Царь всех птиц
Когда Лидины дочки пошли в школу, мать сообщила, что умер отец. Вера наотрез отказалась ехать на похороны, а Лида, впитавшая в себя материнские схемы, посчитала, что как «хорошая дочь», она должна поехать. Похороны были скромными, в последний путь Николая Орехова проводили жена и младшая дочь. Мать просила остаться на девять дней, но Лида уехала через три дня. Галина осталась одна.
Жизнь опять вошла в привычное русло. Несмотря на то, что Лида жила в пригороде, сестры часто виделись, хотя, по правде сказать, Вера недолюбливала Анатолия. Он казался ей мрачным и завистливым. Каждый раз, приезжая к родственникам, и обнаруживая, что они сделали какое-нибудь крупное приобретение, Анатолий не мог сдержаться и начинал причитать: «Живут же люди». При этом он обычно напивался, и Вере все это было неприятно.
Прошло еще несколько лет. Анатолий попивал все больше и больше, ссылаясь на тяжелую жизнь и необходимость «снять стресс». Он становился все более угрюмым и нелюдимым. Он постоянно открыто завидовал не только Лидиным родственникам, но и собственной сестре, мужикам на работе и соседям. Тема для разговоров у него была одна и та же: «Живут же люди! А вот мы…» На эту тему он мог говорить часами, особенно за бутылкой водки, которую он предпочитал пить в одиночестве.
От матери стали приходить тревожные письма: «болею, мол, трудно одной». Лида с семьей к тому времени уже жили в трехкомнатной квартире. Она понимала, что в совсем безвыходной ситуации Вера возьмет мать к себе, но делать этого категорически не хочет. И Галина переехала в семью к младшей дочери. Анатолий сначала ругался, пытался воспротивиться переезду тещи, но Лида была непреклонна. Муж несколько успокоился, когда Лида сказала, что мать привезет с собой деньги и отдаст их в семью.
Как ни странно, теща с зятем чудесно поладили. Галина, в отличие от дочери, с удовольствием слушала Толины завистливые рассказы – кто чего прикупил, у кого какая должность. Теща горячо его поддерживала, даже могла с ним выпить рюмочку – другую. Лиде было тяжело, она давно привыкла жить своим домом, мать же во все вмешивалась, пыталась все делать по-своему. С ее приездом отношения между супругами стали стремительно ухудшаться. Галина все время лезла со своими «должна, должен». «Ты должна слушать мужа! Ты не должна во всем потакать детям» И так по многу раз на дню. Внучки бабушку тоже не смогли полюбить. Они, в отличие от Анатолия, не знали о той трагедии, которая случилась с их матерью, но как-то интуитивно сторонились бабушки. Их она тоже пилила, что они должны делать и чего не должны, и это еще больше отдаляло девочек от Галины.
Анатолий постепенно спивался. Его как будто изнутри пожирала зависть ко всем и вся, и он заливал ее водкой. Он старался пить по выходным, не прогуливать работу, но ситуация постепенно выходила из-под контроля. Однажды в выходной день, теща с зятем сидели на кухне. Анатолий, как обычно, пил водку. Разговор зашел о Вере. Муж стал говорить о ней и о ее семье гадости, а Галина его поддержала: «Да, уж она еще та дочь! Меня вот, свою мать, совсем не хочет видеть!»
– Действительно, гадина! – распалялся Анатолий – и на меня всегда смотрит, как на пустое место, не нравлюсь я ей!
– Мама! Толя! Как же вам не стыдно! Вера ведь меня сюда позвала! Мы бы, Толя, с тобой и не познакомились, если бы не она! – Лида почти плакала.
– А, может оно и к лучшему! Надоела ты мне! Все у тебя, как у дурочки, вечно хорошо. И люди у тебя все хорошие. А люди – сволочи, а первые среди них твоя сестрица с мужем!
– Не смей так говорить о Вере! Она этого не заслужила! – Лида хотела уйти из кухни, но Анатолий встал, подошел к жене и ударил ее так, что она упала.
– Будешь ты со мной еще так разговаривать! – буркнул он и ушел в их спальню.
Лида, расплакавшись, кинулась к матери, но та ей сурово сказала: «Ты не должна перечить мужу! А доченька моя старшенькая, действительно, еще та штучка!
– Но она меня от смерти спасла!
– А, нечего было отца дразнить! Он через вас столько горя принял, а я – вместе с ним.
