Шекспир в квадрате

Я бросила вороватый взгляд в сторону мужа, который имел вид непередаваемый обычными словами, и послушно заглянула внутрь. Панель с изображением пианинных клавиш, устилавшая дно сейфа, была поднята, открывая взору узкую, глубокую щель. Сейф с двойным дном…

– Клево! – восхитилась я самым непритворным образом и одарила мужиков радостным взглядом.

Они уставились на мою сияющую физиономию, как два сыча. Лица их выражали напряженное ожидание. Я округлила глаза в недоумении – может быть, мне джигу сплясать от восторга?!

Мужики продолжали на меня таращиться, тишина стала вязкой на ощупь. Я круглила глаза больше и больше, соображая, как повести себя дальше. Митрович побелел от переживаний, в лице его промелькнуло что-то лошадиное. Это и решило дело. Я хмыкнула, обрастая пониманием ситуации, а потом засмеялась тихонечко, громче и громче. Вскоре я давилась смехом и выжала из себя, брызгаясь слюной от полноты чувств:

– Тебя… обокрали… что ли?

– Ты взяла, ты взяла? – взвизгнул Герка сбоку как-то очень истерично. Нервишки у Сарычева сдали окончательно.

А Стефан наоборот, разом обмяк, постарел лицом и сказал мне дребезжащим голосом:

– Чтобы к утру духу твоего в квартире не было. А лучше, в городе. Здесь тебя нигде не примут. Даже тарелки мыть не возьмут. Уж я прослежу.

Я рухнула на пол, продолжая хохотать. У меня была форменная истерика: Митрович верил в мою непричастность к исчезновению денег. То есть, он знал, что деньги я взяла, те, что лежали в сейфе на видном месте. 5 тыщ баксов – не велика сумма – на мелкие расходы. Где ключ от сейфа я, конечно, знала (хотя меня никто специально не посвящал в эти тонкости) – в пепельнице прямо на письменном столе. Пепельница у Стефана в виде Буратино с Золотым ключиком в руке. Вот этот ключик и есть ключ от сейфа, за три года совместной жизни мало чего друг от друга можно утаить… После нашей ссоры… Впрочем, это была не ссора, а самый настоящий разрыв. Я решила забрать деньги и уехать. Открыла сейф, взяла «капусту»… А дальше все покатило как-то само собой. Меня всегда удивляло внутреннее оформление тайника. Эти скрипичные ключи и ноты по стенам, внизу клавиши… Во вздернутом состоянии после объяснения с мужем я схапала деньги и простучала по нарисованным клавишам марш Мендельсона. Впрочем, музыкального образования у меня нет, и я не смею утверждать, что получился именно он…

Как бы там ни было, после моего музыкального этюда что-то негромко дзенькнуло и дно сейфа разверзлось. В открывшейся щели стоял дипломат. Прежде чем мозг начал соображать, мои пальцы уцепили за ручку чемоданчика и проворно дернули. Весьма кстати, надо сказать, потому что пластины так же неожиданно решили вернуться на место и едва не оттяпали мне руку.

Кейс даже не был закрыт! И все внутри было забито «хрустами». Да не нашими российскими тугриками и даже не американскими баксами. Благородное евро распирало кожаные бока чемоданчика.

Первым порывом было – вернуть кейс на место! Да только дело оказалось не простым. Тайник открываться не желал. Я колотила свой «вальс Мендельсона» – без толку! Мелодия, случайно выбитая моими пальцами, не хотела повторяться. Как известно, бомба в одну воронку два раза не попадает… Этим я и утешилась. Утешилась, правда, не сразу. Сначала поревела, а потом, сквозь сопли и всхлипы, подумала, что жить надо припеваючи, весело и богато… После этого все завертелось само собой и закончилось сегодняшней аховой ситуацией. Правда, тогда-то я не знала, чем все завершится, и строила грандиозные планы. Глупая женщина!!

Остаток вечера ушел на конспиративные мероприятия: я таскалась по всем наиболее злачным местам нашего города и изображала из себя убитую горем брошенную жену. В парочке мест, где нас с Митровичем знали достаточно хорошо, я получила даже некоторое сочувствие и совет «напиться до чертиков». Старательно делала вид, что последовала немудрящему совету, вот только алкоголь в тот вечер воспринимался моим организмом как родниковая вода. Адреналин кипел в моей крови вперемешку с изрядной долей паники. Я страшилась последствий своего смелого решения, сознавая, что за такие бабки Митрович меня из-под земли достанет, а потом вновь туда закопает.

