
Горизонтальная война. Снимая маски
– Отец бы никогда в жизни не бросил холдинг. Ты такая… о, господи, – – я взорвалась новым смехом, – уехать… Ха-ха-ха!
Люда упрямо вскинула подбородок, словно хотела сказать что-то ещё, но я опередила её и подняла руку, требуя молчания.
– Ты уволена. – Я стёрла выступившие слёзы и прокашлялась. – И только попробуй кому-нибудь рассказать о вашей связи, вообще обо всём, что здесь происходит или происходило. И не смотри так на меня. Я дочь своей матери, если будет нужно пройду по головам. Скажи спасибо, что уходишь так.
– П-пожалуйста, Мелания Сергеевна. – Поток слёз усилился. В какой-то момент мне даже стало её жаль, но сцепив зубы, я затолкала это чувство очень глубоко и процедила: – Пошла вон. За расчётом придёшь завтра.
Люда побледнела и едва не упала со стула. Я было дёрнулась ей помочь, но вовремя остановилась. Сожрёт её мать и не подавится. Да ещё и искалечит самым извращённым способом.
Поёжившись, я вспомнила последнюю любовницу отца, о которой узнала мать. Нет, я конечно, её не выгораживаю, в конце концов, она должна была осознавать опасность переходя дорогу Марии Звягинцевой. Но то, как поступила с ней мать… врагу не пожелаешь такой судьбы.
Задержав дыхание, я следила за тем, как эта девочка, сгорбившись словно древняя старуха, ползла к выходу. Она едва волочила ноги. Тёмные волосы рассыпались по спине, и солнце заиграло на них золотом. Прелестный ребёнок. Был.
Когда дверь кабинета в очередной раз была закрыта, я сжала виски и тяжело задышала. Мне нужно воздуха, хоть немного свежего воздуха.
Глава 8
После того, как меня оставили одну, я сбегала в свой кабинет и сменила блузку на запасную. Ловить заинтересованные взгляды сотрудников мне совсем не хотелось. Да и сама мысль о том, что пальцы Глеба касались моей груди, доводила до тошноты.
В течении нескольких часов я разгребала почту, папки и скрытые файлы на компьютере, которые мне не удалось открыть.
Вздохнув, я отодвинулась от стола и поднялась. Большое помещение, служившие отцу многие годы вторым домом, было почти пустым. Несколько стеллажей с папками, большой шкаф с документами, кофейный стол с креслами у окна, и несколько картин на пустых стенах. За одной из них и был ограбленный сейф.
Завещание. Я вновь осмотрела полки, будто за это время оно каким-то образом могло вернуться, возникнуть из воздуха. Сейф не повредили, а значит вор знал код. Это кто-то из своих или профессионал, которого наняли.
С размаху хлопнув дверцей, я стукнула кулаком по стене и прикрыла глаза. Потом вытерла тыльной стороной руки пот со лба и вернулась за стол. Растянула руки по столешнице, будто собиралась объять необъятное и, упёршись лбом в холодное дерево, завыла. Моя жизнь катилась под откос. Если не найду документы, мне конец.
– Мелания. – В дверь громко постучали.
Мама.
Поднявшись как пьяная, я поправила одежду и подняла ворот блузки. Нетерпеливый стук повторился. Бросив последний взгляд на стену, я залпом выпила стакан воды и закашлявшись пошла открывать.
– Проходи.
Мама стянула бархатные перчатки и размотав шёлковый шарф, прошла мимо, к кофейному столику. За ней в кабинет вошёл Домогаров. Второй. Ещё не выветрился запах первого, а тут уже второй нарисовался. Неужто разминулись?
Сглотнув, я посторонилась и малодушно дёрнулась в сторону рабочего стола. Сейчас он был единственным монументальным предметом в этом кабинете, и хранил остатки отцовской уверенности.
