Объединение Землян. Как? Когда? Зачем?

Вот такую штуку мы делае, которая позволит всем провиться. Это же событие миллионов лет, такого не было и не будет! Первая планетарная сходка людей! И эта работа наша, она не лучше, не хуже, чем таксист. Никаких нет здесь преимуществ. У меня нету цели выйти и сказать слово, каких-то фишек лишних себе получить. Нет вообще. Если можно было бы сделать проект не отсвечивая, не через свое лицо – я бы его сделал. Но я не знаю как по-другому, не умею. Мы так устроены – верим мифы, а мифы основаны на антропологии, на человекоподобие. Если бы кто-то нашел цилиндр из космоса – было больше вопросов, чем чувак, который вот сидит и пишет видосики. Про такого чувака никто не скажет, что он говорит великие откровения. Это просто обыденная жизнь. А я думаю, что жизнь каждого человека – ангельская. Там столько чудес происходит! Мы просто не замечаем. И нет жизни, которая не ангельская. Люди думают про кого-то, что он мандат неба, звезда, президент, он, видимо, лучше нас. Но нет, он просто выдавился из тюбика жизни вот в эту сторону, а кто-то в другую. Кто-то обратно вдавливается через алкоголь и наркотики, и ничего плохого нет.

История безответственности

Алексей:

Расскажи, как ты пришел к идее конференции? Вообще интересно услышать твою историю.

Евгений:

Это будет история моей личной полной безответственности. Ключевой точкой начала ответственной жизни стал шок от результатов безответственного поступка. Развод, разрушение семьи, в которую вложено тринадцать лет жизни, двое детей – это был просто шок. Солнце светит, машины ездят, люди ходят, а у меня внутри мир рушится. Как получилось, что я пришел к этому? Я человек, она человек. Вот есть детки. Как это вообще может происходить? Это невозможно больно. Невозможно признать, что ты так сильно ошибался. Но правда в том, что я знал, что ошибаюсь еще тогда, на самом старте, в день брака.

Перед церемонией я ночь не спал и думал: что же я делаю – ведь я не хочу этого брака! Но не отменишь же – уже гости собрались, родители настроены. И это словно бомба замедленного действия, которая когда-то сдетонирует – и я понимал, что она закладывается уже сейчас. Моими руками.

Я женился не по любви. Почему я это сделал? Потому что родился в христианской семье и неправильно понимал жизнь. Мой отец с Симферополя. Дед по отцовской линии проповедник-миссионер в Крыму протестантской адвентистской церкви.

Алексей:

Кто такие адвентисты?

Евгений:

Это движение зародилось из методистов и пришло к нам из Америки. Методисты – это движение из Европы, группа очень ярко зажженных людей. По-моему Уэсли еще начал эту штуку. Когда протестанты всех выгоняли, методисты из Англии перебрались в свободные штаты. Вообще Америка строилась протестантами – эти люди были самыми заряженные, активно проповедовали свою веру. Они умели хорошо зарабатывать и при этом ничего себе не оставлять – все деньги шли на строительство церквей и заботу друг о друге.

Вообще Америка построена супер пассионарным обществом. И вот один из членов этого общества в какой-то момент сказал: мы нашли в Библии что 1844 году случится второе пришествие Христа. Ему поверили, и в определенный день вся Америка вышла на улицы. Большинство верующих людей продали или раздали все, что у них было, одели лучшие одежды… Настал день, но не пришел Иисус. Представляешь глобальнейшее разочарование? Это был такой удар – просто ужас! В это же это была национальная религия, причем не такая, как сейчас у нас православие – есть она или нет – непонятно. Протестантство насквозь пронизывало общество Америки! В той или иной степени любая литература, любые бизнесы, любое начало политики, торговли – все было христианским. Это было сплошь религиозное общество, очень глубоко верили. Даже бандиты были прямо супер верующими – “Крестного отца” же ты смотрел? И вот происходит глобальная дискредитация веры. И определенная группа лиц не смогла с этим смириться и стала изучать религию глубже. Так появилось жесткое, ортодоксальное новое учение адвентистов седьмого дня.

