Я узнаю тебя из тысячи…

А потом я решу, что нужно начать жить сначала. Просто жить без воспоминаний и чувства вины. Потому что с этим действительно пора покончить. Потому что это грузом тянет меня на дно. Потому что даже такой супермужик, как Игорь, для меня прошел тенью по жизни. И так дальше продолжаться больше не может. Два дня… у меня есть два дня, чтобы полелеять свои воспоминания, а потом их нужно точно так же безжалостно сжечь, как и письма…

Что-то нехорошее зашевелилось в душе, но я отбросила неприятное чувство на задворки сознания.

В моих окнах горел свет, поэтому рано распускать нюни. Впереди еще одна битва.

Папа открыл дверь с первого звонка. Раздет, помят, молчит, грозно смотря мне в глаза. В зале тарахтит телевизор, вещая спортивные новости. Я кротко здороваюсь.

Он снова молчит.

Я стягиваю с себя мокрую куртку, сапоги, штаны и свитер, насквозь промокшие, снимаю тоже здесь, внаглую перешагиваю через кучу одежды и, в одном нательном облегающем белье, шурую в ванную. Закрываться не привыкла с детства, знаю, что никто не зайдет. Включаю горячую воду, чтобы согреться и искупаться. Это мой неизменный релакс. Добавляю пару колпачков геля для пены. Дрожу от холода, растираю свою гусиную кожу, а потом плюю на все и лезу в еще даже не наполнившуюся водой ванну. Наберется вместе со мной. Так теплее.

Когда вода доходит до подбородка, я выключаю кран и наступает долгожданная тишина. Хотя эту тишину ждала не только я. Но и мой папочка.

– Ты почему телефон не брала? И почему он дома, а ты нет? – кричит он откуда-то из коридора.

– Пап, я уехала рано утром, телефон выпал из кармана. Я сама не знала. Прости, пап. Надеюсь, ты маме ничего не говорил?

– Нет, конечно. Жду же тебя, видишь. Давай отогревайся и выходи. Поговорим. Я куртку и сапоги на батарею положу, а остальное стирать забери.

– Ладно, пап. Спасибо, пап.

В ответ шебуршение, грузные шаги, старческое кряхтение, горестные вздохи и ни одного слова. Злится? Переживает?

Я закрыла глаза, успокаиваясь и впитывая тепло каждой клеточкой тела. В голове проносились самые лучшие кадры сегодняшнего дня. И, как ни странно, постоянно в них попадал новый знакомый. Он очень красив. И глаза у него такие… Не описать словами, но когда он улыбается и смотрит на меня, то внутри все переворачивается. А еще с ним просто приятно молчать. Мы, собственно, так и делали.

Через час, разомлев от горячей воды, я ловлю себя на том, что вот-вот усну. Поэтому сразу выбираюсь из ванной, обтираюсь и заворачиваюсь в огромный махровый халат.

Папа – на кухне, греет чай. В микроволновке – мамины пироги, на столе – вазочка, наполненная абрикосовым вареньем с орешками. В общем, полный боекомплект. Внутренне сжимаюсь, чтобы приготовиться к нотациям, и вообще молюсь каждую секунду, чтобы мне никто не промывал сейчас мозг. И вселенная будто слышит меня. Потому что в следующую минуту отец задает совершенно неожиданный вопрос:

– Ты Новый год с кем решила отмечать?

Я жду продолжения и неуверенно пожимаю плечами. Отец мнется, делает глоток своего остывшего чая и продолжает:

– Если ничего совсем не придумаешь, приезжай к нам с мамой. У нас, правда, соседи в этом году будут. Решили вместе отметить. Но ты не помешаешь, конечно. Скучно точно не будет. А так, если хочешь, могу тебе путевку взять. Ну, например, на горячие источники. Или на горнолыжный курорт. Еще есть варианты. Подумай.

– Пап, с чего это вдруг? – Я не верю своим ушам. – Что произошло, чего я не знаю…

Да ничего, дочь. Просто сегодня Филиппов позвонил, говорит ты его решила бросить. Я тебе звоню, ты не отвечаешь. Потом этот идиот наяривает опять и толкует, что ты что-то с собой в квартире сделала. Я, конечно, приехал, тебя не нашел. Телефон дома. Но я отчего-то сердцем чувствовал, понимаешь, что с тобой все в порядке. А Филиппов начал мне подзуживать, чтобы я на тебя, бессовестную, воздействовал. Ну я тут ему не выдержал и врезал.