Странная парочка уселась в кресла. Сегодня на маме было тёмно-фиолетовое платье с небольшим вырезом, маленькая шляпка в тон и золотая брошка-колибри над левой грудью. На столик лёг внушительный портфель.
– Боря, покажи Мелании наше предложение. – Мама ласково потрепала Бориса по плечу, отчего у меня спёрло дыхание. – Не стой истуканом, Мелания, – резко сказала она. – У меня слишком много дел, я не могу тратить на тебя весь день. И где эта сука безродная?
– Какая сука? – нахмурилась я, усаживаясь напротив.
– Секретарша эта, – процедила мать.
Вовремя, значит. Мало приятного было в том разговоре с Людой, но это лучшее, что я могла для неё сделать. Пусть лучше я буду стервой и недочеловеком в её глазах, чем она наткнётся на мать. Нельзя допустить, чтобы она узнала о ребёнке. Не простит.
– Уволена. – Я расслабленно откинулась на спинку, снисходительно наблюдая за Борисом.
Этот был не таким страшным, как старший брат. По крайней мере, у меня не тряслись ноги при его появлении и не пропадал голос.
Изумлённо вскинув всегда идеальные брови, мама спросила:
– Отчего же?
– Она плохо справлялась со своими обязанностями.
– Молодец. – Впервые услышав от неё похвалу, я не нашлась, что ответить.
– Так зачем вы пришли. Вдвоём? – Я всё же повернула разговор в нужное мне русло.
– Слышала, Разумовский умер. – Мама провела пальцем по замку и снисходительно улыбнулась. – Как всё-таки мимолётна и суетлива жизнь. Был человек, и нет его. И никому до этого нет дела.
– Мне есть, – процедила я.
– Говорят, он упал с лестницы. У него были больные ноги, ты знала? Как оказывается легко может умереть человек. Всего-то и надо – споткнуться и свернуть себе шею.
– Его убили. – Я посмотрела прямо в глаза матери и буквально по слогам произнесла: – У-би-ли.
– Бог в помощь, – усмехнулась мать, кинув на Бориса многозначительный взгляд.
Домогаров тут же щёлкнул замком портфеля и повернул его ко мне.
– Что это? – Я уставилась на перетянутые резинками пачки денег.
– Твоя доля наследства. В денежном эквиваленте, разумеется. – Маму передёрнуло, но она нашла в себе силы взглянуть на меня. И на том спасибо.
– Я не понимаю. – Игнорируя Бориса, я смотрела ей в глаза, ища ответ.
– Понимаешь.
– Нет, не понимаю.
– Ну что же, раз ты настаиваешь, – фыркнула она. – Я хочу, чтобы ты взяла эти деньги и официально отказалась от наследства в мою пользу.
– И почему я должна это делать?
Говорить матери о том, что завещание украдено я не собиралась. Потому что она обязательно обратила бы это в свою пользу. А отдавать ей просто так заработанные отцом деньги я не хотела. Мария не заслужила из них ни копейки. И даже так, по закону она должна была получить почти всё. Но почти, её, конечно же, не устраивало.
– А это уже не твоё дело.
– Нет.
Я бросила взгляд на Бориса, который сегодня был одет в джинсы и свитер. В левом ухе братца Глеба блеснула серёжка. И сам собой с языка сорвался вопрос:
– Борис участвует в делёжке папиных денег? Вы настолько близки, что даже неприлично. Ты даже траур выдержать не можешь?..
– Я не собираюсь отчитываться перед тобой! – взвизгнула мать, враз теряя напускную аристократичность и интеллигентность. Но спустя секунду всё же снизошла до ответа: – Борис мне как сын.
– Забирайте деньги и уходите. – Я поднялась и пошла к рабочему столу. – У меня много работы. Завтра будет внеочередное собрание Совета директоров. Как исполняющему обязанности директора мне предстоит очень многое сделать. И прошу тебя соблюдать приличия. Мне бы не хотелось, чтобы по офису пошли сплетни о твоей неадекватности.