Адвентисты – это ожидающие, и живут они строго по Библии, субботу отмечают как в Библии сказано. И они себя считают церковью остатка – это люди которые ближе всего к истинной вере. Они поняли что нашли ошибку, осознали как сохранить веру. У адвентистов очень жесткая иерархическая структура – есть церкви, есть руководство по округам, над ними есть генеральная структура.

Энтузиасты стали нести веру по всему миру. Мой дедушка был один из тех людей, которые слушали первых проповедников, пришедших на территорию Союза через Польшу и Украину. Мой дедушка в то время работал на какой-то аграрной станции. Кстати, он рассказывал, как они в первый раз увидели колорадского жука. Говорит: это такая хрень – разработанное насекомое, которое захватит всю страну, и это не остановить. Они проводили лабораторные исследования, делали заключения, отдавали их выше, и они одни из первых увидели на территории колорада, как и борщевик. В общем, дедушка наслушался адвентистов, уверовал и стал миссионером – открывал церкви, вначале ходил из дома в дом с литературой – это тяжелая работа, за которую не платят, и ты параллельно должен где-то еще работать чтобы кормить семью. И так получилось что мой отец вырос в семье миссионера, для которого было так и никак иначе – вот эта вера, это понимание, самоотдача – полностью наизнанку выворачиваешься и все туда отдаешь.

Алексей:

Так твой отец стал священником?

Евгений:

Он после армии пошел учиться в закрытую духовную семинарию в Туле. Выглядело обучение так: собирались у кого-то дома, преподаватель рассказывал тему, ученики записывали, кто-то печатал на пишущей машинке – потом выпускали эти книги самиздатом. Все это люди делали бесплатно, при этом данная деятельность была вне закона. Адвентистов иногда находили, сажали – кто-то из родственников по маминой линии сидел за веру, за распространение.

Чтобы как-то зарабатывать на жизнь, отец работал в Туле дворником параллельно с обучением – он рукастый человек на самом деле. В обучении все наложилось: советское мышление в этот момент было такое жертвенное, самотдающее служение, а тут еще эта церковь с идеей спасения мира. Молодежь там была очень яркая, интересная, самотдающиаяся. Они много где встречались, делали музыкальные фестивали, но такие, знаешь, скучные – они же без выпивки, это же не драм-энд-бейс, они там на трубе играли, на гармони. И кто-то бабушке сказал что видел девушку очень хорошую. А тогда как было – бабушка моя в постоянном поиске невесток была. И она отцу говорит: срочно езжай, есть девочка очень хорошая, давно о таких не слышала! Отец приехал, познакомился с моей будущей матерью, они погуляли и все – свадьбу очень быстро сыграли.

После свадьбы отец поехал служить в Ленинградскую область в город Тихвин. Мама работала в детском саду, а отец был агентом по страховке – ходил по домам и продавал. Тогда не было никаких кабинетов страхования жизни или машины, все ходили из дома в дом, была территория, закрепленная за каждым продавцом. Еще отец электриком был, а служил и создавал церковь за бесплатно – был такой позыв, представляешь, как работали раньше! Бабушка копила всю жизнь и купила машину – это была “шестерка” – такое богатство по тем временам!

В адвентистской церкви переводили каждые три года, и вот отец послужил в Тихвине и перевели его в Мценск – это в Орловской области районный город. Я уже родился на тот момент, а еще был брат старший – Ростик, и младшая сестра Настя. В Мценске была большая церковь относительно Тихвина и была супер активная молодежь! Мы постоянно в этом росли. Представляешь, у тебя воскресенье дома пол-церкви собралось, картошку печеную едят, песни поют, какую-то литературу читают вслух. Ты сидишь в этом всем, маленький, все интересно. Бабушка с дедушкой отдали церкви свой большой дом, а себе маленький рядом построили. Они как и мама и папа такие люди необычные – какой-то есть другой порыв внутри. У мамы отец болел, а бабушка была такая трудящая – у них несколько гектаров огород. И что есть лишнее – все в церковь отдавали, не для того, чтобы себя обделить, а чтобы о других позаботиться.

