Академия амуров

Глава 1. Добро пожаловать Амурную Академию, или как я попал в ад с крыльями

– —

Солнце только-только поднялось над облаками, окрасив небо в персиковый цвет, когда я впервые увидел Школу Амуров. Здание напоминало гигантский торт, украшенный розовой глазурью и золотыми завитками. Крыши были усыпаны мраморными купидонами, которые то и дело чихали, выпуская из ноздрей облачка в форме сердец. «Ну конечно, – подумал я, – даже архитектура тут кричит: Любите друг друга, или мы вас застрелим!».

Меня зовут Лео, и я – амур-первокурсник. Вернее, почти амур. Пока что я больше похож на голубя, который врезался в витрину: крылья торчат в разные стороны, стрелы путаются с колчаном, а вместо ауры обаяния – вечный запах жареных крылышек. Да, я провалил вступительный экзамен. Но, как сказала мама: «Если все амуры такие идеальные, кому спасать браки от разводов?» Видимо, мне.

– —

«Лео, ты уверен, что это аудитория 13, а не туалет?» – спросил я себя, глядя на дверь с табличкой «Лаборатория вечной страсти». Из-под нее струился розовый туман, пахнущий клубникой и отчаянием. «Ну, если тут не учат, как не сжечь магический арбалет, то хотя бы унитазы с подогревом должны быть».

Я толкнул дверь.

Вместо рядов парт передо мной предстал… балкон. Да не простой, а с видом на бескрайние облака, где десяток амуров в белых мантиях тренировались стрелять по мишеням. Мишенями были портреты преподавателей. Один парень с фиолетовыми крыльями попал прямо в лысину профессора Зевксиса. «Браво! – крикнул наставник. – Теперь он точно влюбится в свою трость!»

Я попятился, но споткнулся о свой же колчан. Стрелы рассыпались по полу с противным звоном. Одна из них, с наконечником в форме поцелуя, закатилась под ноги девушке, которая читала у окна. Она подняла стрелу, осмотрела и фыркнула:

– Ты что, шашлык тут собрался жарить?

Ее голос звучал как смесь колокольчиков и сарказма. Девушка была высокая, с крыльями цвета ночной грозы и взглядом, от которого хотелось спрятаться в шкаф. На груди – бейдж «Лилия, 2-й курс. Не трогать. Не кормить. Не влюбляться».

– Эм… это новая модель, – выдавил я. – Стрелы-шампуры. Для… романтических пикников.

– Пикников? – Она подняла бровь. – Значит, тебе еще не сказали, что на третьей неделе учебы все первокурсники обязаны влюбить хотя бы бутерброд?

Я попытался улыбнуться, но получилось, как у гиены после стоматолога.

– —

Академия внутри оказалась еще абсурднее, чем снаружи. Коридоры вились, как лабиринты Минотавра, только вместо стен – зеркала, в которых отражались не люди, а их желания. Однажды я заглянул в такое и увидел себя… в костюме повара. Видимо, судьба намекала. Потолки были расписаны фресками: Амур, крадущий сердце у циклопа, Амур, промахнувшийся стрелой и попавший в собственный коленник. Истории успеха, как я понимаю.

В столовой подавали «суп страсти» (очень острый) и «десерт верности» (прилипал к зубам). За моим столом сидел парень по имени Марк, который пытался влюбить вилку в ложку. Пока безуспешно.

– —

После пары часов блужданий я все же нашел аудиторию. Вернее, она нашла меня. Дверь с надписью «Основы амурного этикета» вдруг распахнулась, и меня засосало внутрь, как пылесосом.

– Опоздал на 47 минут! – прогремел голос.

Передо мной стоял мужчина с крыльями цвета ржавчины и усами, которые могли бы посоревноваться с сомом в гонке за звание «Самый устрашающий ус».

– Профессор Люцидо, – булькнул он, словно только что вынырнул из болота. – И если ты еще раз перепутаешь аудиторию с буфетом, я пришью тебе крылья к полу.

Класс захихикал. Особенно выделялась Лилия, та самая «Не влюбляться». Она сидела за первой партой и чертила в блокноте карикатуру: я, с пришитыми крыльями, и подпись: «Лео – новый коврик для йоги».

– —

После лекции (где я узнал, что комплименты надо делать не «Ты пахнешь как пирожок», а «Твой аромат сводит с ума даже ветер») Лилия поймала меня у выхода.

