– Ибо кто не хочет родниться с согражданами, тот стремится превратить их в своих рабов.
В июле у Пьеро началось обострение подагры, и его отвезли на любимую виллу Кареджи – там он обычно находил некоторое успокоение. Везли на носилках, подвешенных между двумя идущими один за другим мулах – он буквально не мог ни ходить, ни даже сидеть в неудобной повозке.
– Они (заговорщики) вознамерились умертвить Пьеро, – пишет далее автор «Государя», – который лежал больной в Кареджи, вызвав для этой цели к стенам Флоренции маркиза Феррарского. Решено было также, что после смерти Пьеро все выйдут вооружённые на площадь и принудят Синьорию установить государственную власть по их желанию, ибо, хотя не вся Синьория была на их стороне, они рассчитывали, что противники подчинятся из страха. Мессер Диотисальви, чтобы лучше скрыть эти замыслы, часто навещал Пьеро, говорил ему, что в городе нет никаких раздоров, и убеждал его всячески оберегать единение граждан. Но Пьеро был осведомлён обо всех этих делах…
Заговорщиков выдал некто Никколо Федини, выполнявший на их собрании обязанности секретаря. Считая, что предательство будет более выгодным, чем участие в убийстве Медичи, Никколо показал Пьеро список заговорщиков и всех, давших им свою подпись. Отец Лоренцо тотчас же выпросил у Галеаццо Марин Сфорца полторы тысячи миланских всадников, и те прибыли в Имолу. Миланцы могли преградить путь войску маркиза Феррарского, союзника заговорщиков, однако они находились слишком далеко от Кареджи, чтобы защитить самого Пьеро. Вилла была укреплена, но сад и поместье открыты в поле – там невозможно было долго сопротивляться неприятельской армии. Так что только во Флоренции у Пьеро оставалась свобода маневра. Сторонников у него было всё еще много. Они помогли бы выдержать осаду во дворце на Виа Ларга – настоящем бастионе посреди города.
– Наконец Пьеро решил первым взяться за оружие и для этого воспользовался сговором своих противников с маркизом Феррарским. Он сделал вид, что получил от мессера Джованни Бентивольо, владетеля Болоньи, письмо о том, что маркиз Феррарский со своим войском находится на берегу реки Альбо, открыто заявляя, что идёт на Флоренцию. Получив якобы это известие, Пьеро вооружился и, окружённый огромной толпой тоже вооружённых людей, явился во Флоренцию…
Для этого рано утром 23 августа 1466 года Пьеро снова пришлось сесть в носилки. Лоренцо двигался впереди верхом, как разведчик. Проезжая мимо виллы Сан?Антонио, загородного дома архиепископа Джованни Нерони, он увидел там отряды вооружённых людей, имевших явно недобрые намерения. Лоренцо остановили, спросили, едет ли за ним Пьеро, на что тот дал отрицательный ответ. Его отпустили. Тогда Лоренцо срочно послал к отцу гонца, чтобы тот переменил маршрут. Когда приехал посланник от сына, Пьеро понял, что сбежать не удастся, по пути в Кареджи его попросту догонят. И он приказал посадить себя на лошадь позади Джулиано, привязать к сыну, а тому поскорей пуститься вскачь во Флоренцию другим путём.
27 августа на Виа Ларга приехали одновременно – Лоренцо, успевший оповестить сторонников Медичи, и Джулиано с отцом. Пьеро, который спасся лишь благодаря храбрости и находчивости старшего сына, сразу собрал друзей в своём дворце и рассказал им, как его собирались похитить, а может быть, и убить, и призвал их к оружию. Таким образом, противники Медичи были застигнуты врасплох. Правда, часть заговорщиков во главе с Никколо Содерини попробовали сами собрать вооруженную толпу и дать отпор Медичи, но их предал Лука Питти (его племянник уже был обручён с молодой Торнабуони, родственницей жены Пьеро), отказавшийся присоединяться и возглавлять их. Так что все разошлись по домам. В дело вмешалась Синьория с целью примирения противников. Она наставила на том, что первыми за оружие взялись именно Медичи, и именно они виноваты в возбуждении беспорядков. Но Пьеро убедил всех, что взялся за оружие потому, что его поставили перед необходимостью защищаться, что сам он только того и желает, чтобы жить в спокойствии и мире и охранять закон. Таким образом, дело решилось в пользу Медичи и все государственные должности также заняли их сторонники.
Первым к Пьеро примчался Лука Питти. Старый лис понял, что проиграл, и поспешил спасти свою шкуру. Он клялся «жить и умереть» с Пьеро, умолял простить за то, что не рассказал о злоумышленниках, выдал всех и обещал ничего не замышлять против Медичи впредь.