Поэтому, когда в автобусе увидела двух мужиков с лицами профессиональных преступников, не сомневалась, что пришли они по мою душу. Митрович меня выследил и решил кончить на месте – решило мое воспаленное воображение. Мне и в голову не могло придти, что денег супруг хватился только утром. И тут уж случился вселенский БУМ! Все силы были приведены в рабочее состояние и брошены на мои поиски. Результатом похвастать не могли: узнали немного. «Объект» надрался до поросячьего визга и свалил в компании двух пьяных в усмерть кавалеров. Такой примерно отчет получил взбешенный Стефан. Этих любвеобильных перцев усиленно взяли в оборот; пытались расколоть на предмет восстановления вчерашних вечерних событий. Напрасно трудились – мужики не помнили ничего. Таращили свои красные с перепою зенки и бубнили хором:

– Была телка. Куда делась? Хрен знает…

В общем, не погрешили против истины. Я бодренько отвалила от их компании, едва они отвлеклись взаимными уверениями в вечной дружбе.

Про это, конечно, я узнала несколько позже – Герасим просветил. А сейчас, полеживая в ароматной ванне с солями Мертвого моря, я обдумывала мысль, что нападение в автобусе было фактором случайным – иронией Судьбы, если хотите. И, значит, нечего мне было шугаться из автобуса… со всеми вытекающими последствиями… А теперь-то… я захлюпала носом и тихонько завыла… прощай, сытая беспечная жизнь…

«Сказал – сделал» – этому жизненному принципу Митрович следовал неукоснительно. А сказал он – чтобы я проваливала на все четыре стороны…

Я рыдала с упоением, даже повизгивала от полноты чувств. А потом разом успокоилась и взбодрилась. Невозможно жить с мужиком, который сказал, что «жить с тобой все равно, что выращивать виноград в Сахаре». Вытри слезы, дорогуша, и живи дальше! Жизнь твоя «за мужем» пришла к своему логическому завершению. Обо всем этом я бормотала весьма интенсивно, особенно с большим удовольствием произносила слово «жизнь» и все его производные. Мне очень нравилось, что я могу применить это слово к своему существованию, а ведь все могло случиться совсем наоборот… Поэтому факт разрыва с мужем не казался мне теперь таким уж катастрофическим событием. Обидно, конечно, в эти отношения были сделаны значительные вклады терпения и сил; и даже были потрачены некоторые чувства… Хотя-я, участь муженька ожидает не завидная, если он денег не разыщет… А где ж он их возьмет? Если я сама не знаю, где их искать-то…

Калейдоскоп мыслей завертелся, сбился в радужный ком, а потом разом потух, будто набросили сверху черную шаль. Я спала. Прямо в ароматных солях. С риском по-глупому утонуть… Не слышала, как запричитала надо мной Раиса Николаевна, наша домработница. Обнаружив меня в ванной комнате в позе умирающего Марата, она бросилась к Митровичу, голося своим неслабым басом «Стефан Брониславович!». Её «шаляпинские» рулады могли поднять и мертвого, но только не меня.

Митрович, выслушав старушку, коротко сказал, что готов посодействовать моему уходу в мир иной. Уложился в три коротеньких слова, которые работница правильно расшифровала и, вздохнув, проворно ретировалась. Все же христианская мораль пустила в ней свои благодатные корни, и женщина не бросила меня на произвол Судьбы. Она выпустила воду из ванны и накрыла меня пушистым пледом.

Проспала я практически весь день, извлек меня из фаянсового чрева супруг. Обложил матом, уцепил в охапку и отволок на кровать. Суть его излияний было проста: валяется всякое дерьмо по углам, мешает нормальному существованию. Это было совершенно ненужным и лишним. Я уже перешла грань принадлежности к его жизни. К тому же, выспалась (не смотря на неудобное ложе), набралась сил и не видела причин, чтобы сносить покорно подобные высказывания. Одним махом взмыла вверх и отвесила Стефану звонкую оплеуху. Он онемел от неожиданности, всегда почитал меня верхом сдержанности и хладнокровия.