– Эй, Шашлычник, – она бросила мне мою стрелу. – Если хочешь выжить, запомни: здесь нет места ошибкам.

– А если я рожден ошибаться? – пошутил я, пряча стрелу за спину.

Она вдруг улыбнулась. Не ехидно, а… будто вспомнила что-то.

– Тогда тебе придется научиться превращать ошибки в мастерство.

Ее крылья дрогнули, и я заметил шрам на левом – длинный, как молния. Интересно, как она его получила?

– —

Вечером я решил потренироваться. Нашел тихую поляну, натянул тетиву… и выпустил стрелу. Она пролетела мимо дерева, мимо облака, и в итоге впилась в задницу директорскому коту – массивному персу по имени Бенедикт.

– Мяу?! – взвыл он человеческим голосом.

– О боже, прости! – я бросился к нему, но кот уже вскинул лапу с достоинством оперного певца.

– Ты… ты пробудил во мне чувства! – провозгласил Бенедикт. – Я влюблен! В ту сосну!

Теперь он сидит под деревом, сочиняя сонеты. Директор в ярости. А Лилия сказала, что это «мило».

– —

Перед сном я нашел в своей комнате записку:

«Лео. Завтра в 5:00 на площадке для тренировок. Научись стрелять, или тебя отчислят. – Л.».

От Лилии? Или это ловушка? Неважно. Потому что если я провалюсь, то единственное, что мне светит – карьера амура для кактусов.

А еще… я заметил, что шрам на ее крыле светится в темноте. Как будто там застряла звезда.

– —

Я лег спать, а за окном Бенедикт декламировал сосне:

– О ствол твой прям, как стрела Аполлона!

– Заткнись! – крикнула сосна.

Да, это будет долгий год.

– —

P.S. Всю ночь мне снилось, как я стреляю шашлыками в облака. А они падают вниз, превращаясь в букеты. И Лилия смеется. Не ехидно. По настоящему.

Глава 2. Энергии любви: Почему сердечки взрываются?

– —

Аудитория напоминала гибрид алхимической лаборатории и свадебного салона. Стены были обклеены обоями с парящими амурами, которые периодически оживали и начинали спорить о том, чьи стрелы круче. На полках стояли колбы с бурлящими жидкостями: розовой «Тоской по лету», синей «Ревностью морской волны» и зеленой «Любовью к кактусам». Профессор Аурелия, женщина с серебряными волосами до пят и крыльями, похожими на опавшие листья, хлопала в ладоши:

– Сегодня мы учимся управлять энергией любви! Кто взорвёт сердечко – получит двойку и вечный запрет на свидания!

Я переглянулся с Марком, своим соседом по парте. Он уже успел привязать к стреле ленту с надписью «Самый няшный».

– Лео, – прошептал он, – если я сегодня не влюблю кого-нибудь, моя девушка-русалка бросит меня. Она считает, что я слишком… сухопутный.

– Не переживай, – фыркнул я. – Может, ты просто подаришь ей акваланг?

Профессор Аурелия бросила нам ледяной взгляд, и моя стрела внезапно покрылась инеем.

– —

На столах лежали «сердечные кристаллы» – хрупкие шарики, которые нужно было заряжать эмоциями. Если переборщить с чувствами, они взрывались, оставляя после себя облако, пахнущее то burnt тостами, то поцелуями. На потолке висела люстра из застывших слез влюбленных, которые звенели, как стеклянные колокольчики, когда кто-то в аудитории краснел.

Лилия сидела через два ряда. Ее кристалл уже светился ровным розовым светом. У меня же шарик дергался, как сумасшедший светляк, и периодически шипел: «Слабак!».

– —

«Лео, соберись, – уговаривал я себя. – Просто представь, что это не кристалл, а… пицца. Ты же любишь пиццу? Накачай её сыром страсти, томатами нежности…»

– Что ты там бормочешь? – Лилия обернулась, и её кристалл на мгновение вспыхнул ярче.

– Рецепт пиццы «Четыре сезона любви», – брякнул я. – Первый сезон – одиночество. Второй – отчаяние…

Она закатила глаза, но уголки губ дрогнули.

– —

Марк первым не выдержал. Его кристалл, перегруженный романтическими цитатами из интернета, лопнул с грохотом новогоднего фейерверка. Розовый дым заполнил комнату, а из облака выплыли силуэты целующихся единорогов.