Новоизбранная Синьория приговорила Питти, Аччайуоли и Содерини к смертной казни, однако Пьеро внезапно смилостивился и настоял, чтобы казнь заменили изгнанием. Лука Питти вообще остался безнаказанным. Остальных главарей изгнали, объявив их «врагами отечества», в том числе, Пьерфранческо Медичи. Вскоре Пьеро простил своего двоюродного брата и даже вернул того из ссылки, впрочем, настояв на его жизни в загородном имении в Требьо, где не было крепости и возможности поднять новый бунт. Что же касается союзника заговорщиков Борсо д'Эсте, маркиза Феррарского, то, узнав о победе Медичи, он распустил войска.
2 сентября на главную площадь Флоренции были приглашены все горожане, имевшие право голоса. Как только все собрались, площадь оцепили миланские наёмники во главе с Лоренцо. Благодаря чему собрание единогласно проголосовало за отмену избирательной жеребьевки. Теперь сторонники Медичи могли беспрепятственно занимать государственные должности, а Пьеро – женить сына на ком хотел.
Через своего брата Лукреция постаралась разузнать всё, что можно, о предполагаемой невесте Лоренцо. Наряду со своими вечными соперниками Колонна, Орсини являлись самыми знатными римскими аристократами, претендующими на происхождение чуть ли не от Юлиев-Клавдиев. Среди них были прелаты (кардинал Латино Орсини и несколько архиепископов), могущественные военачальники: Вирджинио Орсини, синьор Браччано, Никколо Орсини, синьор Питтильяно, Роберто Орсини, граф Тальясоццо и, наконец, Якопо Орсини, синьор Монте Ротондо. Последний был женат на Маддалене Орсини, сестре кардинала, а их дочь Клариче была главной наследницей всего рода. Первые переговоры вёл Джованни Торнабуони. Обе семьи находили в таком союзе выгоду. Пьеро Медичи хотел, чтобы его младший сын Джулиано сделал духовную карьеру, а Орсини нуждались в деньгах Медичи.
Наконец, 26 марта 1467 года Лукреция в сопровождении Джентиле Бекки приехала в Рим. Она хотела сама посмотреть, хороша ли собой девушка, и договориться о приданом. 27 марта Лукреция отправила мужу письмо, в котором сообщала:
– В четверг утром по пути в церковь Святого Петра я встретила мадонну Маддалену Орсини, сестру кардинала, с дочерью лет шестнадцати.
Лукреция постаралась внимательно рассмотреть молодую Орсини, в которой её интересовали больше достоинства тела, нежели ума:
– Она была одета на римский лад и под покрывалом, в этом наряде она показалась мне очень пригожей, белолицей и рослой. Но, так как девица была под покрывалом, я не могла её рассмотреть, как хотела.
Тогда мать Лоренцо решила встретиться с девушкой во дворце её дяди-кардинала:
– Клариче была в узкой юбке на римский манер и непокрыта; мы долгое время беседовали. И я имею на примете эту девицу, которая, как говорю, довольно высока и бела.
Затем она перешла к более подробному описанию:
– Как я и говорила, девушка статная и светловолосая, с приятными манерами – конечно, не такими изысканными, как у наших дочерей, но она очень скромна и выглядит способной быстро перенять наши обычаи. Она не белокура, так как здесь это не принято. У неё рыжие волосы, довольно густые. Лицо её несколько круглое, но это мне по нраву. Шея достаточно развита, но, на мой взгляд, несколько тонка, или, лучше сказать, нежна.
С лица девушки взгляд Лукреции опускается ниже:
– Груди не видно, так как здесь её совсем закрывают, но, видимо, грудь хороша.
По сравнению с флорентийками, Клариче Орсини выглядела немного неуклюжей и застенчивой:
– Голову она не держит дерзко, как наши, но немного выставляет её вперед; думаю, происходит это от стыдливости, однако не вижу в ней ничего, чего следовало бы стыдиться.
Гордость матери побуждает её добавить:
– В общем и целом, девушка это незаурядная, но не идёт в сравнение с Марией, Лукрецией и Бьянкой.
В заключение Лукреция написала мужу, как выгоден этот брак и как все будут рады, если Лоренцо согласится.
Лоренцо к хлопотам матери отнёсся философски: жениться рано или поздно ему всё равно придётся ради продления рода Медичи. К тому же, лестно было породниться с римскими князьями Орсини. Данный альянс повышал престиж Медичи не только во Флоренции, но и в Италии. А ещё это была возможность приблизиться к папскому престолу.