И тут в Лиде впервые всколыхнулась ненависть к матери, она даже испугалась. Наверное, долгие годы, она подавляла это чувство, но сейчас не смогла. Она развернулась и вышла из кухни. Как когда-то и Галина, она легла в комнате дочерей.
После этого случая, жизнь в семье сильно изменилась. Лида с трудом терпела присутствие мужа, да и матери тоже. Старалась брать как можно больше дежурств. Отношения стремительно портились. Анатолий пил все больше и больше. На работе начались неприятности, его предупредили, что он или «завязывает» или его увольняют. Однажды Лида вернувшись утром с дежурства, обнаружила что дочки не пошли в школу. Обе были какие-то притихшие. Когда мать спросила, почему они не на занятиях, старшая Марина расплакалась и рассказала, что вчера папа пришел пьяный, все время к ним придирался, а потом сильно их побил ремнем. Девочки стали показывать матери синяки и ссадины. Лида представила, как пьяный, здоровенный мужик гоняется по квартире с ремнем за девочками, и вдруг вспомнила своего отца, который воткнул в нее нож, а мать, фактически, встала на его сторону.
– Нет! Со мной этого не будет! – она собрала вещи мужа, покидав их как попало в два чемодана и сумку и, когда он пришел с работы, сказала: «Уходи! Уходи по -хорошему! Квартира останется у меня, хочешь – судись!»
После этого последовала безобразная сцена с угрозами, дракой, криками и, в конце концов, вызовом милиции. Анатолию дали 15 суток. Лида подала на развод и вставила новые замки во входную дверь. Анатолий пытался вернуться домой, но жена была непреклонна: «Хочешь, подавай в суд на раздел квартиры, но я тебя к детям не пущу!»
Анатолия уволили с работы, и он ушел в длительный запой, ночевал, где придется – первое время у старых друзей, а дальше у случайных собутыльников. После, несколько протрезвев, вернулся к родителям в Ленинград, сестра к тому времени вышла замуж и жила со своей семьей отдельно. С горем пополам, ему удалось устроиться в магазин грузчиком.
Галина негодовала: «Как ты могла выгнать мужа? Ты должна была терпеть ради детей!»
– Да, конечно! Ты вот терпела, якобы ради нас с Верой, а нам-то это было не нужно! Я до сих пор не понимаю, как ты – мать, могла пустить обратно человека, который чуть не зарезал твою дочь!
– Ты не можешь меня ни в чем обвинять! Я тебя родила и вырастила!
Такие разговоры происходили теперь ежедневно, этот вялотекущий скандал опустошал Лиду, вытягивал силы. Галина пыталась подзуживать и внучек, но они были на стороне матери.
Примерно через месяц отсутствия Анатолий появился в своем бывшем доме, трезвый, с цветами и подарками для дочек. Жена хотела захлопнуть у него перед носом дверь, но вмешалась мать: «Заходи, заходи зятек! Сейчас обедать будем!» Лида, молча пропустила мужа в квартиру. За обедом говорила одна лишь Галина, дочь и внучки молчали, Анатолий скупо отвечал на вопросы тещи. Он все время порывался поговорить с женой, хотел ей сказать, что намерен вернуться, но Галина и дочки мешали. В конце концов, Анатолий решил, что это к лучшему, и что в следующий раз он придет к Лиде в больницу. Уходя, он сунул жене конверт с деньгами: «Это на дочек, а я скоро снова приеду».
Но скоро Анатолий не приехал, он практически постоянно пил, а в редкие трезвые дни уговаривал себя, что «еще не созрел для серьезного разговора». В глубине души он просто боялся, что получит от ворот поворот. Лида же его не ждала. После их расставания, она чувствовала себя гораздо комфортнее, и, если бы не постоянные упреки матери, была бы почти счастлива. Анатолия, в конце концов, уволили с работы, и родители заставили его пойти к наркологу «подшиться». После этого, он снова приехал к жене и, уже никого не стесняясь, стал проситься назад, унижался, клятвенно обещал, что больше не будет пить, и у них начнется новая жизнь. Лида в какой-то момент дрогнула, а тут еще и мать подоспела со своим «ты должна», и Анатолий остался. Он вернулся на прежнее место работы, но прежняя жизнь не вернулась. Анатолий больше не сплетничал с тещей на кухне, он стал молчалив и раздражителен. Молча вставал утром, шел на работу, молча возвращался, ужинал, смотрел телевизор, не вникая в то, что видел, и ложился спать. Дочери его тоже не интересовали.
