Время негодяев

Здесь я чувствовал себя лучше всего. Для спанья у меня был жесткий топчан, обтянутый мешковиной, что позволяло находиться на нем в лежачем положении ровно столько же, сколько ты спишь в отключке, ибо спать на нем для кайфа было весьма жестковато. Я обходился и без подушки, вместо которой под голову укладывалась подшивка газет «Советский художник», и без одеяла, потому что, к великому счастью, даже в самую мерзопакостную погоду в хуме было тепло.

Хум по праву назывался моим вторым домом. Да не назывался, а был: здесь всегда я находил приют, покой и тишину. Здесь душа моя была на месте и при деле. Сюда часто заходили мои друзья: кто с бутылочкой, кто с предложением. Здесь всегда было тепло, уютно и весело, и под заветное «по чуть-чуть» велись долгие разговоры и споры о смысле жизни, любви и особенно женщинах, о Боге и капитализме и, само собою, о руководящей роли КПСС. Отсюда же всегда при большой нужде доставала меня моя жена.

Все признавали Христа как историческую личность и идеолога своего времени, не все соглашались с его заветами, подвергали ревизии и критике религиозные догмы и обряды, но все были убеждены в существовании Изначального Духа Великого Начала и еще в том, что Любовь и Красота спасут мир. Поэтому-то все пирушки и споры в конце концов заканчивались дружным, бесшабашно-студенческим: «Пошли по бабам!» – и вся компания, как правило, заваливалась к Аллке…

О! Здесь, в хуме, у меня было много времени для общения с Богом. Мы вели с ним долгие беседы. Он, проникая в мое сознание, раскладывал там по полочкам прописные истины о строении и работе Косма, о возникновении и эволюции жизни на Земле. Мы говорили с ним о нем и обо мне, о том, что меня окружает, проникая в природу и первопричину вещей и событий. И все, в конце концов, фокусировалось в одной точке – Бог. Но Бог не иконно-картинный, с бородой и золотой короной, а Бог как мыслящая субстанция, руководящая нашим эволюционным процессом.

Я уже знал, что у Всевышнего есть одна непреходящая страсть: будучи всесильным и всевластным, являться перед людьми униженным, беззащитным рабом. Страсть же раба – желать всесилия и подобия Бога. Я уже многое знал, понимал и объяснял другим, почему человек так отличается от человека по уму и достатку. Я уже читал Коран и Бхагават-Гиту, знал наизусть многие места в Евангелие.

Я уже знал, что подобное притягивает подобное. Мы не видим ласточек в клине журавлей: ласточки летят своею стаей. Во всем надлежит порядок. Все многообразие основ общения – фундамент Веры, как фундамент дома с заложенными в него разными камнями.

Порою я не спал по нескольку суток: находился в полусонном состоянии, зависал; мозг мой почти отключался; исчезали все высшие раздражители. Я входил в то состояние, которое называют «нирваной» и к которому все стремятся разными способами, в том числе и при помощи наркотиков. Я был где-то там, в неземном мире, где тоже происходили какие-то события, передо мною появлялись и исчезали какие-то лица и рожи, менялись цвета и композиции наподобие детского калейдоскопа, звучала музыка сфер, появлялись какие-то знаки, скорее всего, относящиеся к какой-то внеземной информационной системе. Сама информация шла постоянно извне на мой мозг, и я заполнял его, как поролоновая губка, водою. Я отрывался от этих видений лишь только затем, чтобы сделать следующий глоток алкоголя и снова упасть, забыв о еде и друзьях, семье и работе, оттянуть на более поздний срок возвращение в материальный мир.

О, Запой! О великое чудо природы! Только тщедушному обывателю не дано понять, что являет собою это состояние, в которое входишь через неделю-другую, когда уже не идешь, а плывешь по улице и тебя слегка покачивает ветром. На весь мир ты смотришь не из себя, а откуда-то оттуда, из-за зеркала, из самого астрала, и тебе уже кажутся смешными их заботы и проблемы, которые, оказывается, разрешаются хорошими глотками вина. Исчезают семья, работа, дети, обязанности – все те камни и путы, которыми связывает и обвешивает тебя общество. Ты выходишь из зависимости от дат и чисел и занимаешь пограничную зону между Бытием и Небытием. Этакое лезвие ножа, этакий узенький мосточек над пропастью, дойдя по которому до середины, замираешь с занесённой ногой: и назад уже нельзя, и вперед страшно, а идти нужно, потому что сзади осталось старое, многое из которого разрушено – дом, семья, работа – и остается с тобою только то, что дано тебе Богом. Это талант, который, пройдя очередное горнило запоя, становится еще ярче, многограннее, выразительнее и значимее так же, как алмаз превращается с каждой новой гранью в бриллиант.