– В чем дело, дорогой? – спросила я вздрагивающим от злости голосом эту соляную статую.

Он задрожал, заражаясь моей злостью, и побелел лицом. Глаза его полыхали углями. И в этот критический момент наших отношений я особенно четко поняла, почему в свое время увлеклась Митровичем. Он был красив. Вот такое вот тривиальное объяснение охватившего некогда безумия…

… похоже безумие возвращалось к нам. Стефан набросился на меня с жаром 17-летнего юноши…

Глава 7

Утром я подскочила ни свет, ни заря: 6.30 – любимый час Митровича. Рванула в гардеробную с намерением облачиться в спортивный костюм и составить мужу компанию в утреннем променаде. Прошедшая ночь внушила мне уверенность, что не все еще потеряно в нашем со Стефаном браке. И я была готова строить отношения на новом уровне.

На двери комнаты было написано красным маркером здоровенными буквами: «Не смей и куска тряпки забрать!!!». Некрасиво – многословно! – что нехарактерно для плакатного жанра искусства.

Я послушалась… с точностью до наоборот!

Стефана в квартире не было, телефон я свой не нашла, дверь в гардеробную заперта на ключ – все факторы говорили о том, что прошедшая ночь для Митровича ничего не значила. И это оскорбило меня больше всего.

Я прошла в кабинет к мужу и сняла со стены меч японского самурая. К слову сказать, все стены в доме были предназначены для экспонирования коллекций супруга. Интересы Стефана были весьма разнообразны. Кабинет был выставочным залом боевого холодного оружия. Чего тут только не было! И все было в отличной боевой готовности – хоть сейчас руби и режь все подряд.

Я вернулась к платяной двери и, хорошенько прицелившись, рубанула в районе замка – со всей дури, то есть изо всех сил.

Эффект превзошел все мои ожидания – дверь раскололась как скорлупа грецкого ореха. А меч воткнулся в пол, причем очень надежно. Выдернуть его не предоставлялось возможным; я уважительно расшаркалась перед благородным оружием и бочком протиснулась в изуродованную дверь.

Одевалась неторопливо и основательно. Впрочем, до маразма не опустилась. В том смысле, что не навздела на себя десяток штанов и кофт разом. Собственно, я и сама не стала бы набивать чемоданы шмотками, гордость не позволила бы. И с дверью-то сражалась лишь потому, что вчерашняя одежда, постиранная заботливой Раисой Николаевной, была еще волглой. А в халате и тапочках не особенно замаршируешь по улицам осеннего города. В свой рюкзачок бросила лишь пару трусиков, носки и туалетные принадлежности. А остальные шмотки сгребла в большущий ком и шурухнула в гостиной на все видимые предметы интерьера – на, дорогой, считай!

Все! Корделия Пантази – птица вольная и свободная!.. Вот только куда махать крыльями?

Стать бродячей Каштанкой мне не грозило. Место, куда приклонить головушку существовало. Требовалось только формальное разрешение хозяйки жилплощади.

Оказавшись на улице, я позвонила Наталье. Вместо приветствия бухнула сразу, чтобы не передумать:

– Натуля, я – вновь барышня на выданье.

Кузина помолчала, а потом спокойно ответила:

– Я не удивлена. Думала, тебя пробьёт гораздо раньше.

– Это меня бросили, Ната, – глухо уточнила я; спазм перехватил горло.

– И ты в трауре?

– Да!!

Наташка неопределенно хмыкнула, а потом поинтересовалась:

– Ты Тургенева читала?

Мне было не до классической русской литературы.

– Чего? – протянула я довольно злобно.

– Цитата: «У меня не было первой любви, я сразу начал со второй», – невозмутимо откликнулась кузина. – Это про тебя.

На самом деле это означало, что в данный период Натка читает вслух своей подопечной именно Тургенева. Никаких параллелей с тургеневскими персонажами я не прослеживала, а кузина, наоборот.

– Ты начала сразу с последней любви, – назидала Наталья. – За таких, как Митрович выходят ближе к пенсии, когда есть о чем вспомнить.