Деревни на Украине совершенно другие на тот момент были – огромные, с большими Домами Культуры. Вроде просто обычная деревушка за Днестром, а там так люди жили! Все чисто везде, заборы ровненькие, все везде посажено, это просто невообразимо – такие красивые украинские деревни были! Может и русские деревни где-то были такие же, я не был, к сожалению – мое детство в украинской деревни прошло. У всех коровы, козы, все в каком-то изобилии – еда разная вкусная! И мы, естественно, тоже трудились – кто бы нам дал отдыхать! Играли в промежутках между работой на огороде. Но мы сами хотели трудиться – не было такого, что нас заставляли. Мы сами такие: ну что, погнали поработаем! Сами придумали занятие – например, рыбалку – встанем утром, наловим рыбы на всех.

Алексей:

Как на тебя повлияла жизнь в городе после деревни?

Евгений:

Конечно, жизнь в городе постепенно портила нас. Мы приезжали в деревню из года в год, и с каждым разом у нас было все меньшего этого духа. Уже хотелось где-то там полазить, погулять, отдохнуть. Город все больше тянул к себе.

И вот у отца в Мценске все очень хорошо получалось, его увидели и дали ему Тамбов – уже областной город. Там были градации пасторов – просто церковь, областной город… И там уже какая-то движуха – отцу выделили бюджет, американцы приезжали, компании проводили – начался совсем другой масштаб! Какие-то вот дядьки приезжают, на чужом языке разговаривают. Стала в то время приходить АДРЕ – это благотворительная помощь. А чтобы ты понимал, пастырская семья живет очень бедно. Что-то начали платить только с Мценска или с Тамбова, да и то копейки. А еще отец половину всегда откладывал. Мы мясо либо вообще несколько лет не ели, либо на день рождения. На Новый год обычный плов – каша с мясом – для нас был праздником! Это просто Боже мой, офигеть вообще как вкусно было! Дети счастливые бегали от этого! Ну, естественно, дома труда много, чтение Библии, все на пианино обязательно должны были играть, петь песни.

Потом был Белгород и отца повысили. Теперь он стал офисным, и хоть и мотался по всем городам, но с прихожанами почти не общался – только с пастырями. Он стал начальником над священниками, и нас всех это сильно поломало – прям жестко. Вот этого духа, о котором я говорил, его не стало. Мы ходили в церковь, как-будто мы там ничего не должны делать. Захотим – будем, не захотим – не будем. А до этого было, что если ты в церкви, все, что ты можешь делать – ты делаешь, и это была полная самоотдача. А тут – отец постоянно по другим городам мотается, а мы в Белгороде в церковь приходим, на скамейку сели, что-то попели… и это прям ломало внутри, потому что мы привыкли к другому. Раньше же как было – людей полный дом битком, постоянно движуха, но мы себе не принадлежали – не наше тело, не наше время. Мы все были отданы служению. А в Белгороде все по-другому было. В Белгороде я первый раз украл у родителей, порнографию начал смотреть, один раз из дома сбегал. Не любил работать, и меня начали заставлять меня по дому работать. Тяжело было в школе… Белгород мне неприятен, как город, и люди тоже. Скорее всего все не так, как мне показалось, но мне показалось, потому что вот мы поменяли стиль жизни как семья. Обижаться я стал на родителей, что-то другое хотеть. В это время появилась у меня идея что я вообще не с этой семьи, какой-то я другой. И я ушел в чтение не религиозной литературы, а просто художественной. Здесь я научился зарабатывать – рефераты делал, и зарабатывал больше отца. Выпивать стал, клубы компьютерные посещать, из-за этого и сбежал один раз – типа, у меня бабки есть и даже больше, чем у родителей, чего я должен им подчиняться! А я прям нехило подымал – мне было где-то 14 лет, и где-то тысяч 20 в месяц я имел, а у отца зарплаты было 15. Это если сравнивать с нынешнем временем, сейчас зарплата 100.000 хорошая, ну вот отец бы сейчас 80.000 зарабатывал, а я сотку в возрасте, когда дети на карманные расходы у родителей просят. А дальше произошло переломное событие.

