Познающий субъект оперирует сущностями, которые несут на себе отблеск труднообъяснимого соответствия между собой. Он пытается с той или иной степенью успешности решить эту проблему (нравственную, научную, духовную). При этом он как бы расположен спиною к источнику света (в нашей символике принимаем, что свет и знание – это разные проявления одного и того же, а в пределе – и не разные) и смотрит на предметы, которые расположены ниже, чем он сам. Решение задачи на этом этапе может удовлетворить потребность в познании и успокоить сердце иллюзией достижения душевного и ментального баланса (как научной, например). Но не жажду! У жаждущего есть «глаза на затылке» (в сущности, те же; он ведь смотрит «внутренним зрением»), которыми он ловит блеск света, исходящего от самого источника; и он стремится к нему, чтобы воспринять его не частично, но со всею возможной полнотой. Поскольку он несовершенен, то он пятится к источнику спиною (и затылком, повторяя своим видением направление «видения (смотрения)» самого источника света, находясь ещё в сфере проявленности дефиниций направления). А поскольку он уже отчасти «прозрел» (увидел сам источник), он одновременно уже идёт к источнику напрямую. Он стал Двуликим Янусом! Но эта вражда (противоборство) ущербна и противоречива, пока он не окажется в своём восхождении на уровне, который обеспечит ему «неразличение» (утрату различения) и единство между этими двумя видениями, а его самого не сделает двояко-единым видящим одним. Ведь, хотя он и один, но и два; один из которых противоборствует восхождению другого. Это есть инициатическая смерть и возрождение посвящённого. Вопрос о его душевном (или психологическом) и умственном комфорте не имеет значения, как сущий пустяк. Среди тех, кто успешно подвизался на этом пути, были и вечно мятущиеся «дураки», и неизменно находящиеся в состоянии душевной гармонии «мудрецы». Кому что больше нравится.
Миф о Дионисе
Из многих вариантов мифологии Диониса рассмотрим один очень значимый. Это растерзание Диониса титанами и его пожирание. Этот сакраментальный акт, имевший место до появления людей (напомним, что люди, по этому мифу, были созданы из субстанции, в которую входил пепел титанов, наказанных за растерзание Диониса), является парадигмой и всякой трагедии. Собственно говоря, само растерзание Диониса есть именно утрата первичного единства и падение этого единства во множественность. И это есть разъятие Хаосом Света (Фанеса). Но потом познаётся, что живое не погибает, но собирается вновь (паленгенезия).
Таким образом, в состав человеческого существа входит хтоническая составляющая от титанов и частичка божественной сущности Великого Бога (он же Фанес в Рапсодической Теогонии).
Иначе и быть не может, ведь о существовании друг друга могут знать (опознавать существование друг друга) только те многоразличные сущие, в которых есть память об их общности в Едином. Иначе они, как души в мире теней, просто не имеют предпосылок, чтобы друг для друга БЫТЬ. Они и могут опознавать себя только таким образом в себе и друг в друге. Это как в «сети Индры», когда драгоценные камни, как в зеркале, отражаясь друг а друге, не имея иного модуса бытия, существуют «воистину» именно в отражении.
Но при этом их онтологический статус только увеличивается, поскольку сам факт переноса его определения и утверждения на неизмеримо более высокий уровень (более первичная эманация Единого) это обеспечивает. Но страдание отторгаемой от единства частицы, которая помнит в глубине своего существа об иной доле, составляют основную компоненту её гнозиса.
В том же мифе о Дионисе во время его растерзания титаны заставляли его смотреть в зеркало и созерцать в нём всё происходящее. Это и есть парадигма трагического узнавания себя в отражённой страдающей сущности. Кроме того, это парадигма возникновения из одного двух. Можно сказать, что титаны и могли растерзать Диониса только тогда, когда он сам созерцал это действие; только тогда оно и было! И только оно и было тогда.