Как только кончился срок «подшивки», Анатолий запил. Уже накануне этого дня он был возбужден, даже весел. Домашние не могли понять, в чем дело. Утром он, как всегда, ушел на работу. С завода его полуживого фактически принесли его друзья-приятели.
– Вот, Толька сегодня «развязался» – сказал один из них, – Теперь, наверное, забухает по-черному, по себе знаю.
И Толька, действительно запил, как никогда. Лида хотела его сразу выставить, но на этот раз, у нее не было той решимости, что была в первый раз, да и мать все время бубнила, что запой скоро кончится и все наладится. Но ничего не наладилось, с работы его выгнали, а он все пил, пил…
Запой кончился неожиданно для всех – у Анатолия случилась белая горячка. Вечером одного из дней, когда он пытался «выхаживаться» и не пил, ему стали мерещиться бандиты, сначала он в возбуждении бегал по квартире, потом пытался прятаться, в конце концов, вызвал милицию. Его отправили в психиатрическую больницу. Лида твердо решила не пускать мужа после выписки домой. Но, его впустила теща, которая возила зятю передачи и знала, в какой день его выпишут. Лида в этот день дежурила. Когда она вернулась домой, муж с матерью сидели на кухне и завтракали. Толя опять обещал бросить пить, клялся и божился. Хватило его на две недели, он даже не успел утроиться на работу. И у Лиды с семьей, действительно, началась «новая жизнь», в которой присутствовал постоянно пьяный муж, вечно недовольная дочерью мать, она к тому же потихоньку давала зятю деньги на водку. Девочки стали хуже учиться, да и в семье всем было не до них.
Лида жила, не успевая понять, что живет. Она много работала, что бы хоть как– то содержать девочек. Галина постоянно провоцировала дочь на скандалы, выискивая любой повод. Анатолий совсем опустился, стал уже пить в компании местных БОМЖей, иногда не приходил ночевать по несколько дней, возвращался грязный, вонючий и прямо в одежде валился на постель. И у Лиды опустились руки.
Однажды, придя домой после дежурства, она обнаружила на полу кухни мертвую мать. Как потом показало вскрытие, та умерла от обширного инсульта. Рядом в комнате храпел, как всегда пьяный муж. Хорошо еще, что это случилось, когда девочек не было дома. На похороны матери приехала Вера. Лида искала у нее утешения, но сестра жестко сказала: «Еще хорошо, что мать умерла, а если бы парализованная лет десять еще лежала!»
– Вера! Ну, зачем ты так! Ведь мать, все-таки! – Лида заплакала.
– Послушай, Лида! Наши драгоценные родители нам фактически жизнь покалечили! Я еще кое-как выкарабкалась, а Ты? Живешь с этим алкашом, света белого не видишь! Выгони ты его! – Вера обняла сестру.
Прошли похороны, все пошло по-старому. У Лиды совсем кончились силы. Она все делала, как робот. Ходила на работу, механически выполняла домашнюю работу. На большее ее не хватало. Дом, наверное, пришел бы в запустении, но Оля с Мариной изо всех вил старались поддерживать чистоту и порядок. Дочери очень жалели мать. Анатолий продолжал прежнюю жизнь, постоянно пил, уходил, когда хотел, когда хотел приходил. Из дома стали пропадать вещи. Девочки пытались говорить с матерью, но она ушла в себя, ничего не слышала и не видела.
Как-то, Лида долго не могла заснуть и съела снотворное, таблетка не помогла, тогда она съела еще одну, потом еще и еще. Ей повезло, она спала в одной комнате с девочками, и старшая, случайно проснувшись, заметила, что с матерью что-то неладно. Потом была скорая, а потом психиатрическая больница, где раньше лечился муж.
В больнице врач долго расспрашивала Лиду о ее детстве, о жизни с мужем, Лида скупо отвечала на вопросы. Ей назначили какое-то лечение, но состояние отупения, в котором она последнее время находилась, не проходило. Лида целыми днями сидела одна в коридоре на диванчике, ничего не делая. Даже на приходы дочерей она реагировала равнодушно, девочки ей рассказывали о школе, о том, что дома все хорошо, но мать их не слушала.
Лида была в больнице уже около двух недель, когда врач позвала ее для очередной беседы.
– Это ваши девочки вчера приходили?
– Да, мои. – Лида механически отвечала на вопросы врача.