Но это дано не каждому. В настоящий запой – ни в коем случае не путать с обыкновенной пьянкой, пусть даже и беспробудной, – впадают только талантливые от Бога личности, чье искусство призвано служить людям. История хранит все их имена. Поэтому, перейдя наконец на другой берег и оставшись голым и босым, без земных устоев и опор, человек включает свой талант и снова входит в этот безумный, безумный, безумный, Безумный мир.

И люди прощают ему временный уход от них. Возвращается женщина, работа, музыканта зовут играть, художнику заказывается картина, поэта просят написать заздравную оду, а актера сыграть Гамлета или Дона Хуана.

В эзотерической науке, практически во всех учениях запою, как состоянию, уделено много места и рассуждений. Если все их обобщить, то получается следующее. Как уже было сказано раньше, в состоянии запоя может войти далеко не каждый человек, а только тот, которому это дано свыше. А дано это тем людям, которые в прошлых жизнях прожили стадию своего духовного развития по курсу «Одиночество», важным условием которого являются аскетизм, воздержание в еде, питии и во всем остальном, ограничение внешних контактов со всеми людьми и женщинами особенно, и полный теоретический курс Космологии, Этики живой природы, путь к Богу через Знание и Веру.

Примером этому могут служить монахи, отшельники, отдельные сильные личности. Они вплотную подступают к познанию астрального плана и вполне могут проводить практические опыты как с астралом (вызывать духов, возвращать мертвых в жизнь, исцелять больных, воздействовать на явления природы и жизнь людей в целом), так и с психической энергией.

Эти люди в следующей жизни выдаются посредниками между плотным миром людей и астральным планом духовных субстанций, между эзотерической и экзотерической, между непроявленным и проявленным. Это художники, музыканты, поэты, писатели, ваятели, барды, фотографы. Все они берут идеи, образы, сюжеты из тонкого плана и материализуют их для плотного. И в то же время они назначают плоды своего труда на духовную работу. К этой же категории относятся и все таланты-самоучки, мастера-золотые руки, народные умельцы – словом, все те, у кого в основу его бытия заложен талант, Божья искра, Божий дар. Тот, кто рождает сначала идею и только потом воплощает ее в конкретное явление.

Эта работа требует постоянного психического напряжения, и, чтобы не сгореть, Учителя отключают такого человека разными способами. Самым безопасным считается вогнать талант в запой.

Кстати, запою и гульбе, а также любвеобилию способствует еще и то, что в прежних жизнях они вели аскетический образ жизни, а в этой наверстывают упущенное. Вот почему у талантливых людей бывает или много жен, или много любовниц.

Пройдя очередное очищение через запой, талант с удвоенной, утроенной энергией берется за дело, и, как правило, на свет появляются шедевры. Только, повторюсь, не стоит путать запой таланта с беспробудной пьянкой посредственности: здесь мы имеем дело с нижайшей ступенью развития. Увы.

Как правило, во время запоя человек больше пьет, чем ест, то есть происходит как бы естественный процесс перехода организма на самоочищение.

Алкоголь, основой которого есть спирт, прекрасно растворяет жиры и другие химические соединения, которыми обрастают наши кишки и кровеносные сосуды. Человек, как правило, ощутимо сбрасывает вес, а все в комплексе оздоравливает и омолаживает организм. Поэтому когда, наконец, талант выходит из запоя, то ему достаточно нескольких дней, чтобы войти в ту же трущебно-рутинную в прямом и переносном смысле жизнь с новыми силами и с утроенной энергией взяться за незаконченные и новые дела.

Отражается запой и на сознании: происходит процесс его кристаллизации, утончения. Все житейские проблемы упрощаются, перейдя на уровень «да – да, нет – нет», упрощаются быт и потребности, что позволяет высвободить дополнительное время для творческой работы, а сами работы переходят к уровню общечеловеческих ценностей.