Дело в том, что церковь это тоже не идеальное место, и отца его друг кинул. Очень красиво все обернул, после чего отца убрали с должности. Мать это восприняла очень тяжело, сердце сорвалось, желудок сорвался и она заболела. Запойно заболела, больным человеком стала на очень долгие годы. И это было уже до конца жизни – ее эта ситуация надломила, что ее мужчину взяли и унизили, да еще и церковь! Лишили статуса.

Брат остался жить Белгороде, он там учиться уже начал, а мы переехали втроем в новый город – Орёл.

У меня здесь жизнь сразу не задалась. Церковь, в которую назначили отца, была раздолбанная вся, в школе меня избили сразу на входе – за то, что адвентист. А мы жили в районе, где церковь находилась, и адвентистов все знали. Потому что до этого, тот первый, который построил это здание – проповедник – он сам по школам ходил.

А отец проявил потрясающую волю к жизни! Он, пройдя через унижение, пришел в обычную церковь, будучи уже чиновником, и стал там просто пахать физически. Это была большая церковь, построенная самодостаточным и зажиточным человеком, а после него был ряд каких-то лентяев. Священники ведь тоже разные бывают. Приход стал прям уменьшаться – людей мало стало, здание огромное стоит, но все разрушается уже. Нам дали дом – наш дом в Белгороде остался, а здесь мы жили в чужом доме – просто как пасторское жилье. Отец на вторые или третьи выходные как только его поставили в эту церковь вызвал несколько камазов с грунтом. Их нужно просто было разровнять. В церкви мужчины были, но работать никто не хотел. А мы с отцом вдвоем лопатами (мне тогда лет 16-17 было) с утра и до вечера четыре камаза вдвоем раскидывали. А остальные ходят и отворачиваются. Но отец не такой человек, чтобы кого-то наказывать. И тут такая движуха началась, чудеса просто! Крещения начались, какой-то дядька чиновник денег дал просто так – говорит, вы такие крутые, давайте я вам десятину заплачу – он в Библии читал, что нужно десятину отдавать. Мы на эти деньги смогли окна в церкви сделать, чтобы не мерзло здание. Раньше годами не было крещений, а потом по сорок человек за квартал, представляешь! Хор огромный появился, молодежь подтянулась, конгресс образовался. И мы с отцом как друзья стали, а до этого я из дома сбегал, ненавидел родителей, а тут такой перелом! Ну это не то что в Белгороде было, не тот шалтай-болтай коммерческий.

Алексей:

Служение церкви – это был шаг чему-то навстречу или бегство?

Евгений:

На самом деле да, получилось так, что я спрятался от всего мира, от всех неудач в служение с папой, стал молодежным руководителем. Стал на проповеди говорить, субботнюю школу проводить – я был в совете с взрослыми (это был совет церкви). Там не так что пастырь принимает решения, а все по интересам поделено, каждое направление. Музыкальный отдел, детский отдел, молодежный, женский, дьяконский отдел. В них сидели представители отдела, которые делами занимались и люди бесплатно вели свое дело. И я там был на уровне со взрослыми. И в Орле снова у нас всегда дом битком, молодежи стало много. А молодежь разочаровалась в предыдущих пастырях, которые все растяпы были, а тут пришло такое! И все ожило.

После этого я хотел пойти на журналистику, так как писать мне очень нравилось, но пошел на священника в духовную академию. А там когда-то было охренительно, а сейчас тоже все стало коммерческим. Есть дух, а есть буква. И там все стало буквой. Какие-то правила постоянные… И тв академии что-то во мне сломалась. Первая депрессия была сильная то, что от родителей переехал. Пережил это, все хорошо. Стал штаны шить, продавать, зарабатывать, потом влюбился в девушку, она отказала, влюбился в другую – прям там подряд три или четыре вот таких момента было. В одну влюбился, но она сказала: ты мне нравишься, но я уже выбрала другого человека. Но ее сестра стала активно общаться со мной. А мне 18-19 лет, а я ни с кем за ручку не держался, не целовался никогда! И вот мы вроде общаемся, и вот мы уже встречаемся. Мы расходились, потом сходились – ты уже привыкаешь к этому моменту, что есть человек рядом какой-то. В конечном итоге переспал с ней, а в церкви так нельзя – значит все, свадьба. А до этого почему-то родители расстроили свадьбу моего брата с его первой девушкой – сказал, мол не будет свадьбы, не общайся с ней. И это прям сильный поступок отца, он берет ответственность за своих детей. И с моей первой девушкой тоже он мне сказал что она мне не пара, потому что она и старше. Уважение у нас колоссальное было к отцу, и когда он сказал “нет” – я подчинился. А с этой девушкой они справки навели, и вроде как-то не были сильно “за”, но не были и против.