Позднее он записал в дневнике:
– Я, Лоренцо, взял донну Клариче, дочь синьора Якопо Орсини, или же мне её дали.
Последняя реплика отражает отношение Лоренцо к данному браку. Его согласие было предопределено.
После возвращения Лукреции во Флоренцию, надолго отсроченного её болезнью, переговоры о брачном контракте продолжили Джованни Торнабуони и кардинал Орсини.
Глава 4
Турнир Лоренцо
Время шло, а свадьбу всё не назначали. Нет, никто не отказывался, но и не торопился. Тем временем политическая ситуация вновь осложнилась. Хотя из двухлетнего кризиса Медичи вышли окрепшими, изгнанники не признали себя побеждёнными.
Аччайуоли бежал в Неаполь, а Нерони и Содерини – в Венецию, где смогли заручиться поддержкой Джанфранческо Строцци, сына изгнанного ещё в 1434 году Паллы Строцци, жившего в Сиене, и с его помощью убедили венецианцев напасть на Флоренцию. В ответ Пьеро Медичи создал 4 января 1467 года в Риме лигу в составе Милана, Флоренции и Неаполя во главе с папой Павлом II (союзный договор от имени отца подписал Лоренцо).
Весной вражеские войска под командованием прославленного венецианского кондотьера Бартоломео Коллеони вторглись в Тоскану и захватили крепость Довадола. К нему присоединились другие кондотьеры: Эрколе д'Эсте, единокровный брат маркиза Феррарского; Алессандро Сфорца, владетель Пезаро; Джованни Пико, граф Мирандолы; владетель Форли Пино III Орделаффи и владетель Фаэнцы Асторре Манфреди. Диотисальви Нерони же поселился в Мальпаге у одного рыцаря и тоже готовился к бою.
Общим войском лиги командовал ученик Коллеони Федерико да Монтефельтро, правитель Урбино и крёстный Лоренцо. К сожалению, это едва не вызвало в рядах объединённых войск разброд, так как Галеаццо Мария Сфорца видел себя в роли главнокомандующего и, не стерпев такого оскорбления, начал вставлять Монтефельтро палки в колеса. По счастью, Пьеро быстро нашёл выход из положения: герцог Миланский был торжественно приглашён прибыть во Флоренцию – под предлогом, что Синьория хочет посоветоваться по поводу стратегии дальнейшего наступления. Хитрость сработала: пока молодой Сфорца ездил во Флоренцию и обратно, Федерико да Монтефельтро выступил навстречу противнику.
10 мая 1467 года Коллеони перешёл через реку По с 8 тысячами всадников и 6 тысячами пехотинцев. Для того времени это была большая сила. Но полководец был уже стар и осторожен. Он не спешил атаковать. Монтефельтро, его противник, тоже не рвался в бой. Дело не двигалось. Только Венецианская республика яростно вела войну на всех фронтах: на море конфисковывала флорентийские корабли с товарами, пыталась поднять восстание в Генуе, возобновила сношения с Жаном Анжуйским, чтобы натравить Савойю на Милан. Стычка двух великих кондотьеров, произошедшая 23 июля 1467 года при Риккардине возле Молинеллы (Романья), не имела решающего исхода. Как утверждает Макиавелли, ни один человек в той битве не был убит. Хотя Коллеони отступил, но при этом сохранил свои войска. Увидев, что, вопреки уверениям изгнанников, во Флоренции не восстают их сторонники, венецианцы предпочли прекратить тратить деньги и война закончилась.
Между тем ненависть побеждённых представляла серьёзную опасность для Медичи. Несколько раз им грозили покушения и похищения. Они едва не увенчались успехом: например, летом 1467 года, когда Лоренцо и его мать принимали серные ванны в Морбе, их предупредили о замысле убийства. Они еле успели укрыться за стенами соседней Вольтерры. Когда опасность миновала, Лукреция вернулась на курорт, а Лоренцо отец вызвал во Флоренцию, где он и остался.
Однако мирный договор между итальянскими государствами ещё не был подписан. Нужно было вести переговоры. Борсо д'Эсте, маркиз Феррарский, предложил в посредники себя, но им стал папа Павел II. 2 февраля 1468 гола он предложил проект мира, а 8 мая убедил все заинтересованные стороны согласиться на него. Пьеро Медичи вышел победителем из последнего испытания: ему не пришлось идти ни на какие уступки противникам. Флорентийская территория тоже осталась неприкосновенной. Более того, вскоре она ещё увеличилась благодаря покупке за 37 тысяч флоринов Сарцаны и крепости Кастельнуово да Луниджана, расположенной на пути в Геную, в долине Таро. Благодаря этому Флоренция господствовала над путями, ведущими в Ломбардию.