Подскочив, она схватила пачку денег и швырнула мне в голову.
– Это твои единственные деньги, мерзавка! Будь благодарной за мою щедрость. А насчёт этого места. – Она обвела рукой кабинет и ухмыльнулась. – Оно тебе не принадлежит. Я инициировала продажу акций.
– Что? – Выронив стакан с водой на пол, который едва только успела взять, я повернулась и замирая от ужаса, прошептала: – Ты не могла так поступить. Эта компания – всё что осталось от отца. Ты не имеешь права, в конце концов! Встреча с адвокатом только в четверг, ты не вступала в права наследования…
– О! – Она перешагнула через упавший шарфик и пошла на меня. – Ещё как имею. Видишь ли, дорогая, незадолго до своей весьма удачной смерти, Сергей собирался со мной развестись, в качестве отступных мне были предложены акции «Мерис». После смерти мужа я имею право на половину этого холдинга, плюс то, что он мне уже отдал. У меня, милочка, контрольный пакет.
– Нет. – Я оперлась рукой на стол тяжело дыша. – Невозможно…
Из-за Люды всё-таки решился. Старый дурак. Отобрал у меня всё в угоду своей похоти.
– Его смерть оказалась мне на руку, – хмыкнула мать, вглядываясь в моё лицо. Она будто наслаждалась моим смятением и каждой обронённой слезой. – Развестись мы не успели, как и подать заявление, а это значит, что я по-прежнему хозяйка поместья и наследница первой очереди. Так как ты уже давно совершеннолетняя и не нуждаешься в опеке, то получить достаточную для управления долю «Мерис» можешь только по завещанию, а без него ты всего лишь наёмный работник, которого можно уволить одним щелчком пальцев. Именно поэтому я и приехала сегодня. Эти деньги – всё, на что ты можешь рассчитывать. Здесь даже больше того, чего ты стоишь.
Она говорит так, будто завещания и вовсе не было, но ведь оно было! Я лично держала его в руках и прятала в сейф!
Где-то между рёбрами закололо. Боль толчками выбивала воздух из лёгких, пожирала единственное усилие – не поддаваться на провокацию. Не дать себя растоптать.
Я слышала собственный пульс ушах. В голове роились сотни вопросов, но главный – как отец мог так поступить? Зачем, зачем отдал ей акции? За девочку Люду, за нового ребёнка? За него?! Нет, я не рассчитывала на наследство, но, отдав компанию матери, он закрыл мне путь в директорское кресло. Лишил права голоса. Лицемер. Кто так заботится?
Ты хотел жить вечно папа. Ты должен был понимать, что отдавая акции подвергаешь себя опасности. Не только себя, но и нас с Лизой.
– Ты лжёшь, – сдавленно отрезала я.
Вспотевшая ладонь не давала как следует опереться. Я качнулась назад, ища опору для спины. На пол слетели ручки с карандашами, которые я зацепила в попытках не упасть.
– Да больно надо, – фыркнула мать, довольная произведённым эффектом.
Опустив голову, я дышала через раз, делая глубокие вдохи. Маленькая туфелька с острым носом надавила на вставший ребром осколок фоторамки. На моих глазах мать продырявила отцовское фото. Скотский жест. Прямо сейчас она давала понять, что защиты больше нет и не будет.
Моя жизнь в один момент сломалась так же легко, как стеклянная рамка.
– Кому ты продаёшь компанию? – выдавила я, смотря в пол.
– Глебу.
Это конец.
– Милая. – Мать вытерла солёную каплю на моей щеке и мягко улыбнулась. – Твой единственный шанс остаться в «Мерис» – выйти за Глеба замуж.
– Зачем ты так со мной, мама? – Слёзы покатились одна за другой, и мне уже было плевать, что это видел Борис.