Алексей:

Я бы сказал что это жестко – забирать у человека ответственность за его жизнь, за то, на ком жениться!

Евгений:

Тогда мы даже не представляли, что может быть иначе. Свадьба была большая – человек на сто. У адвентистов вообще семьи большие, ценятся родственные связи, все отдаются служению и общение между родственниками очень близкое, яркое, живое. Адвентисты не пьют, все делают на энтузиазме, есть общий крепкий дух. Отец в качестве свадебного подарка подарил мне квартиру. И вроде все хорошо, но на свадьбе произошло событие, которое показало, что можно было заканчивать на этом всю семью. Я очень сильно просил, чтобы не было вот этих всех ужасных конкурсов – всякой чуши языческой. Мне и христианское не сильно нравится, а тут еще какое-то старье неинтересное и скучное. У меня друг приехал, очень крутой музыкант, с группой пел очень классно. А они украли невесту, хотя я сильно просил всех, чтобы этого не делали. И кто-то из друзей моих включился в эту игру, и давай как игру играть, а их чуть не избили, как-то жестко все произошло, чуть драка не началась. И я сижу такой в офиге, и на весь зал говорю: какого хуя это происходит? Вы вообще охренели? Чё за идиоты? Нахрена вообще пришли ко мне, я вас не звал! Мне вообще противно, это не мой мир, не близко это мне.

Но я все-таки в это окунаюсь, живу, хотя многое в этой новой жизни мне не нравится, но я стараюсь… Это про то, что где бы ты ни оказался – неси ответственность. Я тогда был безответственным, и это привело меня к такому состоянию, что я обманул отца.Ту квартиру, которую он мне подарил, я продал, а деньги спустил на долги, которые появились от первого бизнеса – я запустил игровые клубы, потом оттуда ушел – было тяжело морально. Началась более-менее ответственная жизнь и бизнес, когда утром просыпаться невозможно – тебе все звонят, ты везде должен. И я такой – пойду работать руками. А что остается? Это все мечты предпринимательские, а тут у меня ребенок уже должен родиться через два месяца.

Алексей:

Серьезная мотивация заработать!

Евгений:

Более чем! Я пошел в сферу отопления подсобником к мастеру. И что-то очень легко это далось. Я стал продавать его услуги (а он просто мастер, не компания). Придумал для него какой-то бренд, жизнь забурлила, энергия! Сделал пару продаж, где он должен мне дать денег – проценты с продаж – больше, чем он до этого за полгода заработал. Он и сам, конечно, много получил, но его жаба задушила – что это, пришел какой-то подсобник и я ему столько денег должен давать! И он мне не все отдал. Я его нахер послал и стал сам работать. И сразу получаться все стало! Я за один объект заработал так, чтобы купить всю мебель домой для ребенка. Он завтра уже родиться должен, надо кроватку, коляску, какие-то вот такие мелочи тысяч на семьдесят, и я с объекта сто тысяч заработал за два дня.

Так я стал заниматься отоплением. Ко мне привязался родственник жены, и это был момент безответственности, потому что бизнес с ним работал хуже Бизнес это ответственность, а этот случай – безответственность. Как только меня уже задолбало с ним быть и я стал один работать – доход вырос в десять раз. Я сразу же одну машину поменял, вторую машину поменял – движуха началась!