– Что? Пап, но это же… Теперь у тебя будут проблемы!

– Проблемы у Филиппова, потому что он пару месяцев назад обрюхатил нашу новенькую экономистку Лерочку. Я, к сожалению, узнал об этом один из первых. Но он обещал все уладить. А здесь выясняется, что Лера уволена, беременная, брошенная. А Филиппов тебя рекламирует направо и налево, как свою невесту, ничуть не стесняясь сплетен. Я конечно, уладил все, девочку пристроил на работу в другую организацию, на работе попросил языки прикусить. Переживал, что ты все узнаешь, что сердце тебе это разобьёт. Жаль мать не слушал. Она каждый день твердит, что не любишь ты Игоря. Я все не верил. А сегодня понял, как неправ был. Ты, дочка, прости дурака старого.

Я реву, беззвучно, стараясь не пропустить ни одного слова, а потом просто обнимаю своего любимого папку за шею и целую в блестящую лысину. Он горестно вздыхает, крепко меня прижимая к себе.

– Мир? – осторожно спрашивает он.

– Мир, – шепчу довольная я.

12

Что-то случилось, или я чего-то не понимаю.

Потому что теперь у меня нет двух дней покоя.

Потому что Алинка звонит мне каждые полчаса. Нет, даже каждые двадцать минут. И постоянно чего-то тарахтит, рассказывает, выспрашивает.

Одно дело, когда это просто вопросы о моих предпочтениях в еде. Но не настолько же я важная гостья, чтобы под меня затачивать все меню праздничного стола? Нет, ну вот честно…

Но больше всего смущает, когда она между делом задает какие-то личные вопросы. О жизни, о детстве, об Игоре и родителях. Меня это все ужасно напрягает, ведь разговоры мы ведем по видеосвязи, и нет-нет я вижу мелькание других участников процесса. Но послать куда подальше мне ее не удобно, потому что Алинка делает это с особым каким-то восхищением и искренностью. А потом я просто постепенно привыкаю. Вспоминаю, что моя подружка всегда такой и была – самой настоящей болтушкой. Поэтому списываю эти странные звонки на ее общительность.

Мы обсуждаем предстоящий вечер, мне при этом запрещается что-то приносить из дома и тратить время на готовку. Оказалось, что шеф-повар у нас уже есть – это Гриша. А в помощниках у него Алинкин Пашка и Юлькин Семеныч. Зато ничем не занятая подруга постоянно делает фотоотчеты этого процесса. А также их с Юлькой старания по украшению квартиры. Я смеюсь, болтаю, хвалю их всех и, в конце концов, только вечером понимаю, насколько устала.

Хотя безумно благодарна подруге за компанию, за то, что та такая неугомонная, и просто нашла способ не оставлять меня одну. В единственном мы с ней не сошлись и даже немного повздорили. Я отказалась показывать ей свой наряд. Она, кажется, обиделась. Но ненадолго. Примерно на двадцать минут. А потом вновь позвонила и стала тараторить о том, чтобы я все равно взяла с собой теплую одежду. Так как ребята требуют новый снежный бой и матч-реванш.

Лишь только после нашего окончательного прощания, прозвучавшего примерно в пятый раз, и когда на часах уже было десять вечера, я отключилась, заверив, что пойду спать. А завтра, как только сделаю прическу и маникюр, приеду к обещанным пяти вечера в гости.

Наконец-то она оставила меня в покое.

Я подошла к шкафу. Теперь он другой, белый, современный. И без единого зеркала. Но там, внутри, хранится еще одно воспоминание. Лично мое, невостребованное. Но то, от которого я решаю освободиться уже в этом году. Это платье – золотистого цвета, на корсете и с пышной мягкой юбкой до колен. Уверена, что оно до сих пор мне как раз, хотя купили его на выпускной. Наряд мы выбирали с мамой, и она позволила именно это сияющее облако из невесомого тюля и тафты, потому что влюбилась в него с первого взгляда.