– Марк! – взревела Аурелия. – Вы что, пытались влюбить всю вселенную сразу?

– Ну… она такая одинокая! – оправдывался он, чихая блёстками.

Я засмеялся и… мой кристалл треснул. Из него вырвался луч света, прошибил окно и ударил в статую директора на площади. Мраморный гигант с лицом, словно высеченным топором, вдруг ожил.

– О… – статуя повернула голову, и её каменные глаза уставились на меня. – Ты… ты подарил мне жизнь.

– Э-э-э… пожалуйста? – я отполз к Лилии.

– И теперь я твоя! – прогремела статуя, делая шаг, от которого задрожали стены.

– —

Директор Бруно, услышав грохот, ворвался в аудиторию с криком: «Кто посмел трогать мою статую?!». Увидев, как каменная версия его самого обнимает столб, он застыл.

– Она… она мне изменяет! – прошептал он трагически.

Лилия схватила меня за руку:

– Бежим!

Мы выскочили в коридор, где статуя уже писала мелом на стене: «Лео + Брунетта = любовь на века».

– Ты… ты умеешь влюблять даже камни? – фыркнула Лилия, но её пальцы всё ещё сжимали мое запястье.

– Это не я! – защищался я. – Это пицца виновата!

Она вдруг рассмеялась – звонко, без сарказма.

– Знаешь, это… гениально. Теперь у директора будет вечный повод тебя ненавидеть.

– А ты как будто рада? – я приподнял бровь.

– Может быть. Ненависть – это ведь обратная сторона страсти, – она отпустила мою руку, но её крылья слегка коснулись моих.

– —

Пока мы прятались в кладовке среди вёдер с «эликсиром забытых обещаний», Лилия неожиданно спросила:

– Почему ты вообще здесь? Ты же явно не создан для стрельбы.

– Потому что… – я замялся, глядя на её шрам, который слабо светился в темноте. – Потому что я верю, что даже у неудачников есть шанс.

Она замерла, затем достала из кармана смятый листок:

– Тогда запомни: энергии любви нельзя контролировать. Их можно только чувствовать. Даже если это больно.

На листке был набросок – я, стреляющий в облако, и сотни сердец, падающих с неба.

– Ты… нарисовала меня?

– Это не ты, – она резко спрятала рисунок. – Это… метафора.

Но я уже видел подпись в углу: «Лео. Гроза кристаллов».

– —

Нас спасли пожарные-амуры, затушившие «любовный ураган». Статую усыпили, директор поклялся меня отчислить, а Лилия исчезла, оставив на моей парте кристалл. Он не взрывался. Вместо этого внутри мерцали слова: «Следуй за чувствами. Даже если они ведут к катастрофе».

Перед сном я разглядывал шрам на своих крыльях – мелкий, но болезненный. Может, когда-нибудь и мои шрамы станут светиться?

– —

P.S. Марк теперь встречается с единорогом из дыма. Говорит, что она «невесомая, как мечта». А статуя директора… пишет мне стихи. Уже прислала сонет через окно. Начинается так: «О Лео, твои стрелы – как землетрясения…».

Похоже, я обречен быть автором эпических романов… и эпических провалов.

Глава 3. Управление эмоциями: Плачь, смейся, беги!

– —

Кабинет управления эмоциями напоминал цирковой шатер после урагана. В углу стояла «зона плача» – груда подушек в форме слез, из которых периодически вылетали носовые платки с вышитыми мемами. На противоположной стене висели зеркала, кричавшие комплименты: «Ты – божество хаоса!» или «С такой улыбкой можно завоевать мир… или хотя бы буфет!». А посередине комнаты крутилась беговая дорожка с надписью «Сбеги от проблем!».

Профессор Веритас, мужчина в строгом костюме и с лицом, словно высеченным из гранита, щелкнул указкой:

– Эмоции – это оружие. Сегодня вы научитесь его заряжать… или взорветесь.

Лилия, сидевшая рядом, шепнула:

– Он выглядит так, будто его последняя улыбка застряла в прошлом веке.

Я кивнул, но поймал себя на мысли, что её собственные крылья сегодня дрожали чаще обычного. Шрам на левом светился тускло, будто сквозь тучи.