Так что же такое есть миф? Это (кроме всего прочего) есть частичная презентация сущности на ином, более высоком уровне проявленности. Она есть реальность. Более частичная, чем Единое, но куда более высокая в своей проявленности, чем тенденция позиционирования себя во все большем дроблении в психологизме. И для всякого сущего восхождение к Единому есть благо, поскольку оно и есть восполнение утраченного при растерзании Диониса единства и самого человека. Нисхождение же в болото психологизма есть зло. И оно, сущее, об этом догадывается. И это реальность, потому что человек через мифы прикасается к реалиям Мира, который еще не расторгнут Хаосом; и в этот Мир ещё не вошло Время.
Разумеется, ограниченность мифологического описания космической трагедии необходимо снять представлением о том, что «отражение», «созерцание себя в зеркале», «самопожирание», «рождение» есть частность видения общности, которая не проявлена в плоскости подобных дефиниций. То же можно сказать и об общности, лежащей в основе мифов о «драконе», «сети Индры» и «растерзании Диониса».
Хаос
Распространённое заблуждение помышляет о Хаосе как о результате беспорядочного смешения организованной материи (любой природы). Наоборот, – Хаос предшествовал всяческой организованности и порядку. В любой момент обращения к нему не было ещё порядка и его манифестации первичны.
Мы будем последовательно прояснять определённость представления о Хаосе, не ограничивая себя трактовкой его как физического понятия.
Представим, что нам надо нечто высказать о чём-то, чему мы исходно не приписываем никаких атрибутов и модальностей и принадлежности к какому-либо определённому кругу понятий. Мы начнём с того, что, всё-таки, это оппозиция порядку и организованности; причём тотальная. Это значит, что хаос противостоит не только конкретным реализациям организованности и упорядоченности, но и самому принципу порядка: то есть, «незыблемости» законов, лежащих в основаниях всякого порядка.
Понятно, что в этом случае его невозможно рассматривать как противоположность порядку в полном смысле. Ведь в нём самом отсутствуют предпосылки для определения себя через соответствие любым закономерностям и порядкам. В хаосе нет не только организованности сообразно законам, но и нарушения законов тоже.
Следовательно, в его основаниях лежит принцип, который не подчиняется оценкам в модальностях закономерностей. Это может быть только в том случае, если его проявления обеспечиваются (будучи независимы от законов) ТОТАЛЬНЫМ СВЕРХЗАКОНИЕМ (надзаконием). Его принципиальное произволение, тем не менее, включает в себя и инспирирование закономерностей как факт принципиальности именно такового произволения.
Следовательно, Хаос проявляется в принципиально сверхзаконных манифестациях как спонтанных артефактов (недооформленных в закономерностях), так и законов как частных предпосылок для осуществления специфического порядка. Они реализуются в иерархических уровнях.
Это универсум, в недрах которого находят себе место реалии любой степени недооформленности и совокупной неразличимости. Можно даже утверждать, что в самом принципе хаотичности отсутствует любая партикулярность; Хаос не имеет частей, поскольку это было бы модальностью упорядочения (он абсолютно прост). Отголосками этого обстоятельства являются такие факты, как отсутствие привычных характеристик (скорость движения, местоположение…) у некоторых «недооформленных физических объектов» (в квантовой механике), отсутствие размеров (в теории относительности), отсутствие или неопределённость времени… Что касается более «гуманитарных» объектов возможного рассмотрения, то на некотором уровне манифестации (более высоком, чем тот, где обеспечивается слишком различительная оформленность) может сниматься альтернативность сновидческого состояния и бодрствования. Например, знаменитая притча у Чжуан-цзы о превращении во сне в бабочку может рассматриваться как реализация разных возможных состояний одним и тем же лицом. В «Книге Иова» о праведном страдальце, потерявшем всё, сказано, что Бог вернул ему всё утраченное! Как же это возможно? Как вернуть необратимо утраченное (это, возможно, самое сильное возражение против всесильности Бога). Но с каждым из нас такое происходило неоднократно. Надо просто… пробудиться (проснуться).
Это скольжение по вертикали Бытия, а Хаос и есть его универсум. А Бог? Бог, это персонификация абсолютного бытия (Ишвара). Он господин Хаоса как порождающего Универсума и его персонификация. Отсюда ясно, что его существование не может быть ни доказано, ни опровергнуто. Он родился в недрах того, что не подлежит необходимости (Фанес).