Меняется окружение человека. Все сословия вокруг него смешиваются, и он с радостью обнимается с последним пропойцей и забулдоном, с которым имел душевную беседу в вытрезвителе, и его самого так же радостно приветствуют высшие чины и элитарная публика – ценители его таланта. Единственное, что ему никогда не удается и не удастся, – это семейная жизнь. Поскольку талант принадлежит обществу, социуму, то в них личность и растворяется, и черпает дополнительную энергию и силу. Семья же с ее жалкими потугами и попытками подчинить, приручить, обуздать Личность терпит провал.

Женщины, как правило, с таким результатом их деятельности не мирятся и, убедившись в тщетности своих комплексных мероприятий, меняют объект внимания, хотя дети до последнего дня остаются рядом с ним.

Признаться, вся эта информация пришла и сложилась у меня не сразу: почти все, что сказано выше, прошло через меня или я испытал это на себе.

Но в то утро я просто лежал на своем жестком топчане, вроде бы уже очнувшийся, но еще пытающийся оттянуть момент пробуждения, за которым снова бы последовал процесс похмеления. И далее все по известной схеме…

Из полудремотного оцепенения меня вывело нечто: то ли действие извне, то ли состояние, но в сознании моем, да, да, именно в сознании, поскольку глаза все еще были закрыты. Вдруг началось какое-то прояснение: свет стал меняться от розового к желтому, белому, появились какие-то золотые лучи, круги, кольца. Все это играло, переливалось, искрилось ярким светом; в голове зазвучала музыка, да, тот самый электронный аккорд, и откуда-то издали донесся будто благовест. Все это слилось воедино, перейдя в незнакомое состояние; откуда-то повеяло теплом, нет, жаром. О, Боже! Стало нестерпимо жарко, меня будто со всех сторон обступил живой огонь, и я, как бывает в страшных снах, проснулся и открыл глаза: передо мною стояла женщина в белом длинном, до пят, платье… Она будто выступала из мрака и стены, находясь несколько выше угадываемой линии пола. Нет, от нее не исходило сияние – она просто появилась, протянула в мою сторону руки и тихо, но четко, внятно и повелительно произнесла:

– Встань и иди! – и после некоторой паузы: – Ты слышал?

«Да», – мысленно ответил я.

– Ты слышал? – переспросила Она.

– Да.

– Ты слышал? – в третий раз спросила Она.

– Да, я слышал, – так же уверенно ответил и в третий раз я. И Она исчезла, растаяла, уступив место мраку и звенящей пустоте.

Если можно найти проще объяснение, ищите, но я лежал и «переваривал» все происшедшее. Наверное, нет такого земного слова, чтобы описать это СОСТОЯНИЕ, сложнейшее по своей композиции чувств. Люди подобрали слова «озарение», «прозрение». Да, это и то, и другое, но все равно отражающее это СОСТОЯНИЕ лишь частично, не в полной мере.

Озарение – это яркое освещение кого-то или чего-то каким-то источником света. В данном случае здесь только что источником этого внутреннего света была Пресвятая Дева Мария. В том, что это была Она, никакого сомнения не было. Прозрение же наступило уже после него, но об этом я узнал несколько позже. Сейчас же я встал, прошел в ванную, включил свет, сел на край ванны и уставился в белую стену, тупо и сосредоточенно соображая, что же со мною произошло. Троекратное подтверждение виденного и слышанного не оставляло сомнения в реальности происшедшего.

Фантастичность, мистичность явления подействовали возбуждающе: хотелось тут же выплеснуть все из себя первому встречному, но отчего-то было и жутковато, будто ты ненароком стал невольным свидетелем чужой тайны.

Что-то странное, новое, незнакомое творилось в душе – ей вдруг стало тесно внутри меня, она будто рвалась наружу, готовая или улететь сама, или вознести меня, по крайней мере, под потолок. Ее вполне можно было сравнить с хорошо надутым внутри меня в груди гелевым шаром. Сердце не колотилось, нет, но я четко ощущал его размеренные толчки. В голове лихорадочно, одна за другой, рождались мысли, которыми я пытался объяснить, назвать только что случившееся.

Одна мысль была особенно назойлива, что, мол, все равно никому об этом не расскажешь, а если и расскажешь да еще дыхнешь в лицо слушателю крепчайшим перегаром, то будешь понят абсолютно правильно: «мужик свихнулся», «белая горячка», «допился до…» Вот в этом-то и была вся загвоздка: одно дело – допиться до чертиков или зеленых крокодильчиков, это все, кранты, алкоголизм высшей стадии, практически необратимый процесс с закономерным концом. Тут споров и возражений нет.