– Ну кто-то же должен ответить за годы моих страданий, – ответила она, увещевая как маленького ребёнка. – Теперь у тебя есть чем заняться, не так ли? – Она поправила воротничок моей блузки, слишком сильно натянув ткань. – И Лизоньке нужна спокойная обстановка, а ты слишком нервная. – Узкие ладошки скользнули по моим плечам, стряхивая невидимую пыль. – Как женщина женщине – забирай деньги и уезжай. Или выходи за Глеба. Он с ума по тебе сходит уже много лет. А за Лизу не волнуйся, я воспитаю из неё настоящую леди. Прекрасную, умную, независимую женщину, как я.
В этот момент в голове щёлкнуло. Разум затуманила чудовищная волна ненависти и бессилия. Сбросив её руки, я размахнулась и ударила, что было сил. Из-за разницы в росте и комплекции мама упала на пол, прямо на битое стекло. Держась за покрасневшую щеку, она смотрела на меня снизу вверх. Именно в этот момент она перешла ту невидимую черту, что держала её у края, но я этого ещё не знала.
– Ненавижу тебя, лицемерная тварь. – Выплюнула я в лицо той, что меня родила. – Лучше бы вместо отца сдохла ты! Ты никогда, никогда не получишь Лизу! Убирайся и деньги свои забери, мне от тебя ничего не нужно!
Молчавший до этого Борис медленно подошёл к матери и помог ей подняться. Отряхнув её юбку от стекла, и вытащив осколок из рукава, он повёл теперь уже чужую мне женщину к выходу, прихватив по дороге портфель.
Отдышавшись, я посмотрела на устроенный мной бардак и поёжилась. Бог мой, что на меня нашло? Прижав ладонь ко лбу, я дышала, стараясь забыть взгляд матери. Но получалось паршиво. Никогда прежде я не испытывала такой ненависти к кому бы то ни было. Что ж, сама виновата. Давно пора было признать, что матерью мне Мария Звягинцева быть не хотела. И всё же… какая никакая, а она мать. Но всё внутри этому факту сопротивлялось.
Мать хочет забрать Лизу любой ценой, и всё это она делает только ради этого. Даже без психологов и экстрасенсов было ясно, что Лиза для неё больше, чем просто внучка. Она для неё всё. А для того, кто занял все места в твоих сердце и душе, человек совершит любой, даже самый низкий поступок. Учитывая власть, которой обладала мать, тягаться с ней самостоятельно у меня не получится. Лизку надо было прятать.
Вылетев из кабинета, я поймала на шестом этаже бухгалтершу и проорала:
– Немедленно рассчитайте Людмилу Овечкину!
– Что случилось? – Сухая женщина с мелированными волосами строго поправила стопку папок на руке. – Мелания Сергеевна, мне нужен приказ. Это документы…
– Вот вы приказ и напечатайте! – рявкнула я. – Немедленно! По собственному желанию, с сегодняшнего дня без отработки. Выплатите ей зарплату за три месяца вперёд!
– Мелания Сергеевна, я понимаю, у вас горе, но так…
– Я ведь могу и вас уволить, – прошипела я, – за неисполнение обязанностей. Хотите?
– Н-нет. – Женщина прижала бумаги к груди и охнула. – Всё будет готово через десять минут.
– Наличкой выплати. И нечего такие глаза делать, – нахмурилась я. – Я всё знаю про двойную бухгалтерию! Всё поняла? Через десять минут мне нужен документ. Я буду в кафе.
– С-слушаюсь, г-госпожа директор.
Кивнув, я полетела к лифту, надеясь, что Люда не успела далеко уйти. По дороге в кафетерий я набрала Ника и взмолилась всем богам, которых знала, чтобы он поднял трубку.
– Алло, – в ухе прозвучал уставший голос.
– Ник, Никита, – всхлипнула я, зажимая рот. – Родненький, забери Лизку из школы, прямо сейчас. Я не успею до неё доехать, сейчас пробки, а там…
– Мел? Что случилось?
– Ник, пожалуйста, – я едва сдерживала рыдания. – Моя мать, она… она чудовище, – в этот момент двери лифта разъехались в стороны, ожидавшие его девушки опустили головы и отошли на шаг назад.