Всё уже само по себе подчинено фактору беззакония и игнорирования самого порядка. Принципу манифестаций Хаоса. Очевидно, что любой порядок есть проявление одной из возможностей упорядоченности, которые могут друг другу противоречить и даже исключать. Таким образом, всякий порядок есть проявление одной из многих возможностей. Также очевидно, что упорядоченность может отличаться своей степенью (или мерой). Отсюда видно, что вся совокупность законов и правил, связывающая мир и являющаяся тотальным определителем его фактуры, есть частность, являющаяся неизмеримо малой долей совокупности всех возможных осуществлений.
Часто хаос интерпретируется как крайняя степень неупорядоченности. Это верно или неверно в зависимости от смысла, который мы вкладываем в это утверждение. Представление, что хаос есть результат утраты порядка, несостоятельно. В этом случае, очевидно, такой хаос проявляется как результат следования нормам наличной упорядоченности и, тем самым, остаётся в пределах тех закономерностей, которые свойственны данному порядку. Напротив, именно Хаос может рассматриваться как принципиальное противоположение любому порядку. Очевидно также, что любой порядок не инспирирует самого себя (это было бы подобием вытаскивания себя за волосы из болота Мюнхгаузеном). Законы любого мира, подчинённого порядку, лишь констатируют: «это есть так, а не иначе». Их оправдание лежит за пределами мира, где они действуют. Почему именно они? Ответ на это лежит за пределами мира этих законов (если мы рассматриваем их в совокупности). Возможно подозрение в их случайности, но сам факт случайности выбора именно их заставляет искать принцип манифестации этого порядка в чём-то, что находится за пределами порядка.
Здесь как раз проходит граница между нормативным научным отношением к проблемам мира и видением этих проблем в метафизической перспективе. Неудовлетворённость императивностью утверждённости данного порядка с его закономерностями и является одним из побудителей решать эту проблему как метафизическую.
Тот универсум, который инспирирует вселенский произвол, немотивированно исторгая из своих глубин всевозможные порядки, и есть Хаос. Он – Бездна. Сама манифестация любого мироустройства не мотивирована никакой закономерностью и не является случайностью в обыденном смысле слова, поскольку и модус случайности созревает в недрах заданной закономерности и является егодетищем.
Конечно, на вопрос о том, каков Хаос, адекватным ответом может быть только молчание. Но мы нуждаемся в некоторых представлениях о нём. Безусловно, он есть Ничто. Ну, потому, что всякое «нечто» есть плод, порожденный отношениями упорядоченности в мире. К тому же, как таковой он ни с чем не соотносится.
Хаос ни существует, ни не-существует. Первое – потому, что он инспирирует бытие (все модусы Бытия есть его манифестации); следовательно, он сам за пределами бытия. Второе – потому, что он плодотворит, порождая многообразие бытия.
Он принципиально бесконечен (и вне времени) и безграничен, поскольку всякая ограничительная специфика есть закономерность, порядок и соотнесение с тем, от чего он отделён.
Он прост и его ни один, ни много, поскольку числа и их взаимоотношения есть факт манифестации упорядоченного бытия.
У него нет частей, поскольку тогда бы он был структурирован и подчинён порядку.
Он не соизмерим ни с каким порядком.
Он включает в себя Всё (беззаконно), и Он пуст.
Является ли он Богом? Один из возможных ответов на этот вопрос есть утверждение необходимости осуществления трансцендентного скачка для констатации у Бога свойства принципиального превосходства над самим Хаосом.
Если, для усиления представления в частностях, несколько опуститься с высот метафизики, то можно поддержать интуицию о Хаосе нижеследующими примерами.
Вот пустота. Энергетическими манипуляциями можно осуществить появление элементарных частиц; их суммарные характеристики (например, сумма зарядов) обязательно равны нулю. Значит, их совокупно нет (как и не было), а значит, их и нет в отдельности (поскольку они существуют только отражаясь друг в друге); как в «сети Индры». При другом энергетическом воздействии на пустоту мы можем получить набор совсем других частиц.