– —

На столах стояли колбы с зельями: алой «Яростью дракона», синей «Меланхолией луны» и ярко-желтой «Вечной радостью». Последнюю Марк уже попробовал лизнуть.

– На вкус как конфета с перцем! – засмеялся он, и его волосы внезапно засияли неоном.

– Идиот, – проворчала Лилия, но её губы дрогнули. – Ты же знаешь, что будет…

Не успела она договорить, как Марк вскочил на стол и завопил:

– Кто хочет танцевать?!

Профессор Веритас взмахнул руками, но зелье уже струилось по полу, превращаясь в золотистый туман. Первой забилась в пляс беговая дорожка.

– —

Мы бежали в столовую, спасаясь от облака «Вечной радости», но оно настигло нас у входа. Воздух звенел, как тысяча колокольчиков, а запах напоминал смесь попкорна и надежды.

– Лео, держись! – Лилия схватила мою руку, но её пальцы дрожали. – Не вдыхай!

Слишком поздно.

Первой заплясала супница. За ней – вилки, ножи и даже жареный цыпленок, машущий крылышком в такт музыке. Студенты, подхваченные волной зелья, встали в круг и затянули макарену. Даже профессор Аурелия, обычно холодная как айсберг, крутила бедрами, напевая: «Хей, счастье!».

– Это… прекрасно! – засмеялся я, чувствуя, как смех поднимается из самой глубины души.

– Нет, это конец! – Лилия пыталась сохранить серьезность, но её ноги уже выбивали ритм. – Лео, остановись…

– Не могу! – я подхватил её за талию, и мы закружились среди летающих тарелок.

Её крылья распахнулись, задевая мои, а шрам вспыхнул ярко-синим. Вдруг она перестала сопротивляться.

– Ладно… – она улыбнулась, впервые без сарказма. – Но если я упаду, ты меня подхватишь?

– Всегда.

– —

В эпицентре безумия стоял профессор Веритас. Зелье обтекало его, как река вокруг скалы, но лицо его было искажено болью.

– Прекратите это… – прошипел он, но его голос утонул в смехе.

Вдруг он схватился за голову, и из его глаз хлынули черные слезы. Они падали на пол, превращаясь в тени, которые обвивали ноги танцующих.

– Он… разрушается, – прошептала Лилия, резко остановившись. – Зелье вывернуло его душу наизнанку.

Мы подбежали к нему, но Веритас отшатнулся:

– Не трогайте меня! Я… я не могу чувствовать. Я забыл, как это…

Его строгость была маской. Настоящий Веритас – мальчик, который когда-то потерял любовь и заморозил сердце, чтобы не страдать.

– —

Тени сгустились, угрожая поглотить всех. Лилия вырвала из крыла перо и прошептала заклинание. Шрам на её крыле вспыхнул, и свет пронзил тьму.

– Ты… как ты это сделала? – я уставился на неё.

– Потом, – бросила она, хватая зелье «Меланхолию луны». – Выпей это!

Профессор глотнул, и тени исчезли. Он упал на колени, плача уже обычными слезами.

– Спасибо, – прошептал он. – Я… я так давно не плакал.

– —

Когда зелье выветрилось, столовую покинули последние танцоры. Марк спал в супе, а директор Бруно грозил отчислением… пока не узнал, что его статуя написала мне ещё два сонета.

Лилия и я остались вдвоём среди разгрома.

– Твой шарм… он опаснее зелий, – она сказала, поправляя растрепанные волосы.

– Это комплимент? – я ухмыльнулся.

– Предупреждение.

Но её рука снова нашла мою.

– —

Позже я нашел в кармане записку от Веритаса:

«Лео. Иногда боль – это ключ. Спасибо за то, что напомнили мне, как плакать. P.S. Ваша следующая работа – эссе „Как не уничтожить школу за неделю“».

А ещё… шрам на моем крыле начал слабо светиться. Как у Лилии.

– —

P.S. Директорский кот Бенедикт объявил, что влюблен в беговую дорожку. Теперь он пишет ей стихи в стиле рэп. А супница… мы её больше не видели. Говорят, она гастролирует по кухням с танцевальным коллективом.

