Снежная история

Мира открыла глаза и уставилась в потолок. Ее мутило, тело ныло, голова раскалывалась. Осторожно повернувшись, она увидела на столе стакан с мутной жидкостью, а рядом сухую кучку мелколистной травы. Во рту тут же проявился горький привкус. Похоже кто-то отпаивал ее настоем. Она сморщила лоб, пытаясь вспомнить, но в голове было пусто.

Мира приподнялась на локтях: в голове зашумело. Она чувствовала себя непривычно, потому что редко болела. Если появлялись малейшие предпосылки, отец заставлял ее пить этот отвар. Противный, горький, но действенный. Кто же приготовил его?

Тошнота постепенно отступала, головокружение замедлилось. Мира села и начала обводить взглядом комнату. Все вещи на месте. Огонь в камине догорел, но угли еще теплились. Спинка огромного отцовского кресла загораживала обзор. Мира придвинулась к краю кровати и спустила ноги. Взгляд упал на пол: первой бросилась в глаза мужская рука…

Мира насторожилась, встала и на цыпочках подошла к креслу. Перед камином лицом вниз лежал человек. Тело казалось безжизненным. Мира легонько кашлянула, потом громче, но реакции не было. Тогда она подошла ближе и ткнула его ногой. Безрезультатно.

– Нужно перевернуть его, – слова, сказанные самой себе в пустой комнате, показались оглушительными. – Интересно, откуда он взялся?

Она решительно ухватила незнакомца за рукав и потянула. Тело перевернулось, и Мира увидела две огромные рваные раны: одну на шее, другую на боку. Кровь уже перестала сочиться, пропитав свитер. Лицо молодого мужчины посерело, губы потемнели, длинные светлые волосы упали на лоб свалявшимися сосульками. Рана на шее была заклеена пластырем на скорую руку, но крови было столько, что материал повязки не выдержал, и она отвалилась, зацепившись за ворот.

– Он умер? – Мира схватила с камина зеркальце и поднесла к губам незнакомца. Поверхность едва заметно запотела. – Значит, жив. Что мне с ним делать?

Незнакомец вдруг вздрогнул и приоткрыл глаза. Темные, почти черные зрачки непонимающе уставились на нее. Мужчина зашевелился, пытаясь подняться, но сил у него не хватало. Мира молча подставила свое плечо, он оперся на него, навалившись всем телом. С трудом они доковыляли до дивана, незнакомец рухнул на него без сил и снова впал в забытье.

Мира еще раз осмотрелась: у порога на стуле заметила брошенный белый полушубок и огромные валенки. В голове моментально всплыли последние происшествия. Получалось, что именно этот мужчина сначала вытащил ее из сугроба, а потом защитил от волка-оборотня.

– Кто же ты такой? – Мира перевела взгляд на незнакомца, без сознания лежащего перед ней. – В любом случае в таком состоянии без посторонней помощи ты вряд ли доживешь до утра следующего дня. Что ж, как говорится, кровь за кровь.

Она решительно засучила рукава, схватила ведро и вышла в сени за водой. Наполнив огромный чан, стоящий на печи, Мира начала разводить огонь. Угли еще не успели остыть, поэтому вскоре яркие язычки весело побежали по березовым поленьям. Теперь оставалось лишь вовремя подкидывать новые дрова, чтобы вода быстрее согрелась.

Разобравшись с печью, Мира снова подошла к дивану. Незнакомец по-прежнему был без сознания. Раны требовали обработки, поэтому следовало снять с гостя свитер.

– Уж прости, мой нежданный спаситель, но придется испортить твою одежду, – вздохнула Мира. – Поднять я тебя не смогу.

Она взяла ножницы и начала аккуратно резать вдоль шва. Через несколько мгновений к ногам упала грязная кучка. Мира скептически посмотрела на нее, затем схватила и, не сомневаясь, выкинула в мусорное ведро.

Незнакомец едва слышно застонал, но в себя не пришел.

Рана на боку, ужасная с виду, оказалась глубокой царапиной с рваными краями. С ней Мира возилась недолго: лишь промыла, наложила заживляющую мазь и туго перебинтовала. А вот со вторым повреждением дела обстояли не очень хорошо. Кожа вокруг ранения воспалилась и стала багровой. Видимо, в рану попала инфекция. Одно радовало: шея не пострадала. Удар пришелся в надплечье, повредив мышцу, но не задев никакие сосуды.

Мужчина снова застонал, на лбу выступили мелкие бисеринки пота. Мира приложила руку к его щеке: она пылала. Начинался жар.

– Плохо. Очень плохо.

Мира аккуратно раздвинула края раны и увидела в глубине грязно-желтые гнойные сгустки. Она решительно сунула туда плотно скрученную салфетку, смоченную горячим обеззараживающим настоем. Незнакомец дернулся от боли, резко открыл глаза и глухо рыкнул.

– Лежи, не дергайся! – крикнула Мира, со всей силы придавив его плечо к дивану.

Мутный взгляд лишь на мгновение задержался на ней, а потом мужчина снова провалился в забытье. Для него такой исход был даже к лучшему. Мира быстро промыла и обработала рану, затем подошла к камину и сунула в пламя клинок отцовского охотничьего ножа.

Глядя на медленно накаляющуюся сталь, она вспомнила, как впервые врачевала отца после схватки с медведем-шатуном. Ей было всего одиннадцать лет, пальцы дрожали и не слушались, уши заложило, перед глазами плыли круги. Отцовская спина была исполосована в нескольких местах и выглядела ужасно, но пугало Миру не это. Она не могла представить, как сможет проткнуть иглой человеческое тело и прижечь раскаленным ножом воспалившиеся раны.

