Святые 90-е. Страна в тени

– обладает береговой линией, которая является четвертой среди самых длинных в мире (после Канады, Гренландии и Индонезии с их большим числом островов);

– имеет исключительную экономическую зону в 7,6 млн кв. км.;

– имеет доступ к двенадцати морям трех океанов, а также Каспийскому морю;

– обладает более чем 2 миллионами рек!

Из криминального болота и развала российской рыболовецкой отрасли приходится выбираться до сих пор. В последние годы очень помогли санкции. Стабильность, защищенный внутренний рынок могут творить чудеса! И вот уже сейчас мы поставляем шпроты в Латвию. И это мне очень нравится. И что-то такое хорошее и духоподъемное в этом есть.

Из криминального болота и развала российской рыболовецкой отрасли приходится выбираться до сих пор. В последние годы очень помогли санкции. Стабильность, защищенный внутренний рынок могут творить чудеса!

О не замеченном советском пост-феминизме

Женщины получили в СССР избирательные права буквально сразу же. Гораздо раньше, чем в США или Франции, например. Они работали буквально везде.

По большому счету, гендерных проблем в СССР не было. Женщины получили в СССР избирательные права буквально сразу же. Гораздо раньше, чем в США или Франции, например. Они работали буквально везде. Советские женщины были первыми в истории человечества покорительницами космоса. Существовали даже женские квоты для органов власти. По сути, советская женщина была «я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Роль советской женщины, которая и воевала на передовой, и работала в тылу, просто неоценима в годы Великой Отечественной войны. Очень многое в СССР держалось на женских плечах.

А в 90-е годы случилась очень интересная тенденция, краткосрочная и очень многими не замеченная. Я бы назвал это позднесоветским и постсоветским постфеминизмом.

Наш очень самобытный и автохтонный постфеминизм базировался на желании очень многих женщин выпрыгнуть из ситуации равенства и требования многотрудной работы в женственность, из необходимости быть сильными – в женскую, привычную слабость.

Молодые и уже не молодые девушки не хотели горбатиться, как их матери и бабушки. Им вообще были абсолютно неважны социальные вещи. Это была попытка своеобразного социального дауншифтинга. Им хотелось красиво одеваться, непыльно работать или вообще не работать. Там вообще много всего сошлось. Но сама суровая действительность 90-х очень быстро этот тренд придушила. Опять советской женщине пришлось взвалить на себя ношу отправления постоянно расползающейся повседневности и буквального выживания.

Этот первый опыт постфеминизма еще ждет своих исследователей, которым нужно поторопиться. Не исключено, что новые волны чего-то подобного у нас впереди.

Раскириллизация страны

В 90-е годы случилась самая настоящая ползучая декириллизация страны. Мне кажется, что тупые и некомпетентные тогдашние наши либеральные власти кто-то играл. Их подловили на возможности реализации определенных политик.

Можно удивляться этому, но в 90-е годы далеко не сразу импортные товары обязали сопровождать переводным этикетажем. Новорожденный малый и средний бизнес начал плодить латинизированные неймы. Латинские шрифты стали главенствующими на рынке институционной айдентики.

Кириллица стремительно исчезла из субкультурных самопрезентаций молодежи. В 90-е годы у нас появилось и заимствованное субкультурное граффити. Тоже сплошь на латинице.

Татарстан едва не перешел на латиницу. А многие наши ближайшие соседи – Азербайджан, Узбекистан, Туркмения и Молдавия – отказались от кириллицы. Совсем недавно к числу таких стран присоединился Казахстан. Переход на латиницу стал обсуждаться на Украине. И если там все пойдет так, как сейчас, то латиница рано или поздно там может победить.

Не знаю, нужно ли объяснять важность для нашей цивилизации кириллицы. Мне кажется, сам вопрос «а что тут такого» является маркером того, что человек уже выпал из нашей цивилизационной матрицы. Вообще, это поразительно, но 90-е годы породили вот такого рода людей. Их будут лишать истории, и они это обязательно оправдают. Их буквально обворуют, они и этому найдут оправдание. Это какие-то странные люди-стаффажи, незначительные подробности социального пейзажа, самые настоящие терпилы, с которыми можно делать что-угодно.

Проблема декириллизации нашей страны не решена. В цифровой среде эти процессы только ускоряются. И наши власти не понимают до сих пор важности этой проблемы. Нами не изжит поразивший нас в 90-е годы экономический фундаментализм, эта разновидность нового варварства, которое сегодня находится на марше. Наши власти до сих пор готовы любые культурного и цивилизационного значения вопросы тупо разменять на трубы или что-то подобное. Инерция 90-х в этой области, к сожалению, продолжается.

Проблема декириллизации нашей страны не решена. В цифровой среде эти процессы только ускоряются. И наши власти не понимают до сих пор важности этой проблемы.

