Вмурованные

– Это ее условия, господин Винс. И, кстати, когда статья будет готова, я надеюсь, вы не забудете обо мне?

– Разумеется, Матис, разумеется.

***

Парижская опера – театр роскоши, подаренный самим Изяществом. Место, где сбываются мечты о славе, дворец интриг, способный вознести актера до головокружительных высот и демонстративно сбросить вчерашнего повелителя толпы с его пьедестала в преисподнюю безвестности.

Сегодня сцена одарила зрителя волшебством, и Винс был искренне потрясен спектаклем.

«Как может начинающий режиссер сотворить такое чудо?» – подумал он.

Безусловно, все критики и лицемеры уже сегодня окрестят эту постановку самой выдающейся за последнее десятилетие, слух о гениальном творце быстро разнесется по улицам Парижа, и элитное общество пополнится очередным почитателем дорогих вин и роскошных женщин.

Финальный танец – и… свет начинает медленно затухать, постепенно погружая во мрак сцену и зрительный зал.

Сентиментальная драма, несмотря на всю свою недосказанность, затронула даже самые черствые сердца. Сперва зрители не решались аплодировать, им требовалось какое-то время, чтобы вернуться к реальности, после этого они смогут начать рукоплескать и петь дифирамбы. Первые овации казались весьма неловкими и даже неуместными, но начало триумфа было положено: с судьбоносной быстротой волна аплодисментов раскатилась по залу, перевоплощаясь в изысканный океан торжественных поздравлений. Здесь не было места для зависти и упрека, публика была искренна, как чистый лист в предвкушении новой новеллы.

– Браво! – человек, сидящий справа от Винса, несколько раз выкрикнул это слово, и повернулся к нему: – Потрясающий спектакль!

– Да. Спектакль впечатляет, – согласился Винс.

– И Мишель тоже, – с ловкостью уличного карманника неизвестный вложил маленькую бумажку в руку журналиста.

– Постойте, так вы…

– К чему лишние объяснения? Я сделал то, что от меня требовалось. Следующий ход ваш, – оставив Винса в легком замешательстве, человек скрылся среди рукоплещущей толпы.

Взбудораженная публика наводнила фойе театра. Наверное, еще никогда под украшенными сводами театра, среди классических строгих колонн и портретов выдающихся деятелей искусства, не раздавалось столько слов восхищения в адрес экспериментальной постановки. Шум заполнил все пространство зала, и драгоценное эхо, следуя традиции, смешалось с лакированными пузырьками шампанского. Покидая театр, Винс столкнулся с женщиной, чьи духи напомнили ему о пылких вечерах прошлой весны.

– О! – удивилась она. – Как неожиданно. Только не говори, что следишь за мной.

– Жаклин… – нужные слова никак не приходили на ум. – Я… хотел тебе позвонить, но понимаешь…

– Избавь меня от этого, – сказала она. – Мудаки вроде тебя отлично научились сыпать пустыми обещаниями, дальше этого дело не идет.

Случайно помешав неприятной беседе, огромный верзила в дорогом костюме, обвешенный золотыми кольцами и цепочками, подошел к даме и обхватил ее за талию.

– Кто это, дорогая?

– Просто бывший коллега. Кстати, он очень спешит, – бросила Жаклин.

За спинами парочки Винс заметил человека, который передал ему послание от Мишель. Мужчина стоял в окружении разношерстной разрастающейся толпы. Откровенные взгляды пожирали его: красотки кокетливо смеялись, выставляя напоказ белоснежные улыбки и глубокие декольте, мужчины с интересом прислушивались к его словам. Он же, в свою очередь, оказавшись в центре внимания, вел себя наигранно неловко. Мужчина не испытывал стеснения, нет, Винс прекрасно разбирался в таких вещах, но что еще может притянуть развратную публику, как не напускная скромность?

Поймав взгляд журналиста, Жаклин обернулась назад.

– Так вот зачем ты здесь, – она засмеялась. – Если ты хочешь взять интервью, то придется встать в очередь.

– О чем ты? – спросил Винс.

– Этот человек – режиссер спектакля.

Любимец публики заметил Винса и, слегка наклонив голову в его сторону, приподнял бокал. Служитель искусства, он же посланник медиума, возможно, именно такое сочетание способно создавать в голове автора драмы, что будут жить веками и увлекать умы ценителей.

На клочке бумаги было указано время и место свидания. Теперь он знал, что поздним вечером в восточной части города путь к решению загадки сократится на один шаг, а значит, появится надежда. Если статья удастся, то он получит долгожданное признание, и тогда избалованная публика устремит внимание в его сторону, путь к славе очистится от терновых зарослей, и интерес к писательству вновь вернется к нему.

Винс вышел на улицу. Темные тучи сгустились над крышами небоскребов и спешащими людьми, а легкий дождь окрасил тротуары пятнистыми узорами. Прохладный ветер приподнял воротник пальто, и он почувствовал легкий озноб. До долгожданной встречи оставалось несколько часов, чтобы не терять времени, он поймал такси и направился в редакцию. Капельки дождя падали на стекло машины, пробуждая воспоминания о тех далеких днях, когда он еще не был один. Автомобили, закрытые двери, уличные столбы – мир, проносящийся по ту сторону окна, наполненный людьми и запахом бензина. Сколько раз его угнетала мысль о том, что он пишет на потребу этому городу, развлекая публику грязными скандалами: многие герои его статей испытывали к нему ненависть, основная часть читателей никогда не знала его имени, он был для них продажным шутом, выносящим на всеобщее обозрение всю мерзость мегаполиса. Они воспринимали его таким и не желали видеть ничего другого, и эта мысль поедала его. Он верил, что в нем живет прекрасный драматург или сценарист, но статьи о грязи позволяют быстро заработать без особых творческих усилий, свободное время он тратил на алкоголь и бордели, а изменить что-то в своей жизни мешал страх. Что, если спектакль по написанному им сценарию провалится? Что, если любовный роман, напечатанный на старой машинке, будет высмеян? Что тогда? С позором вернуться на страницы желтых газет и закрепить за собой клеймо неудачника? Оставался один выход, преподнести статью о пропавшем кутюрье красиво: рассказать о Мишель, вскользь упомянуть о тайных агентах, что помогают журналистам, заинтриговать читателя историей о каком-нибудь закрытом обществе, которое можно будет придумать и привлечь себе в помощники. Один день газетной славы, и он сможет выступить творцом художественного произведения, не стыдясь дурной репутации.

***

Сигаретный дым пропитал офис редактора подобно сладкому яду, даже стены здесь источали запах никотиновых смол. Сколько он выкуривал за день: три, четыре пачки? Еще у порога Винс обратил внимание на желтые пальцы закоренелого курильщика Жака, посылающего проклятия всему, что существует в мире.