– Не думай! – зло крикнул тогда отец ей прямо в лицо. – Просто делай и не развози тут слякоть.

Его крик вывел Миру из ступора, заставил стиснуть зубы от обиды. «Зря обижалась, – думала она сейчас. – Он учил меня выживать, а хладнокровие – ключевой фактор в этом случае».

Сталь раскалилась до красна. Мира достала нож, быстро подошла к незнакомцу и без колебаний приложила горячий клинок к ране. В комнате запахло паленой кожей. Оставалось лишь сделать компресс, который придется менять каждый час, и ждать.

Закончив с обработкой, Мира укрыла мужчину одеялом, затем прибралась и заварила новый травяной отвар.

– Пожалуй, придется нам пить его вместе, – усмехнулась она, забираясь с ногами в кресло и кинув взгляд на спящего гостя. Устроившись поудобнее и укрывшись отцовским полушубком, Мира почувствовала, что устала. – Где носит соболя? Все веселье пропустил негодник. Вечно исчезает, когда он нужен.

Она посмотрела в окно и прислушалась. Снаружи уже начинало светать. Вьюга утихла. Скорее всего, теперь погода наладится на несколько дней, потому что видимый сквозь занавески кусочек неба был чистым от снеговых туч. Значит, нужно начинать очередную заготовку дров и провизии, кто знает, когда горы накроет очередная снежная буря, и сколько она продлится.

Мира покосилась на ходики, висящие на стене. Час прошел. Она выбралась из кресла, подошла к дивану и склонилась над незнакомцем. Тот спал, разметав светлые локоны по подушке. Горячка еще не отпустила, поэтому щеки горели алым румянцем. Мира осторожно откинула одеяло и сменила повязку.

Пожалуй, следующий час ей тоже нужно покемарить. Она плеснула горький отвар в чашку, выпила одним глотком и скривилась:

– Все-таки какая же гадость!

Вернувшись в теплое кресло, Мира свернулась калачиком и мысленно приказала себе проснуться через час. Сон моментально утащил ее в свою черную бездну, как только голова коснулась спинки.

Мама любила петь. Она мурлыкала всегда и везде, не важно, чем были заняты ее руки. Мира и отец научились распознавать мамин настрой по мелодии, которая журчала с утра до вечера, словно горный ручей. Счастье звучало звонко и хрустально. Радость тихо и нежно. Грусть тягуче перекатывалась бархатными волнами. Злость?.. Такого чувства Мира не знала. Ненависти, злобы и зависти в их доме не было.

Она читала об этом в книгах, но не верила в их существование. Мир, с одной стороны окруженный острыми скалами, а с другой глубоким ущельем с кипящими внизу облаками, никогда не сталкивался с подобными чувствами. Лишь раз Мира услышала, как звучит материнская ярость.

Мире тогда было пять лет. Родители запрещали ей спускаться в одиночку ниже огромного камня, похожего на медвежью голову. Однажды она заигралась у ручья с корабликом, который отец выточил из сосновой коры. Ручей, сбегающий сверху, огибал этот валун и несся по склону вниз. Той весной снег таял слишком быстро, и небольшой горный поток превратился стремительную речушку.

Мира бросала кораблик в воду и неслась во весь опор к камню, чтобы успеть поймать легкое суденышко до поворота. Всегда догоняла. Однако в последний раз споткнулась о корень, коварно вылезший прямо под ее ногой. Мира грохнулась на землю и, закрыв голову руками, проехала на животе пару метров. Она вскочила почти мгновенно и успела увидеть, как кораблик скрылся за валуном.

– Я смогу его догнать, – шепнула Мира сама себе и кинулась следом.

Бежать пришлось недолго, суденышко застряло между веток, упавших в ручей чуть ниже по склону. Она подхватила длинную палку, поддела ею кораблик и подтянула к себе.

– Надо рассказать маме какая я быстрая и ловкая, – довольно заулыбалась Мира.

Ноги сами понесли ее к дому, мокрый снег хлюпал и разлетался брызгами. У Медвежьего камня Мира поскользнулась и снова грохнулась, а поднимаясь еще и приложилась затылком о торчащий выступ. Она рассердилась, ткнула валун кулачком и уселась под ним, потирая ушибленное место. В это время со стороны обрыва послышался чей-то крик…

Мира никогда не видела других людей вблизи, только издалека на склонах, да и то в ясную погоду. На вопросы, почему до сих пор никто не поднимался к ним, родители отмахивались, упоминая человеческую лень и ограниченность. Сначала Миру расстраивало отсутствие других детей, но потом она завела знакомства с птицами, зверьми, научилась жить в мире, наполненном лишь природой и родительской любовью. А после прочтения нескольких книг о жадности и предательстве Мира согласилась с отцом и поняла его отношение к чужакам. Лучше не пускать к ним на гору неведомые чувства, способные сломать их маленький мирок.

Услышав крик, Мира насторожилась. Голос был незнакомым. Она тихо поползла вверх, стараясь не высовываться из-под валуна, и, добравшись до каменного «хвоста», осторожно выглянула.

На краю обрыва стояла мама. Ее светлые волосы трепал ветер, а лицо, и без того бледное, казалось почти прозрачным. Мира никогда не видела у нее такого выражения: брови сурово сдвинуты, губы сжаты в тонкую ниточку, а глаза… В глазах горело что-то дикое, черное, страшное. Мира испугалась и вжалась в камень. Такой взгляд не мог принадлежать человеку, скорее обезумевшему хищнику, логово которого разворошили.