Глава 4. Стрельба стрелами: Целься в сердце, попади в пятку

– —

Тир Школы Амуров напоминал рай для неудачников. Стены были испещрены дырками от стрел, а вместо мишеней висели портреты бывших возлюбленных преподавателей. Некоторые из них моргали, кричали «Ай!» или читали стихи при попадании. В углу стоял автомат с «антистрессовыми стрелами» – они возвращались, как бумеранги, и били того, кто их выпустил.

– Лео, ты готов? – профессор Люцидо, наш суровый наставник, скрестил руки. Его усы дёргались, словно предчувствуя беду. – Сегодня мы отрабатываем прицел. Попадёшь в сердце – получишь шоколадку. Попадёшь в пятку – будешь мыть туалеты с зубной щёткой.

Лилия, стоявшая рядом, бросила на меня взгляд, полный скепсиса:

– Шоколадку ты всё равно не получишь. Но если промажешься в мою сторону, я пригвозжу тебя к стене.

– Не волнуйся, – я натянул тетиву. – Сегодня я точно…

«Щёлк».

Стрела сорвалась раньше, чем я успел прицелиться.

– —

Стрела пролетела мимо мишени, прошила окно и вонзилась в хвост Бенедикта – директорского кота, который как раз вальяжно прогуливался по двору.

– Мя-а-ау?! – взвыл он человеческим голосом, подпрыгнув на месте.

– О нет… – прошептал я, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

Бенедикт замер, его глаза расширились. Затем он повернулся к почтальону, который как раз выгружал посылки у входа. Почтальон, пожилой мужчина с седой бородой и в очках, даже не заметил кота… пока тот не начал декламировать:

– О, владелец сумки с письмами! Твои руки нежны, как конверты… А запах твой – смесь чернил и надежды!

– Что за… – почтальон уронил пачку газет.

– Ты вдохновил мою мяукающую душу! – продолжил Бенедикт, прижимая лапу к груди.

– —

Кот-поэт стал тенью почтальона. Он таскал ему мышей в виде сонетов, подкладывал розы в сумку и мяукал серенады под окном общежития. Директор Бруно был в ярости:

– Мой кот! Мой воспитанный, аристократичный кот! Теперь он цитирует Байрона в туалете!

– Это временно, – попытался я успокоить его, прячась за Лилией. – Через пару дней стрела потеряет силу…

– Через пару дней почтальон подаст в суд! – заорал Бруно. – Исправь это, или твои крылья станут ковриком!

– —

Лилия тащила меня через сад, где Бенедикт разбрасывал лепестки роз по пути почтальона.

– Ты – гений, – сказала она, и я не сразу понял, сарказм это или комплимент. – Влюбить кота в человека? Даже я до такого не додумалась.

– Это не я! – я взмахнул руками. – Это стрела сама…

– Стрела не виновата, что ты не умеешь целиться, – она резко остановилась. – Но я знаю, как это исправить.

Она достала из кармана чёрное перо с серебристым отливом.

– Это из моего крыла. Оно… усиливает концентрацию. Но только на час.

– Почему ты мне помогаешь? – я уставился на перо.

– Потому что если тебя отчислят, мне будет скучно, – она отвернулась, но её шрам вспыхнул слабым светом.

– —

Мы вернулись в тир. Лилия встала позади, направляя мою руку. Её дыхание щекотало шею, а запах напоминал дождь и чернила.

– Целься не глазами, а сердцем, – прошептала она. – Даже если оно глупее курицы.

Стрела вырвалась из лука и попала точно в яблочко мишени – портрета профессора Люцидо. Сердце на рисунке замигало розовым, и из динамика раздался голос:

– Ох, юноша, ты пленил мою душу!

– Это… успех? – я обернулся к Лилии.

– Почти, – она ухмыльнулась. – Теперь Люцидо влюблён в тебя.

– —

Пока профессор Люцидо засыпал меня записками со стихами («О, Лео, твои стрелы – как иглы моей судьбы!»), я успел найти противоядие для Бенедикта. Оказалось, кот ненавидит лук. Достаточно было подложить ему в миску стрелу, и любовь прошла.

Почтальон, к счастью, оказался романтиком и попросил оставить пару стихов «на память».

– —

Перед сном я застал Лилию в библиотеке. Она переводила древний свиток, но при моём появлении быстро его прикрыла.

– Спасибо за помощь, – сказал я, протягивая её перо. – Ты… почему носишь это кольцо?

