнуто живыми и мертвыми сердцами. Однако король, созвав совет мудрейших старцев, отринув великосветскую суету, приказал молвить немому страннику, чье явление стало предвестием бед неминуемых и надежд долгожданных, потерянных в кричащем страхе и в беззвучном шепоте ускользающих дней. Тот странный человек не пророчил несбыточное, не предвосхищал непоправимое, а напротив, изрек песнь прекрасную, глас ангельский, дабы люди предали забвению свои горести, и даже король оставил на время всякое разумное мудрование, почтив умом и сердцем любовь в ее истинном духовном обличье, прославив Создателя, даровавшего свет рожденным во тьме, отчего сразу просветлел разумением опечаленным. Певец пел лирично подобно фениксу, сгорая чувствами и вновь восставая из пепла, и, как известно, слезы той птицы волшебной, исцеляют любые раненья, облегчают любые боли, и смиряют всякую тоску. Слушал каждый, внимали все, никто не посмел противиться мелодии, льющейся из сердца чтеца пространного, мир замер на мгновенье, а миг, как известно долог, если душе любовно дорог.

Благородный король возвысил главу к небу, вопрошая милость, и дар был ниспослан ему, поведан устами немыми, но многоязычными. Прелестную историю незабвенную познал духом король, подобно чтецу уединенному внутренне душой лишь сострадал, читал, слушал, отыскивая утешение в сказке о книге бессмертия, которая покоится ныне на руках достойных, верующих в магическую силу слова, в магию сказания о вечности.

Вот отрывок сказки той:

Ветром мечтательным унесенные видения облеклись в птиц перелетных, оставившие прибрежные скалы, те разведчики дальнозоркие устремились в непроходимые глубины лесов, в царство древ возвышенных. Их притягивало неизведанное, просторы далекие, тайны сокрытые в тени пейзажей солнечных, в кладезях синевы небесной.

На окраине Темного леса, подобно жемчужине в золоченой раковине, простиралась деревушка неизвестная, потаенная, доколе не родился в тех местах мальчик божественный, о ком еще не знали тенистые многоветвистые дубравы, о ком не щебетали феи певчие, но им предстояло благоговейно созерцать его неуверенное хождение по родным тропам, о коих прежде необходимо упомянуть. Давным-давно нарекли селение прадеды именем Вортон, и не было равной ей по расположению и достатку всеблагому. Как впрочем, и жители не слишком охотно предавали сей местности опасной свое жительство, свои притязания на жизнь. Посему, прежде чем описанье сталось верным, стоит поведать о таинственном лесе, чье вековое присутствие впившееся корнями в плодородную почву, не может подвергнуться сомнению или опасению.

Темный лес, да будет вам известно, уникален, несравненно широк и тернист, отчего полон слухов, порою достоверных, но чаще излишне надуманных. Слава опережает подвиги, когда чествование употреблено не в меру. Однако история Темного леса легендарна, если окунуться в давно растворившуюся в рассвете лучистых всполохов обитель древесных стражей, которые зеленеют тонами темными, приобретают золотые платья осенью и белоснежные меха из крупиц снежных пушинок зимою, пушистые кружева весною, и именно там каждый находил пристанище своим грезам трепещущим, каждый отдавал лесу свои горести насущные, плутая по извилистым, порою непроходимым тропам. Но то были, любопытные соискатели истин, чаще или реже, храбрые смельчаки или лишенные страха безумцы, ибо ветхость Темного леса таила неисчислимое многообразие существ невыдуманных, вполне видимых издавна, извечно тенями существа шныряют в колючих ядовитых кустах, издревле огромные серые создания стерегут бездонные пещеры, о коих мало кто знает, по причине людской, не всегда достоверной боязливости. Ведь знания награждают пониманием, отчего от осознания рождаются чувства, часто несхожие с характером созерцателя.

И может быть, поэтому, тот самый странный мальчик бродил возле теневой кромки леса, всматриваясь в просторы загадочные, колдовские чары пущ дурманили его желание, оное было простым, легковесным, но неповторимым в меру порыва чувственного. Он не осмеливался вступить за предел Темного леса с деревушкой Вортон, пересечь ту границу, отделявшую привычный быт, с миром приключений, грань хрустальная казалась хрупкой, пускай нужно сотворить лишь один шаг, в душе же, необходимо было миновать сотни преград, главная из которых именуется страхом. Темный лес призывал мальчика шумом неподъемных ветвей, грузной листвой созывая пестрых птиц, манил неприступностью, пение леса казалось чарующим, до изнеможения слуха пленительным. Как известно красотою великолепия славятся радужные эльфийские леса, с причудливыми строениями поверх ветвей, лестницами вдоль широких стволов, обвитых цветами яркими, словно гирляндами звезд падших с небес, однако нами видимая причуда природы, имела более древнюю историю, ибо поговаривают, будто в сей купели первозданной обосновались величественные драконы, которых никто не видел, но многие принимали шум, доносящийся утробно из недр терновников лесных, за рык зверя пещерного и ужасного. Никто и близко не смел приближаться к мрачным ложбинам, пугающие лощины отгоняли непрошеных гостей, и только маленький мальчик, оставив отчий уютный дом, испытывал на верность свои юные органы чувств, более подчиняя их сердцу столь мало живущему, столь редко бьющемуся. А сердце его с рожденье было чутким, добродушно сострадательным. Редкие удары сотрясали грудь его, отчего всем казалось, чудилось во снах, будто он неспособен полюбить. Ошибались многие, так несвоевременно полагая. Ибо саму сущность творения ведает только творец, и он один, обладая даром исправления, милостив и долготерпив ради спасения. Однако сердечность в маленьком короле впоследствии сталась темпераментом, невольно возросшая в непреклонную душевность. Мальчик витал душою средь неизвестности, высвобождая чувства, отрешенно жадно познавал окружающий мир, однако мало кто сопереживал его влекущим неоднозначным порывам. Летели не обремененные тяжестью мудрости воздушные легкокрылые годы детства, а мир будто дремал, не менялся. Вставали они, как и прежде напротив друг друга, равные по духу, взирали то, улыбаясь, то угрюмо, лес будто приклонялся пред маленьким нищим принцем, верхушками деревьев трепеща, раздвигая непроходимые лабиринты крон, звал царствовать мудро в том королевстве нераскрытых тайн. А ветер пронзал северным холодом худощавое тельце мальчика, отчего его бледная кожа покрывалась пузырчатой чешуей, теребя темные волосы, ветер будто вздымал два черных крыла, так длинны были его пряди и так легки на подъем, пресветлый лик мальчика чуть розовел под редкими каплями освежающего дождя, теплые капли огибали его широкий лоб, ниспадая на пружинистые ресницы, свесившись, заглядывали в самые большие глаза, которые им доводилось видеть, и робко умилялись, серо-голубые очи мальчика искрились вспыльчивой живостью и отрешенною задумчивостью, затем, как правило, капли весело скользили по стройному носу, делали последний рывок и влажно целовали тонкие губы мальчика, иссыхая в тепле его мерного дыхания.