Я начал аудиокниги слушать – очень много аудиокниг, потому что ты ездишь по восемь часов в день в дороге между объектами. И меня поразило, насколько мир больше, чем я думал! Насколько есть алгоритмы бизнеса, алгоритмы общения, построения семьи, политики, филологии. Вначале я не умел слушать аудиокниги, заставлял себя, потому что поначалу она все залетает в одно ухо, а в другое вылетает. А потом это стало второй сущностью. И все полетело! Запустил один бизнес – “Калуга-септик”, взял деньги, отложил, нарисовал как он должен работать еще ничего не понимая, но я же опыта не имею – просто где-то прочитал, нарисовал схему: это то-то, это сюда, кто-то так разговаривает, такой-то человек вот так, здесь нанять кого-то, здесь рекламу запустить – и был гениальнейший запуск! За месяц я запустил бизнес и из миллиона бюджета 800 тысяч потратил на рекламу. Я детально говорить не буду, сейчас пишу как раз книгу о своей коммерческой деятельности. Но суть в том, что бизнес выстрелил. Потом федеральную сеть делаю по септикам, потом ряд проектов в Москве. И вот этот пик идет, на взлет, и в итоге у меня завод строительной техники собственный – прикинь, мечта любого пацана! Это ж можно обалдеть вообще от удовольствия такой жизни – собственный завод строительной техники! Еще индустрия новая совершенно, ты как маркетолог можешь себя проявить! Это было такое счастье невероятное! И на этом пике я иду учиться на бизнес молодость. Естественно, я там как фраер – ну прикинь, индустрию меняю! Классно! И после этого я понимаю разницу что такое деньги для жизни, а что такое деньги для понтов. Если для жизни не так много надо, то для понтов нужны просто тонны денег – таких, которых у меня не было. И там многие понтовались. И были ребята стойкие, уже взрослые, которые такие: ну есть у меня, ну и зачем мне всем показывать? Они просто взяли знания и пошли дальше. А были те, кто как молодежь – прикинь, 31 год, а я еще подростком не побыл! В церкви служил, потом сразу женился в 19 лет, в 20 уже ребенок. Подростком я по-сути и не был. А тут такая движуха, все такие богатые, понты кругом – я просто в детство упал.

А параллельно с этим у меня семья разваливалась, и я жену сделал виноватой, что она у меня есть, я не люблю и она в этом виновата. Это хороший шаг был – развод, только он должен был гораздо раньше, да и вообще этого брака не должно было произойти. Но тут он произошел неудачно – я как скотина вообще себя повел. Влюбился какую-то женщину – слава богу не переспал с ней. У меня было так, что пока я не сказал что ухожу я ни с кем не спал. Тринадцать лет верности, и я этим горжусь. Но потом стало болтать – в Москву поехал, влюбился. Еще не сказал что полностью ухожу, но уже говорил, что не люблю, что хочу развестись, какая-то такая тягомотина началась. И чтобы себя потом уже оправдать, я сам себе решил, что это было уже точкой. Но та девушка, в которую я был влюблен, она оказалось как бы не мое. У меня какие-то еще остатки сознания оставались, хотя я тогда в ребенка превратился, но я подумал, что проверять отношения нужно деньгами – подарить очень дорогой подарок. Я покупаю для нее в подарок безумно дорогое колье, одеваю ей на шею и понимаю: сука, это же так дорого! Я понимаю, что не люблю ее, просто мне хотелось кого-то вне семьи. Но я дарю ей это колье, заканчиваю вечер и нахрен тебя! Больше не общаемся. Но случайно я встречаю девушку, и вот просто вижу ее – и электричество херачит! Впервые в жизни я влюбился. До этого 13 лет я зажимался. Всю жизнь, пока жил с женой, я боялся женщинам прикоснуться – потому что удовольствие не получал от интима, да и меня тянуло, и харизма от рождения работала – это же все энергия! И я боялся к женщинам прикасаться, нанимать их, с ними разговаривать. А тут такой человек – и я подвис! Через какое-то время жить начали и это было, конечно, не красиво – то, что я еще не сказал окончательно жене про развод. Это уже было предательство. Тяжело жена это восприняла, чувство вины сформировалось, родители вообще общаться со мной перестали – для них было как будто я их тоже предал.