Вытерев слёзы, я улыбнулась, и нажала кнопку закрытия дверей.
– Мелания! – громко позвал Ник, – что с Лизой? Кто ей угрожает?!
– Не ей. – Я вытерла нос. – Мне. Мать хочет забрать Лизу. Ты привезёшь её домой? Я тоже сейчас поеду.
– Да. Конечно, – поспешно ответил Ник. – Я в двадцати минутах езды от школы.
– Спасибо, встретимся дома.
Отключившись, я повернулась к зеркалу и быстро поправила потёкший макияж. Когда двери лифта снова открылись я была уже собрана и готова сражаться.
Зайдя в кафе, я сразу увидела плачущую Люду с которой сидел Иннокентий Васильевич. Он хлопал её по плечу и что-то говорил. Удостоверившись, что мы одни, я попросила официантку закрыть на десять минут кафе.
Усевшись напротив той, что лишила меня надежды, я дождалась пока она обратит на меня внимание. Меркулов молчал, но своё отношение показывал глазами. А будто я сама не знаю, как всё это выглядело. Но теперь уже молчать смысла нет.
– Люда, через десять минут будет готов приказ о твоём увольнении, ты должна пройти в кассу и получить зарплату наличными. Поняла?
– Можно было и не спешить так. – Она поджала губы и отвернулась.
Вот же ж овца благородная.
– Нужно было, – с нажимом ответила я. – Отец отдал часть акций Марии в качестве отступных.
– Отступных? – непонимающе повторила она и беспомощно посмотрела на Меркулова.
– Он хотел развестись, – выдавила я сквозь зубы. – Из-за тебя. Из-за вас.
На этом Люда удивлённо подалась вперёд, даже Меркулов рот открыл. Но говорить больше я не имела права.
– Поэтому вы меня уволили, в отместку?
– Я не настолько мелочна и безжалостна, как все обо мне думают. Просто твоё увольнение наилучший выход из ситуации, которую вы с отцом создали. Забирай деньги, трудовую и уезжай как можно дальше.
Поднявшись, я позвала начальника охраны:
– Иннокентий Васильевич, вы подготовили то, о чём я вас просила?
– Да, Мелания Сергеевна. – Мужчина повеселел, но всё ещё не спешил идти со мной.
Вздохнув, я мрачно сказала:
– Иннокентий Васильевич, мой отец вам доверял, так что буду и я. В конце концов, у меня просто нет выбора. Мне нужны эти записи. Сейчас.
Через пять минут мы стояли в кабинете охраны. По десяткам мониторов сновали офисные сотрудники и клиенты. Но Меркулов прошёл дальше, в каморку за стеллажами и поставил на компьютере запись камер с пятницы.
После трёх часов дня и до восьми часов вечера ничего не происходило. Дмитрий делал обход, как и положено. Но ровно в девять, в здание вошла маленькая фигурка, затянутая во всё чёрное.
– Это кто? – ткнула я пальцем в монитор. – В это время никого не должно быть. Откуда у неё пароль от чёрного входа?
– Я не знаю, сам удивился. – Меркулов прошёлся пятернёй по волосам и буркнул: – Вы дальше смотрите.
Нажав кнопку, я смотрела, как незнакомка преодолевает один лестничный пролёт за другим, в итоге оказываясь на седьмом этаже. Камера проследила её путь вплоть до кабинета отца. Услышав какой-то звук, взломщица замерла и настороженно оглянулась. Удостоверившись, что на этаже кроме неё никого нет, лёгким нажатием на ручку открыла кабинет и скользнула внутрь.
– Это всё? – повернулась я к Меркулову. – У кого столько наглости, чтобы прийти в охраняемое здание почти ночью и переть напролом? Она что, не знала, что везде камеры?