– У вас очень милые дети. – Врач пыталась как-то разговорить женщину.
– Да, – та равнодушно отвечала.
– Только им, к сожалению, очень не повезло с родителями, прежде всего с матерью.
Лида впервые посмотрела на доктора сначала с интересом, потом в глазах у нее появилось недоумение и злоба.
– Это еще почему? – Лида уже вовсе не выглядела равнодушной.
– Потому что вы для них такая же «чудесная» мать, как ваша была для вас. Только ваша о вас еще худо– бедно заботилась, а вы от своих дочерей просто сбежали!
– Вы! Да как вы можете! Вы же все знаете! Моя мать пустила в дом отца, который меня чуть не зарезал!
– А вы то, чем лучше! Пустили папашу алкоголика в дом, да еще и устранились от происходящего. Вот сидите тут уже две недели и упиваетесь жалостью к себе. А дети ваши там со своим папочкой мыкаются, да и еще и к вам нужно бегать, передачи носить!
Лида задохнулась от гнева, ей захотелось ударить врача. Та видимо это поняла, потому что сказала: «Идите! И думайте! Если здесь ничего не надумаете, так вся оставшаяся жизнь и пойдет под откос! А жалеть себя и мамашу с папашей проклинать – не выход!
Всю ночь Лида не спала, она думала над услышанным.
– А, ведь она права! Дети-то мои брошенные! И это я их бросила! Да и мамашу все-таки жалко. Всю жизнь как-то прожила скособочено, не по-людски, а ведь тоже счастья хотела. Но я-то, у меня-то есть еще время! И Вера ведь живет же, хорошо живет! А ведь родители у нас общие!
На следующий день Лида попросилась на выписку. Доктор не возражала.
Вернувшись домой, она, первым делом, окончательно выгнала мужа из дома, сообщив, что падает на развод. Лида сказала мужу, что он может встречаться с девочками, когда трезвый. Она не первый раз все это говорила, но, сейчас, произошедшие с ней изменения, были настолько заметны, что Анатолий быстро собрал немногочисленные пожитки и ушел. Он переехал к родителям, вскоре опять «подшился», устроился на работу и изредка встречался с дочерьми. В ее жизни не произошло никаких внешних изменений, она по-прежнему ходила на работу, растила дочек, уделяя им гораздо больше внимания, чем раньше. Иногда она ездила на кладбище на могилы матери и отца, которые лежали рядом.
По всей видимости, ей удалось примириться в душе с родителями и с самой собой.
ИСЦЕЛЕНИЕ ЗА ГРАНЬЮ
Семен Петрович лежал в психиатрической больнице с короткими перерывами уже много лет. Его болезнь, а болел он шизофренией, по мнению врачей, вошла в свою конечную стадию. Это означало, что Семен Петрович абсолютно утратил интерес к жизни, целыми днями лежал в постели, был крайне неряшлив. Его буквально силком приходилось тащить мыться и заставлять менять пижаму и постельное белье. Также приходилось напоминать и о завтраке, обеде и ужине. Единственное, что его хоть чуть-чуть интересовало, это было курево. Раньше Семен Петрович мог попросить у кого-нибудь у товарищей по несчастью сигарет или папирос, последнее время он просто докуривал чьи-нибудь бычки. Иногда кто-нибудь из пациентов давал ему сигаретку-другую.
На протяжении многих лет Семен Петрович страдал слуховыми галлюцинациями. Раньше они периодически появлялись, и, тогда он попадал в больницу, там, обычно после лечения они проходили. Теперь, галлюцинации были постоянными, но пациент к ним уже привык, они ему не мешали вести его практически растительное существование. Со стороны можно было видеть, как Семен Петрович что-то бормочет, находясь в постоянном диалоге. Речь его давно была разрушена и непонятна окружающим. Он так примелькался за долгие годы в больнице, что на него давно перестали обращать внимание. Конечно, к нему приходил врач, как и положено. Во время обхода задавал 2-3 вопроса, не надеясь услышать что-то вразумительное, и потом писал в истории болезни, что состояние пациента без изменений. Медсестры и санитарки его, конечно, тоже обслуживали – мыли, стригли ногти, следили, чтобы он не пропускал приемы пищи. В остальном, никакого человеческого внимания к Семену Петровичу не было, Но впрочем, кажется, он в нем и не очень-то нуждался. Родных у него не было, а если и были, то давно его позабыли. Вот так, вроде есть человек, а вроде как будто и нет.
