хоть одним взглянуть глазком.
Хвостиком вильнет – и сразу
все коты теряют разум.
Ах, детка,
какая ты кокетка,
Долорес, ты конфетка,
ты греза всех котов!
Ах, если б ты имела
двена-адцать хвостов!
– Ну что, пойдем за добавкой? – спохватился Куцый. – Повар наверняка еще не отдышался, у него не хватит сил гнаться за нами снова. Заметил? Он пыхтел как паровоз.
– Хорошо бы… Но нет, не пойдем.
– Почему? Неужели так объелся?
– Нет, конечно. Но у меня свидание.
– С Глорией?
– Ну а с кем же еще?
– Да ну ее, эту Глорию!
– Она ведь ждет меня. Не хочу ее огорчать.
– Счастливчик! – усмехнулся Куцый. – Не понимаю только, что она в тебе нашла.
– Видать, нашла…
И я простился с Куцым и направился по дорожке, которая должна была привести меня прямо в объятия Глории.
Глория и Булька
Глава вторая,
в которой мы клянемся друг другу в вечной любви, а хмурый бульдог наблюдает за этой идиллической сценой
Глория была самой прекрасной на свете ангорской кошкой. Познакомились мы с ней при забавных обстоятельствах, благодаря одному мышонку по имени Пискля. Как-то поутру я гнался за этим мышонком и сам не заметил, как оказался в саду богатого особняка. И там я впервые увидел Глорию: она лежала в зарослях анемонов и умывалась розовым язычком. Как она была хороша! Глаза, белоснежная шелковая шерстка, пушистый хвост… Я влюбился в нее с первого взгляда.
Своим счастьем я обязан Пискле, поэтому с тех пор никогда его не преследовал, больше того – завел с ним дружбу. Пискля жил в доме одного поэта, у которого была богатейшая (но очень пыльная) библиотека с толстенными книжищами. Вот в них-то мой дружок Пискля время от времени находил всякие романтические стишки и пересказывал мне. А я декламировал эти стихи Глории – она обожала их слушать.
Роскошная вилла, где живет Глория, утопает в зарослях граната и олеандра. А охраняет ее отвратительный и совершенно невоспитанный бульдог по имени Булька. Почему этого ужасного кровожадного зверя назвали Булькой – для меня загадка. К счастью, Булька обычно привязан около своей деревянной будки, а мы встречаемся на безопасном расстоянии от него, у пруда с золотыми рыбками.
Итак, я пришел и подал условный сигнал: трижды промяукал протяжно и дважды – коротко и призывно. Через пару минут появилась Глория и бесшумно прыгнула на мраморный бордюр вокруг маленького пруда в форме звезды.
– Ты опоздал, – в ее голосе слышен укор.
– Совсем немного! – оправдываюсь я.
– Знаешь, как мне не терпелось тебя увидеть? – игриво мурлычет она.
– Не знаю… А как?
– Сначала ты скажи.
– Что?
– Что ты меня любишь.
– Я тебя люблю! – уверяю я ее.
– Громче! Скажи это громче!
– Тогда нас услышит Булька.
– Если бы ты действительно меня любил, тебя бы не остановил никакой Булька!
Меня это, конечно, задевает за живое, и я кричу во все горло:
– Я тебя люблю-у-у-у-у-у-у-у-у!
И зачем только я это сделал?! Бульдог тут же просыпается и, порвав свою цепь, кидается на нас.
Мы вмиг взлетаем на раскидистое гранатовое дерево. Булька прыгает внизу и лает так, будто у него хвост угодил под отбойный молоток. Я срываю гранат и швыряю его прямо в лоб вредному псу. Булька понимает, что если продолжит осаду, то за этим снарядом последуют и другие, и возвращается в свою будку с ужасно недовольным видом.
– А ты всегда будешь любить меня? – ластится Глория.
– Ну еще бы! А ты?
– И я. Всю жизнь. Все свои девять жизней буду тебя любить!
Глория нашептывает мне всякие нежности, и я уже на седьмом небе от счастья.
– Радость моя, красавица моя ненаглядная, – нежно шепчу я и лижу ее белоснежное ушко.
– А знаешь, – говорит вдруг Глория, – мне ведь подыскали жениха.
От неожиданности я теряю равновесие и едва не сваливаюсь на клумбу с гиацинтами.
– Что?! Какого еще жениха?
– Расмина.
Я слышу это имя впервые. Тогда я еще и представить себе не мог, какую роль сыграет этот кот в моей жизни.
– Какой такой Расмин?