– Понимаете, – неожиданно замялся Иннокентий Васильевич, – по пятницам у нас перезагрузка системы. Обычно это происходит с девяти ноль ноль до девяти ноль пяти, но Дмитрий замешкался и перезагрузку включил на час позже.
– Смотрите. – Я снова ткнула в экран. – Она выходит.
Мы проследили обратный путь воришки. На втором этаже её спугнул Дмитрий, он как раз обходил кабинеты. Замерев, она поправила платок.
– Не может быть, – простонала я, упав на стул и схватившись за голову. – Этого не может быть!
– Вы её узнали? – Меркулов уткнулся носом в монитор и покачал головой. – Я не могу разобрать лица, оно скрыто платком и шапкой.
– Не её, – обречённо выдохнула я. – Её брошку. Это моя мать.
Это она украла завещание.
– Мелания Сергеевна, вы нашли то, что искали? – тихо спросил Иннокентий Васильевич.
– Да.
– Теперь я могу вызвать полицию и отдать им запись?
– Нет.
– Н-но…
– С этим я разберусь сама. Отдайте мне запись.
Если подключить полицию, то всё обернётся против меня. У мамы везде есть подвязки, как и у Глеба с Борисом. Никто просто не даст этому делу ход.
Через пятнадцать минут я сидела в машине с работающим двигателем. А в голове уже выстраивался чёткий план действий. Раз уж я не могла заставить мать отказаться от Лизы, то мне надо было её спрятать.
У отца в Америке был старый друг, которого Мария на дух не переносила. Кажется, его фамилия МакАлистер или что-то в этом роде. Спрятать дочь там, где она не станет искать, казалось мне лучшим решением, которое я только могла придумать. А когда я разберусь с наследством и Домогаровым, то и сама к ней присоединюсь, потому что нам жизненно необходимо время для передышки.
Мне необходимо.
Всю дорогу до дома телефон не смолкал. Звонили все: друзья, знакомые, партнёры, клиенты и даже Виктор Домогаров, что удивило меня больше всего.
Он тоже хотел принести соболезнования, а ещё…
– Мелания, я звоню не просто так.
Я кинула взгляд в боковое зеркало и перестроилась.
– Напомните, Виктор Алексеевич, разве у нас с вами были общие дела?
– Не язви. Я по поводу Лизы.
– Разговор закончен.
– Она моя внучка, если ты не забыла.
– Последние восемь лет вас это не волновало, так с чего такой интерес к моей дочери?
– Ты сама была против нашего общения, и я не хотел накалять отношения. Сейчас всё изменилось. Маша хочет увезти Лизу во Францию.
– Что?! – я поперхнулась и выровняла машину, попутно показав не самый лучший жест соседу. – Откуда вы знаете?
Виктор помолчал и признался:
– Лариса проболталась. Мелания, я не хочу, чтобы Маша увозила Лизу, ты слышишь?
– Слышу. Я разберусь.
– Я хочу помочь…
– Нет.
– Дай мне договорить! Я могу отправить её к своему хорошему другу. Сергей его тоже знал, и был бы не против. Сама понимаешь, у себя дома я оставить девочку не могу. Лариса не позволит, а прятать её по гостиницам не вариант, потому что это будет расцениваться как похищение, да и опека начнёт к тебе присматриваться, а в твоём положении это совсем ни чему. – От нехорошего предчувствия у меня пересохло во рту. – Ты слушаешь?
– Да.
– Так вот, Джон мог бы позаботиться о Лизе, пока не утихнет вся эта шумиха и твоя жизнь не вернётся в привычное русло. Можно устроить её отъезд как языковую практику.
– Почему? Я вам не верю. Вы дружите с Марией, стало быть, это может быть и её планом.
– Какая чушь.
– Я не верю в ваши чувства, Виктор, – отрезала я. – Поэтому, это предложение по меньшей мере странно. Я сама со всем разберусь. И Виктор, не звоните мне больше. Я ненавижу всё, что так или иначе связано с Глебом и никогда не приму от вас помощи. Потому что это вы его воспитали.