Но ведь и вся вселенная есть, в некотором смысле, элементарная частица. Как она возникла? Большой Взрыв. Взрыв чего и где? Ведь до взрыва не было ни пространства, ни точки, ни метрических критериев. И не было никаких закономерностей, в терминах которых возможно описать происшедшее в априорных модальностях.
Можно, конечно, постфактум интерпретировать это как взрыв, но такой,который имеет начало в прошлом, будущем и сейчас в любой точке вселенной (свет и законы его распространения в теории относительности). И ещё потому, что, например, взаимное притяжение тел можно рассматривать как свидетельство того, что они лишь отчасти не одно и то же и не в одном и том же месте. Некоторые трудности в физике возникают по причине попытки решить проблему общности закономерностей, находящихся на разных уровнях порядка. Хотя есть великий Принцип Наименьшего Действия – принцип частичного структурирования связи между двумя уровнями упорядоченности.
И добавлю, что «боль о Хаосе» существует как один из главных мотивов (и, в частности, богоборчество, битвы богов за власть, хтонические мифы) во всех теогониях.
Универсум
Мы не станем переносить в область своих внутренних неопределённых оценок привычное бытовое представление о Хаосе. Мы даже позволим себе придать ему достоинство некоего Универсума, который можем назвать иначе – ВСЁ. Я воздержался от утверждения – «включает (содержит) в себя (в себе)всё». Этот модус представления о нём приобретается в результате снижения в манифестациях на иной уровень, где качествует уже в множественности частичность.
Выше было отмечено, что вопрос о существовании этого Универсума незаконен. Но, всё-таки, нужны какие-то основания для того, чтобы говорить о его актуальности.
Оставаясь пока на чисто формальном уровне определений, выскажем ещё некоторые утверждения о соотношении между ВСЕМ и Космосом. Та эскалация во вписывании себя в бесконечное в целях обретения Вечности, о которой я говорил выше, должна для выхода в актуальную бесконечность (ту, которая переживается не вслед потенцированию в нескончаемой повторяемости конечного) перенести человека разом за пределы этого потенцирования. Если вернуться к примеру с растягиванием субъективного времени в предсмертном бреде, то этот выход реализуется после окончания существования в потенцированном бесконечном. То есть, это происходит после смерти. И это происходит там, где сущее уже вмещает в себя чувство и знание Вечности. Это есть посвящение.
В связи с этим возникает вопрос о том, насколько человек остаётся человеком в привычном смысле слова? Ведь в нём произошли принципиальные изменения.
Как в осознании того, кто он есть и кем перестал быть, так и в осознании того, где именно он находится теперь. Поскольку на этом пути уже нет границ, замыкающих возможности его персональной трансформации, и нет границ, положенных частными законами существования в профанном мире, тоон уже может иметь надежду на вступление на путь реализации в себе сверхчеловеческого. Эти предпосылки коренятся в неотъемлемом уже присутствии интуиции об актуальной бесконечности (Вечности) как не разложенной по времени, а присутствующей в каждый момент. Степень консистентности такой интуиции, разумеется, может быть различной. При доминировании такого переживания существенно меняются и критерии того, что или кто есть внутреннее «Я». Понятно, что таковой уже соотносится с другой шкалой бытийных модальностей. Строго говоря, он находится выше и тех отметок, которые характеризуются значением – «бесконечность». Но, формально говоря, соответствие по этой шкале данной проявленности сущности обозначает и степень онтологической полноты. Гипотетическое же её продолжение за пределы всех потенциальных бесконечностей вообще делает невозможным бытие как таковое. Это продолжение уже за пределами всякой дихотомии «бытие – небытие».
Это потому, что вся совокупность модальностей бытия перестаёт быть таковою, утратив признаки оформления и ограничения в какой-либо множественности. Она есть актуальная бесконечность. Следовательно, она и есть ВСЁ, поскольку двух актуальных бесконечностей не может быть. Разумеется, если бесконечность понимается не в ограниченном математическом смысле. Но, следовательно, модусы бытия есть всего лишь её манифестации. Неограниченность свободы в привязывании (и отторжении) к содержанию бытия-самого-по-себе не определённых никакими ограничениями модальностей в его интуитивном опознании как раз и препятствует его конституированию.