Теперь Пьеро и его сын могли вернуться к любимым занятиям. Подагрик пополнил древними монетами коллекцию, собранную его отцом, купил множество редких рукописных книг для библиотеки Медичи и заказал переписать и великолепно иллюстрировать для себя некоторые тома. По словам флорентийского скульптора и архитектора Антонио Филарете, Пьеро мог часами рассматривать книги, переворачивая страницы так, «как если бы то была горсть золота», а в другой день он, бывало, любовался своими ювелирными изделиями и драгоценными камнями, эфигиями (скульптурными портретами) или вазами из золота и серебра:
– Вообще, когда речь о том, чтобы приобрести сокровища или диковины, он не смотрит на цену.
Как и его отец, Пьеро стремился, чтобы его считали другом и покровителем художников, которых, согласно его врачу Антонио Бенавиени, «осыпал почестями и наградами». Он также почитал Донателло, а после его смерти взял на себя все расходы на погребение скульптора, пожелавшего упокоиться рядом с Козимо в церкви Сан-Лоренцо. Когда гроб несли туда, его сопровождали семья Медичи и тысячи скорбящих граждан Флоренции. В числе художников в этом длинном шествии, работавших на Козимо и его сына, были Лука делла Роббиа, Паоло Уччелло, Антонио Поллайоло и другие.
Что же касается Лоренцо, то он вместе с бригадой вновь занялся любовными играми, для которых в городе, находившемся под властью Медичи, у него не было препон. Его компания по любому поводу вторгалась во дворцы патрициев и устраивала шумные пирушки в Кафаджоло и Кваракки, поместье Ручеллаи. Друзья щеголяли разными выходками и богатой одеждой. Пикники сменялись купаниями, рыбалкой, охотой (чаше всего соколиной), конными прогулками или играми в снежки, и – вихрем балов, где каждый ухаживал за своей избранной дамой.
Рассказывают, что однажды в эту весёлую компанию затесался один надоедливый и болтливый лекарь. Когда тот сильно напился, Лоренцо предложил двум своим друзьям увезти его в деревню, запереть в крестьянском доме и распространить слух, что он мёртв. Когда же лекарь сбежал оттуда и вернулся домой, бледный и растрёпанный, его жена приняла его за привидение и отказалась впустить.
С некоторого времени во Флоренции привилось новое развлечение – рыцарские турниры. Роскошь и удобства жизни знати торговых городов Италии оказали влияние на вкусы военной аристократии – но влияние это оказалось взаимным. Среди «золотой молодежи» стали ценить способность сразиться на копьях в удалой схватке, в полном рыцарском вооружении и на лихом коне. Заодно привился и культ прекрасной Дамы, которой благородный рыцарь посвящал своё служение. Дама вполне могла быть замужем – это ничему не мешало, служение предполагалось чисто платоническим восхищением перед красотой Дамы и перед её высокими душевными качествами. Пример подавал сам Лоренцо Медичи, провозгласивший своей Дамой Лукрецию Донати, которую он воспевал в стихах под именем «Дианы». Называя её «светлой звездой», «блестящим солнцем», «богиней, явившей земле небесное совершенство», Лоренцо и сам не заметил, как влюбился в жену Никколо Ардингелли. Но как ни льстило той внимание молодого Медичи, она, кажется, оставалась верной мужу: друзья Лоренцо в своей переписке жаловались на это. Поэт Анджело Полициано тоже свидетельствует:
Но непреклонность в ней встречает Лавр,
Она суровей римлянки Лукреции…
(Здесь имеется в виду легендарная древнеримская матрона Лукреция, чьей красотой пленился сын царя, Секст Тарквиний, и, угрожая оружием, изнасиловал её. Лукреция рассказала обо всём своему мужу и заколола себя на его глазах. Это событие привело к падению царской власти в Риме).
Как только мирные переговоры закончились, сын Пьеро задумал устроить во Флоренции грандиозный турнир – такой, чтобы запомнился надолго. Он хотел приурочить его к нескольким событиям: во-первых, к собственному двадцатилетию, а, во-вторых, в ознаменование поражения врагов Медичи и общего примирения итальянских государств. Уже в ноябре Лоренцо просил государей Урбино, Феррары и Неаполя в знак добрых отношений прислать ему лучших скакунов. Но в срок, к 1 января, всё равно не успели, поэтому турнир пришлось перенести почти на месяц.