Отключив звонок, я ударилась затылком о подголовник и прикрыла глаза. Это никогда не кончится. Я как будто между молотом и наковальней.
У дома я позвонила Нику. Удостоверившись, что дочь в порядке, пообещала быть через несколько минут.
Но так и не смогла сдержать обещание.
Едва я захлопнула дверь и включила сигнализацию, всё изменилось. Трое мужчин вышли из тени и обступили меня со всех сторон.
– Надо было соглашаться, – правого уха коснулось горячее дыхание.
Я дёрнулась в сторону и закричала.
– Мы здесь одни, крошка. – Глеб выбил из моей руки ключи и ядовито улыбнулся. – Никто тебе не поможет.
– Ник! Помогите! Кто-нибудь!
– Тц. Ты как всегда делаешь всё наоборот.
Глеб кивнул и один из амбалов скрутил мне руки за спиной, мгновенно защёлкнув наручники. Сам же Домогаров выглядел пьяно. Его глаза блестели даже в полутьме подземной парковки. Он расстегнул ворот белоснежной рубашки и оттянул ткань.
– Ты не сможешь увезти меня. Кто-нибудь обязательно заметит.
– Кто? – расхохотался он и раскинул руки в стороны. – Мы здесь одни.
– Ублюдок.
Я плюнула ему в лицо и тут же получила пощёчину. Глеб брезгливо стёр мой плевок платком и вытащил из внутреннего кармана пальто футляр.
– Что, ещё один подарок на свадьбу? – осклабилась я, замирая от ужаса.
– Почти.
Он отщёлкнул крышку и продемонстрировал шприц, наполненный прозрачной жидкостью.
– Нет. Ты не посмеешь! Не смей меня трогать! – взвизгнула я, стараясь увернуться от укола.
Глеб молча сжал мой подбородок двумя пальцами и всадил иглу в шею.
Глава 9
Новгородская область, 02:32
Вдох-выдох.
Вдох… а-аах…
Выдох… хаа-а…
Успокоиться. Выбраться из машины.
Я ещё дышу.
Пальцы плохо слушаются. Шум в ушах не даёт сосредоточиться. Надо отстегнуть ремень. Щёлк. Звук замка повис в мёртвой тишине. Щёлк. Сердце сбилось с ритма. Щёлк.
С третьей попытки я смогла освободиться. За окном сплошная темень, ни черта не видно. Где я? Который час? Поворачиваться страшно, ещё страшнее неизвестность. Как я сюда попала?
Медленно повернув голову, я различила искорёженную пасть правой двери. Ошмётки стекла валялись в салоне. Среди торчащих осколков застряли куски ткани. Вытащив ноги из-под торпеды, я полезла на пассажирское сиденье. Неужели, со мной кто-то был? Подцепив пальцами кусочек ткани, поднесла его к носу и зажала рот. Острый запах металла въедался в ноздри, залезал под кожу и скручивал внутренности.
Вдох-выдох.
Нужно только успокоиться.
Ветер свистел в проломанной крыше, кружил перед лицом большие хлопья снега. Завывал, ища выход среди обезображенных кусков металла и лопнувшей обшивки. На глаза упала горячая капля. Растерев её между пальцами, я ощупала лоб и нашла глубокий порез над левой бровью. Зеркало заднего вида разбилось, наверное, им и поранилась.
Пассажир…
Лиза! – Сердце глухо стукнулось в горле.
Лиза… Лиза… Лиза…
На глаза навернулись слёзы. Нет, невозможно. Только не она.
Лиза.
Схватившись за крышу, выбралась наружу и упала носом в грязь. Сил встать не было, но лежать на земле совсем не вариант. Вдруг бак повреждён.
– Кто-нибудь. – Сжав пальцами ледяной комок, я расплакалась. – Кто-нибудь, пожалуйста…
– Я здесь, Мел, – голос Ника сорвался, – я здесь.