На её руке было серебряное кольцо с треснувшим камнем. Она сжала пальцы:

– Это напоминание. Что даже самая крепкая любовь может разбиться.

– Но осколки всё ещё острые, – я неожиданно для себя коснулся её руки.

Она не отдернула её.

– Да. Ими можно порезаться.

– —

На следующее утро Бенедикт вернулся к директору, но иногда по ночам всё ещё бормочет рифмы. Люцидо избегает меня, а Лилия… оставила на моей парте записку:

«Следующая тренировка – в полночь. Не промахнись. – Л.»

P.S. Марк теперь продаёт стихи Бенедикта в виде открыток. Говорит, бизнес процветает. А я всё чаще ловлю себя на мысли, что Лилиин шрам светится в такт моему сердцу.

Глава 5. Лабораторная работа: Создай идеальное свидание

– —

Лаборатория любовной алхимии пахла розами, шоколадом и тревогой. На столах громоздились хрустальные вазы с «эликсиром страсти», серебряные блюдца с пыльцой лунных орхидей и горшки, в которых кактусы шептались друг с другом на колючем диалекте. Профессор Флора, женщина с венком из живых змей вместо волос, хлопнула в ладоши:

– Сегодня вы создадите идеальное свидание! Кто оживит скуку – получит «незабудку» в зачётку. Кто устроит апокалипсис – будет чистить аквариумы с влюбчивыми медузами!

Лилия, стоявшая рядом со мной, ткнула пальцем в горшок с кактусом:

– Смотри, он уже строит глазки розам.

– Это же кактус, – я фыркнул. – У него вместо сердца – иголки.

– Иголки тоже могут колоть от ревности, – она ухмыльнулась, поправляя бейдж «Не влюбляться. Особенно в растения».

– —

Мы смешали лепестки роз с каплей утренней росы и щепоткой звёздной пыли. Лилия, как всегда, делала всё идеально: её движения напоминали танец, а шрам на крыле пульсировал в такт заклинаниям. Я же умудрился пролить эликсир на горшок с кактусом.

– Лео, ты… – она не договорила.

Букет роз в вазе вдруг дёрнулся, будто чихнул, и… заговорил баритоном оперного певца:

– О, благодарю, создатели! Вы подарили мне жизнь!

– Пожалуйста? – я отпрянул.

– Но кто ЭТО? – роза резко повернула бутон к кактусу. – Этот колючий уродец посмел занять моё место?!

Кактус зашелестел иголками:

– Уродец? Да я переживу тебя на сто лет, розан ты пересушенный!

– —

Роза вылезла из вазы, швырнув лепестки в кактус. Тот выстрелил иголками, которые впились в стену, образуя надпись: «Роза – дура». Лаборатория превратилась в поле боя. Другие студенты, завидев это, бросились врассыпную. Марк попытался вмешаться, но его собственный букет тюльпанов вдруг запел серенаду и обнял его за шею.

– Лео, что делать? – Лилия схватила меня за рукав.

– Может, устроим им свидание? – предложил я. – Пусть выяснят отношения за ужином.

– Гениально! – она закатила глаза, но уже доставала из кармана «пыльцу примирения».

– —

Мы загнали розу и кактус в угол, осыпав их пыльцой. Роза тут же расцвела ярче, а кактус… замялся.

– Ну что, колючка, – прошипела роза, – признай, я прекрасна!

– Прекрасна? – кактус дрогнул. – Ты… ты как восход солнца в пустыне.

– А ты… – роза смягчила тон, – ты стойкий. Мне это… нравится.

Они потянулись друг к другу – лепестки к иголкам.

– Сейчас они поцелуются, и мы все умрём от милоты, – прошептал Марк.

Но вместо поцелуя роза вдруг вскрикнула:

– Ты уколол мне бутон!

– Сам виноват! Ты слишком близко!

– —

Профессор Флора ворвалась в лабораторию с криком: «Кто посмел нарушить баланс стихий?!». Увидев розу и кактус, сплетённых в боевом танго, она взмахнула руками. Змеи на её голове зашипели, и растения замерли, превратившись в обычные цветы.

– Вы… – она уставилась на меня и Лилию, – получите «незабудку». Но если повторится – станете удобрением.

Лилия выдохнула и неожиданно рассмеялась:

– Думала, сегодня будет скучно.

– Со мной скучно? – я притворно возмутился. – Я же ходячая катастрофа.