Однажды его врач Наталья Николаевна, выйдя из отпуска, в обходе обратила внимание, что Семен Петрович как-то похудел, кожа его приобрела желтовато-землистый оттенок. Она назначила ему сдать анализы, результаты которых оказались неважными.
– Надо бы ему УЗИ органов брюшной полости сделать – сказала Наталья Николаевна заведующему отделением.
Звони, договаривайся! – заведующий дал доктору телефонный номер.
На УЗИ нужно было вести в другую больницу, предварительно договорившись.
Коллеги всегда крайне неохотно брали на исследования больных из психиатрической больницы. Наталья Николаевна проявила незаурядную настойчивость и все-таки после консультации терапевта договорилась об УЗИ. Доктор сама поехала сопровождать своего пациента, желая проконтролировать ситуацию. В больнице ее приняли за медсестру и разговаривали мягко говоря, нелюбезно. Обращение не изменилось даже тогда, когда она сообщила, что является лечащим врачом больного.
– Вы еще и контролировать меня хотите, – врач, проводивший исследование был крайне раздражен, – смысл вот ему делать это исследование. У него на лице написано, что это рак, а я время трачу!
Весь разговор происходил в присутствии пациента, но доктор совершенно не смущался.
– Ну, помрет скоро, это уже ясно, будет одним дураком меньше, – продолжал он злобствовать.
– Вы дело свое делайте, будьте добры! И заключение подробное напишите. Остальное – не ваша забота! – Наталья Николаевна была возмущена и чувствовала свою вину перед Семеном Петровичем, что не может его защитить и оградить от этих высказываний. Больной же, казалось, ничего не слышал и не понимал. Он, как обычно, бормотал что-то себе под нос, пассивно выполняя инструкции врача-исследователя.
–Ну, что показало исследование? – спросил заведующий, когда врач и больной вернулись.
– Образование в печени, либо рак, либо метастазы. – о поведении доктора Наталья Николаевна умолчала.
– Ну что ж, надо все-таки уточнять диагноз, а то умрет, а потом будет расхождение на вскрытии.
Наталья Николаевна понимала, что заведующий отделением прав, но ей все равно было горько, что сам по себе, Семен Петрович никому не нужен и не интересен. Все что осталось от его жизни, вызывающее интерес у других, так это чтобы не было неприятностей после его смерти и вскрытия из-за расхождения прижизненного и посмертного диагнозов.
Семен Петровича начали обследовать. Наталья Николаевна добросовестно договаривалась с другими больницам об обследованиях и консультациях. Она еще не раз встречала либо негативное, либо равнодушное отношение, с той лишь разницей, что коллеги все-таки прямо не высказывали свои мысли о бессмысленности исследований и существования самого Семен Петровича вслух.
А Семен Петрович, между тем, продолжал худеть и слабеть. Наталья Николаевна несколько раз приносила ему конфеты и печенье, но он был абсолютно равнодушен к еде. Единственное, на что он реагировал, были сигареты. И доктор стала ему потихоньку приносить сигареты. Она очень стеснялась своих действий, была не уверена в том, что делает правильно, поэтому старалась отдавать сигареты так, чтобы никто не видел. Ей было ужасно жаль своего больного, и горько, что Семен Петрович вот так и умрет, и никто о нем не заплачет, а если не будет «расхождения» диагноза, то о нем все забудут сразу.
– Что же это за жизнь такая! – с тоской думала доктор. – Вот так провести практически всю жизнь в больнице, стать незаметным и привычным как мебель, а потом умереть в одиночестве от рака. Кто же его хоронить будет? Наверное, похоронят за счет государства.
Однажды, Наталья Николаевна, в очередной раз принесла Сергей Петровичу сигареты. Врач присела на кровать рядом с больным, стала задавать какие-то вопросы, сама при этом незаметно засунула пачку сигарет ему под подушку. Она заметила, что лицо его как-то заострилось, глаза запали, он был совсем плох. Наталью Николаевну охватила жалость, видимо, это отразилось на ее лице. Она продолжала говорить, что-то малозначительное, как вдруг, Семен Петрович ее перебил и неожиданно спросил: «Что Наталья Николаевна! Думаете, я умру скоро? Вы не переживайте, я не умру, поживу еще, а за сигареты, спасибо!»
– Пожалуйста, – сказала доктор, она была почти в шоке. Она не знала, что дальше делать и что говорить и в смятении ушла в ординаторскую, на прощание только сказав: «Ну, поправляйтесь, Семен Петрович!».