Неискушённое сознание игнорирует вопрос о бытии в отсутствии для него значимой альтернативы, а чрезмерно искушённое подозревает в навязываемой ему альтернативе химеру космической инерции рассудка.
Вновь приобретённая интуиция о Вечности не является скорректированной временной модальностью бытия, но она, в частности, вытесняет (отменяет) гипотетическую актуальность разворачивания панорамы именно темпорального вписывания сущего в Вечность.
В отсутствие же иллюзорных различительностей покинутого в восхождении уровня обретённые модальности Вечного, в принципе, не отличают его ни от каких других ипостасей абсолютного (Вечность, Всё, Абсолют, Я, Искомое Сокровище,…). Но иллюзорное различие между ними гипостазируется в меру и степень нового уровня ограничения их манифестации. Это Сокровище и не может быть иным, чем предметом принципиальной ориентации сущего на поиск его. Но найти его невозможно ни на каком уровне расположения сущего в иерархии бытия. Оно «не от мира сего» во всех мирах.
И темпоральность в расположении сущего при этом поиске делает достижение его невозможным. Ведь она (темпоральность) становится привязанной к сущему по тому свойственному сущему качеству, в котором и ориентировала его на фиктивную бесконечность, о которой речь шла выше. Всё та же «Вавилонская Башня»!
И потому сам поиск должен совпадать с тем, что взыскуется. Признаком причастности к искомому Сокровищу может быть только пронизывающий всё существо взыскующего в опознании искомого ответ: «Да, это и есть – То!» Последовательное восхождение в уровнях манифестации (в него и преобразуется механизм «уползания» к границам «пузыря» в процедуре потенцирования дурной бесконечности) принципиально насыщает субстанцию этого состояния, отбрасывая как химеры рассудка все различительности, альтернативы и дихотомии (материя – дух, субъект – объект, внешнее – внутреннее, существующее – несуществующее, возможное – действительное, вчера – сегодня – завтра, …).
Почему это так? Но ведь проекция (манифестация) на профанный уровень самой «лестницы», по которой осуществляется восхождение, и создаёт механизм темпоральности (время) на этом уровне. Планомерное движение по иллюзорному «плодотворному» пути и есть искажённый образ истинного восхождения. Но посвящение трансформирует человека из расположенности в темпоральном и фиксированности уровня проявленности в того, кто уже проходит свой путь не во времени, а в модальностях уровней проявленности, перманентно сохраняя в себе образ всей перспективы прохождения по этому пути. И это потому, что он уже не отделён фатальным образом от того, что является источником всех манифестаций и конечным пунктом в восхождении.
Здесь хорошо бы вспомнить, что модус бытия сущего определяется не его номинальной данностью как такового. При добросовестном «вдумывании» в этот факт мысль отказывается вмещать в себя возможность такой данности как безальтернативной перспективы бытийности. Эта возможность сохраняется, впрочем, как следование принципу единичности, инспирированному Единым, которое является первой, но не безальтернативной парадигмой модуса бытийности. Это не создаёт сущему проблем в его самодостаточности, но и не обнаруживает перед ним перспектив эскалации в степени полноты его бытия. Единичное сущее полно в себе на том уровне проявленности, в котором и находится в данный момент. Но, если вернуться к моим рассуждениям о генезисе Троицы (какое бы содержание ей ни приписывать), то можно вспомнить, что Единое соответствует своему статусу такового только в аспекте отражённости в Ином. Иначе оно не может не быть тем, что ещё не утратило непричастности к различению себя в аспекте исчисления (не может быть «стольким»). Таким образом, оно Единое, но единичность свою усваивает в контексте троичности. Это есть источник и блага, и зла. Как Единое оно есть парадигма полноты и завершённости в бытии, но и исключённости неограниченной перспективы его в бытийном потенцировании, а как Иное – парадигма трагической расчленённости и разорванности всякого сущего и горенияего в огне отчуждения от Единого, но и перспектива в неограниченном его восполнении.
Сущее может избежать этого огня в перспективе опознания себя в единстве с утраченным в результате падения в такую множественность. И только перед лицом Единого.