Отчего-то я представляла, что вот на выпускной мой сказочный принц точно объявится! Непременно выйдет из толпы, среди тысячи удивленных взглядов подойдет сразу ко мне и возьмет меня за руку, а потом мы долго-долго будем танцевать, абсолютно счастливые, не замечая никого вокруг…

Ну и что, что лето. Я ждала, я верила, что Йорик меня найдёт, как и обещал.

Я пыталась закрасить в памяти ту черноту обгоревшей комнаты новыми красками, сделать воображаемый ремонт. Представляла себе, что пока собираюсь на выпускной, Йорик видит меня сквозь зеркало, видит, какая я красивая, и он обязательно придёт. Мне семнадцать, но я все еще верю в сказку. Целую неделю, пока кручусь в этом платье перед зеркалом.

А потом, практически перед праздником, нас распределяют в пары, с кем мы сидим за праздничным столом в ресторане и с кем танцуем вальс перед родителями.

И я понимаю, что никуда я не пойду. Вообще. Ни в этом платье, ни на этот дурацкий бессмысленный выпускной. Потому что аттестат все равно уже получен, потому что оплатили ресторан только за меня, и родителей там не будет, потому что я не хочу ни с кем чужим танцевать и сидеть за столом.

Мама принимает мою злую волю спокойно, лишь просит фотографию на память в этом платье с отцом и с ней, для бабушки с дедушкой. Я соглашаюсь. И это единственные десять минут, в течение которых мое платье видит белый свет. Потом я бережно убираю его в чехол и вешаю в шкаф. И больше никогда, никогда не достаю.

А теперь хочу. И если оно мне все еще впору, то надену его завтра. На одну ночь. А потом просто продам через сайт с объявлениями по самой низкой цене. Потому что больше не могу цепляться за прошлое. Просто больше не осталось сил.

Платье как будто только что куплено. Садится на меня идеально. Кручусь перед зеркалом, придумывая образ. Потом бережно снимаю его, отпариваю, вешаю на плечики и на дверцу шкафа, чтобы не передумать. Смотрю, любуюсь, трогаю золотые искорки и все равно немножечко мечтаю. Знаю, нельзя. Но это в последний раз. Завтра поставлю точку. Я себе обещаю.

13

"Точку. Точку. Точку."

Твержу себе, как мантру с самого утра. Каким-то образом это мне помогает преодолеть панический страх перед новой компанией. Потому что знаю точно, начнутся намеки на наше с Гришей знакомство "чуть ближе". Не зря же мне про него Алинка все уши прожужжала за два дня. Конечно, мужчина действительно хорош. Своя небольшая фирма по ремонту квартир в Ростове, не курит, практически не пьет, по крайней мере, Алинкой в пьяном в абсолюте ни разу не был замечен. Воспитан, окончил институт с отличием, машина у него уже своя и, кстати, квартира в нашем городе, оставшаяся от родителей. Причем находится в соседнем микрорайоне, через городской парк, тут рукой подать.

Я на все это отмалчиваюсь. Потому что не в Грише дело, а во мне. И даже размолвка с Игорем ни при чем. Потому что понимаю, это где-то внутри. Блок, который я создала сама – не увлекаться, не подпускать к себе других. Ждать…

Но, Настя, давай по-чесноку? Ждать можно до пенсии, упустив саму жизнь и не дождаться никого. Поэтому уже к обеду я себе клятвенно обещаю, что, если вдруг Гриша начнет за мной ухаживать, я не стану кривиться и убегать. Возможно, действительно, неплохой себе парень. Я же его совершенно не знаю.

Над прической бьюсь почти час, но волосы мои непослушны, вьются кольцами и рассыпаются. В итоге делаю простую ракушку, утыкав ее шпильками со стразами, слепленными в виде снежинок. На ноги примеряю легкие балетки, надеваю чулки. Ношусь по квартире, как бешеная, потому что на полноценный маникюр, кажется, не хватит времени. Поэтому просто подпиливаю ногти и крашу бесцветным лечебным лаком. И так хорошо. Легкий макияж и я готова.