В ординаторской она поделилась с коллегами тем, что произошло.
–Да ладно, Наталья Николаевна, вам показалось, не мог он этого сказать, у него сто лет нормальная речь отсутствует, – выразил мнение присутствующих врачей один из докторов.
– А, вот и не скажите! – вмешался заведующий, – я сам читал в научно литературе описание случаев, когда больные шизофренией перед смертью как будто совсем выздоравливали. Надо будет завтра в обходе поподробнее поговорить с Семен Петровичем.
Наталья Николаевна шла домой и думала: «Поговорить завтра, а как теперь с ним говорить, прямо не знаю! Он ведь все и всегда, оказывается, слышал! Ведь и я при нем говорила так, как будто он ничего не понимает, а он меня даже пожалел! Как же мне теперь с ним завтра!»
Утром на пятиминутке, дежурная сестра сообщила, что Сергей Петрович ночью скончался. Проводимые дежурным врачом реанимационные мероприятия оказались неэффективными.
P.S. На вскрытии расхождения диагнозов не было. Наталья Николаевна помнила Сергея Петровича всю жизнь.
ДЕНЬ МЕДИЦИНСКОГО РАБОТНИКА
– В заключение нашей конференции хочу поблагодарить всех присутствующих за хорошую работу, поздравить с наступающим праздником – Днем медицинского работника и пожелать всех благ, особенно в работе, – главный врач психиатрической больницы, проводящий еженедельную врачебную конференцию, как всегда был предельно краток, когда дело не касалось непосредственно рабочего процесса. – Также хочу сообщить, что в этом месяце будет премия, разумеется, тем, кто ее заслужил.
Последние слова несколько подпортили общее впечатление от поздравления, но сотрудники больницы были людьми закаленным, поэтому предпочли их просто сразу забыть, радуясь премии и предстоящему празднику. Они разошлись по своим отделениям, и начался обычный рабочий день.
После окончания работы сотрудники одного из мужских отделений решили отметить свой профессиональный праздник в кафе. Там собралось пять человек. Все они были молоды и работали в больнице относительно недавно. Коллеги хорошо сработались, им было приятно общество друг друга не только на работе, но и вне ее, и они периодически собирались вместе после работы¸ иногда даже привлекая свои половины (все были в браке).
Известно, что по какому бы поводу ни собирались врачи любой специальности – день рождения, свадьба, похороны, Новый год, 8 марта и так далее – после положенных по каждому случаю тостов, они быстро переходят на профессиональные разговоры, как правило, начинающиеся со слов: «А вот был у меня еще один случай», или «А вы помните того больного?». Данное мероприятие не стало исключением, тем более, что повод для подобных разговоров был более, чем подходящий.
– Налейте шампанского, – обратилась Инна Васильевна, заведующая отделением к Сергею Юрьевичу, единственному мужчине среди присутствующих. – Я, как самая старшая из присутствующих здесь дам, позволю себе первой произнести тост. Поздравляю нас, любимых, с праздником и желаю всего, всего и особенно, денег побольше. Потом они коротко поговорили на тему зарплаты, нехватки медперсонала в отделении и других производственных трудностях и наконец-то перешли к обязательной части врачебного застолья. К этому времени шампанское кончилось, и доктора перешли на коньяк.
– Кстати, о коньяке, – начала разговор Елена Алексеевна, молодая доктор, которая проработала в больнице уже лет пять, – Был у меня один забавный случай. Я тогда работала в женском отделении. Поступила к нам больная – дама уже в возрасте за шестьдесят. Беру ее историю болезни, сразу начинаю удивляться, диагноз ей дежурный врач поставила невнятный, какой-то непонятный психоз, и при этом почему-то назначила капельницу, как для алкоголиков. Иду беседовать с пациенткой. Дама с одной стороны вполне интеллигентного вида, с другой стороны видно, что пьющая, хотя одно другого, как известно, не исключает. Больная сильно потеет, пульс частый, давление высокое, руки дрожат. Я ее спрашиваю: «Вы алкоголем злоупотребляете?». Дама страшно оскорбляется: «Да вы что! Я непьющая!" Я ей: «Ну а как в больницу попали?». А она мне: «Ой, доктор, со мной такое случилось!». И рассказывает дальше: «Пришла я в нашу районную администрацию, чтобы выяснить насчет пенсии.