Но допиться до… явления Божьей Матери? Что-то я такого в мировой алкогольной практике не припомню. Значит, это что-то все-таки со мной не так. Сдвиг по фазе, но в другую сторону.

Я вышел из ванной комнаты. За окном был уже уверенный рассвет. Топали за окном прохожие, спешащие на работу, шуршали автомобили. Я постоял несколько минут у окна и подошел к картине. Боже мой! Ведь все это имеет самую прямую связь: и явление картины во сне, и явление Божьей Матери… Ведь на картине изображен ее сын – Иисус Христос! Но это не иконное изображение, нет. Эта картина отразила какой-то эпизод его жизни и пути.

Иисус на белом осле въезжает в какой-то город. Может быть, это и Иерусалим, может быть, только встречает его толпа не ликующая – вокруг Иисуса хохочущие морды. На него показывают пальцем, в центре – кривляющийся шут, а справа на троне восседает Некто. Он не смеется, он подался вперед к Иисусу, но руки его вцепились в сиденье. Он ничего не может сделать, даже если хочет.

Но сам Христос не сидит на осле – он воспарил над ним и возвышается, плывет над ослом. Его

губы слегка тронуты иронической улыбкой, лицо спокойно. По всему видно, что он не осуждает этих людей, а искренне жалеет их, не пришедших и никогда не приходящих уже к Вере. Толпа же не видит парящего Иисуса и адресует свою злобу ему, якобы сидящему на осле, предполагаемому, а скорее, оболочке Иисуса, а по сути дела – ослу, потому что оболочка пуста. Христос будто призывает имеющих Веру в сердце своем быть выше толпы, ибо разум толпы чуть-чуть выше разума осла.

Теперь я знал, что эта картина будет дописана. Завтра, послезавтра, сегодня… Сейчас у меня не было красок, но теперь я был уверен, что скоро они появятся. Я вновь ощутил неукротимое желание рисовать, рисовать, и в памяти вдруг всплыли сразу все наброски и задумки будущих картин…

Я быстро оделся и вышел на улицу. Было свежо, но я ощутил это лишь в первое мгновение. Свежесть утра обдала лицо, проникла в грудь. Я слегка запнулся на вздохе, кашлянул, но затем сделал полный вдох и ощутил, как мое тело наполняется энергией света и дня. Заполняется каждый отдел, каждая клеточка; каждый мускул отозвался слабым импульсом, а в голове произошло странное просветление, будто поменялось освещение. Появилось ощущение легкости, но не зависания, как в дни запоя, а легкости, которая наполняет тебя в особо удачные дни.

Я шел в никуда, просто шел, не видя встречных людей, не слыша их голоса и шум города и, как путник, блуждающий во мгле и замыкающий круг в исходной точке, снова оказался у дверей «хума». Вдруг прямо передо мною возникло лицо жены. Я остановился, как вкопанный, сразу же мобилизовав себя к отражению атаки или какой-то очередной гадости, ибо при такой встрече рассчитывать на что-либо хорошее вряд ли приходится. Несколько секунд мы молча и тупо смотрели друг на друга, впрочем, тупо смотрел только я, а она просто молча протянула мне какую-то бумажку:

– Тебе перевод от сестры. Иди получи и пропей! – Она сунула мне ее в руку и, круто развернувшись, ушла.

Глава третья

Странное солнце-кольцо. Оно висит так же над горизонтом, как и наше круглое, тоже одно и так же ярко и горячо. Разницу в температуре я не замечаю. Приближаются вечер и ночь. Какие они, я еще не знаю, и какие звезды, не знаю, в какие созвездия складываются они здесь и мигает ли хоть крохотной звездочкой наше солнце?

Мое пребывание на этой планете только началось. Шауш предложил мне на ней побывать, представив, как самую рациональную планету в системе Разумного Косма, образец пятого глобуса Земли, ее будущее, в которое мы, земляне, придем через 150000000 лет.

Не скрою, что предложение показалось мне интересным, хотя и жутковатым, поскольку он добавил, что я могу остаться там вообще, если пожелаю. Но мне расставаться со своей маленькой, но хорошей квартиркой надолго, тем более насовсем, что-то не хотелось, и я ответил:

– Хорошо, но с возвратом.

Шауш появился и вышел на связь неожиданно, в тоже время, в 21.30, когда я обычно беседовал с капитаном Хоуком.