Рождение Рунета

Русский Интернет родился в 90-е годы. Тогда он был все-таки элитарным, не для всех. Он был отвязным, стебным. Действительно, это было пространство настоящей свободы. Абсолютной. До абсурда. Но он не был опасным. Аудитория Рунета в 90-е была очень маленькой. Это было место обитания «своих». Вспоминаю свой личный опыт. На моем личном горизонте Интернет появился в году так 1998-м. В том интернете практически не было никакой монетизации. Там вообще не было особых денег. И это хорошо, хотя не всегда было понятно, зачем этот самый Интернет вообще был нужен, кроме общения.

Тогдашний Интернет, собственно, мало, что умел. Смартфонами в те времена и не пахло. Тогда и кнопочные обычные телефоны были роскошью. Это уже сегодня цифровая среда начала доминировать, стремительно превращаясь в дисциплинарное пространство, пространство жестких санкций и регламентов. Тогда все было не так. Свобода раннего русского интернета для меня является символом природы «свободы». Свобода, в некоем близком к идеальному ее понимании, всегда возникает на короткое время только в ситуации разрывов, прорех и дыр в царящих управленческих матрицах и технологиях. Свобода из учебников всегда возникает по недосмотру.

Свободу питает, как атомный реактор, только погрешность. Договоренная, конвенциональная, допустимая погрешность в покрытии и учете масс управляемых. Только допустимая усушка и утряска матчасти может породить, а может и не породить свободу, или «швабоду».

90-е годы – время погрешности. 90-е годы – это и есть погрешность. И грош цена тогдашней «свободе». И нельзя без улыбки вспоминать рецензии на сайты, которые публиковались тогда в глянцевых и не очень журналах. Сайты тогда рецензировались, как книги, фильмы или музыкальные альбомы.

И какими же хиленькими для сегодняшнего человека это были сайты. Но по-своему трогательными. И уже сегодня, уверен, многие испытывают нечто подобное ностальгии. А помните сайты из семейства «narod.ru»? А помните этот жуткий, но по-своему душевный, плавленный дизайн сайтов? А помните этот особенный звук модемного соединения?

И нельзя без улыбки вспоминать рецензии на сайты, которые публиковались тогда в глянцевых и не очень журналах.

А ведь советская пропаганда не врала

Ой, да ладно! Да это все пропаганда. Да не может быть! Вы все вретиии. Ой, не верю! Именно так большинство людей у нас реагировало на закате СССР на советскую антиимпериалистическую, антизападную пропаганду. Как-то стилистически она не рифмовалась уже с тогдашними советскими людьми. Уже вошел в силу новый советский потребитель, у которого сложилось какое-то особенное, невербальное, но онтологическое, на уровне вещных перетоков, приключений на ниве тупой фарцы, с миром Запада. Советская же пропаганда вещала в мире слов и смыслов, не умея подкреплять слова чем-то вещным и материальным. Случился интереснейший парадокс. Информации и словам, карикатурным обобщениям противостояли импортная жвачка, двухкассетные магнитофоны, кроссовки и джинсы. Как и следовало ожидать, слова и смыслы проиграли. В итоге все советские пугалки и страшилки – книги, журналы, многочисленные картинки— все-все, что вопило и орало о «прелестях» капиталистического существования, было отправлено по причинам стилистического несовпадения в утиль.

И пошли мы в 90-е годы с абсолютно чистым сердцем, светлыми ожиданиями, великим энтузиазмом и абсолютно пустой головой. Пошли в капитализм. Мы поучаствовали в жутчайшем цивилизационном спектакле. Мы пережили множество коллективных и частных трагедий. О чудо! Многие из нас все-таки выжили. Мы выжили, мы повзрослели. У некоторых из нас даже нашлось время и толика способностей, чтобы описать то, к чему мы пришли. И как же обидно и грустно было обнаружить, что все, к чему мы пришли, уже гораздо более талантливо и профессионально было описано теми самыми, когда-то казавшимися замшелыми советскими пропагандистами. Такой вот странный замкнутый круг получился. Такой вот бег на месте. Такое до обидного холостое существование у нас получилось. Холостое и до жути банальное. До скуки банальное.

А еще мы наконец-то узнали, о чем пелось в популярных западных песнях. Оказалось, что ничего особенного. Мы их слушали тогда по-животному, ловя драйв и «энергетику», гитарные запилы и тяжелую барабанную поступь. Оказалось, что мы сами себе что-то такое напридумывали. А за такое придумывание обязательно случается расплата. Как минимум похмельное утро. Только уже поздно.

И, видимо, неизбывна эта наша коллективная стадная глухота к разумным доводам премудрых пескарей, которые, поверьте, не радуются тому, что они, к сожалению, оказываются правыми…