
Горизонтальная война. Снимая маски
– Быстрее, она будет здесь с минуты на минуту, – нервно поторопил нас Виктор, открывая дверь на веранду со стороны двора.
Застеклённое помещение было полно различных растений и картин.
И зачем в такой температуре держать произведения искусства? Невпопад подумала я.
– Так, Роман, ты останешься здесь с Лизой, мы будем в гостиной окна которой выходят сюда. Мария будет видеть вас, но не слышать, если кричать не надумаете.
– Зачем? – вскинулся Белоярцев.
– Затем, что она должна видеть Лизу. Иначе откажется говорить. Мелания, ты будешь в нише у дверей в спальню, там есть портьеры, так что тебя не заметят, да и ниша за колонной находится. Глеб сейчас на другом этаже вместе с Ларисой, но она сейчас спустится.
– А Борис? – встряла я, прижимая к себе дочь.
– Он сейчас на деловой встрече, так что мешать нам не будет. Я не знаю сколько продлится разговор, так что есть смысл снять куртки, чтобы не упариться.
Едва я выпустила Лизу, передавая её Роме, как она закричала:
– Нет! Я никуда не пойду! Мамочка, ты опять пропадёшь?! Не хочу, пустите! – по её бледному лицу катились крупные горошины слёз. Во взгляде читался такой сумасшедший страх, что я на мгновение заколебалась, но всё же смогла сдержаться. Присев на корточки, притянула Лизу к себе.
– Милая, я буду в гостиной, а ты здесь, с Ником, между этими комнатами стёкла – ты будешь видеть меня, а я тебя. Не волнуйся, я больше никуда не пропаду. Обещаю.
Расцеловав её в обе щеки, я встала и вытерла лицо. Нужно успокоиться, иначе толкового разговора не выйдет. Лизкины слёзы, как обычно, выбивали из колеи.
– Пошли. – Виктор потянул меня к двери и буквально втолкнул внутрь. – Вот здесь ты будешь стоять, пока всё не закончится, и ради всех святых держи себя в руках, чтобы ничего не натворить. Камеры записывают постоянно, так что не волнуйся. Лариса выступит свидетелем, если понадобится.
– И всё же, я никак не могу понять, почему она согласилась предать собственную сестру. – Я покачала головой.
– Ты просто не знаешь корня всей проблемы, милая, – Виктор усмехнулся и оттянул узел галстука. – Большие деньги и связи развращают людей. Порой, они забывают о том, что они тоже люди и подвержены многим слабостям. История Марии началась ещё тогда, когда ей было всего семнадцать. Знал бы я всё это раньше, ни за что бы не связался с этой семейкой, но теперь имеем то, что имеем.
Кивнув, я сжала пластмассовую коробочку и шагнула в нишу, Виктор тут же задёрнул портьеру. Узкое место, в котором мне надо было простоять не менее получаса, а то и больше было чистым.
Хорошо, хоть пыли нет, с облегчением подумала я. Из-за спешки и суматохи, я даже гостиную толком не разглядела. Множество картин и небольших диванчиков с шёлковыми сидушками – вот и всё, что бросилось в глаза.
Господи, пусть сегодня ничего не случится. Я прикрыла глаза и вздохнула. Рома сможет защитить Лизу в случае чего. Минуты шли одна за другой, но так медленно, что я уже решилась на то, чтобы сесть боком.
Но не вышло.
Глава 23
– Где она?! – крик матери разнёсся по дому. – Куда ты её дел, сволочь?!
Кажется, она задыхается от собственных вопросов. Не пешком же шла, так почему так тяжело дышит?
– Снизь громкость, дорогая, – усмехнулся Виктор.
Отсюда мне не были видны их лица, так что приходилось только тщательно слушать. Палец сам собой нашёл кнопку и вжал её в корпус.
– Где Лиза? Где моя девочка?
– Вон там. – Видимо, Виктор показал на веранду.
– Кто с ней? – Отрывисто спросила Мария, опускаясь на диван.
– Один из моих людей. В данный момент, он отвечает за девочку головой.
– Ты… ты чуть не убил меня, негодяй. – Мать немного расслабилась, из голоса стало пропадать напряжение. – Зачем был нужен этот спектакль?
– Лиза моя внучка, а ты совсем не даёшь нам видеться, – начал спектакль Виктор.
– Лиза моя девочка, я никому её не отдам!
– Дорогуша, – усмехнулся Домогаров, – не забывайся. Ты ей никто. А вот я – родной дед, это докажет любая экспертиза.
– Ты не посмеешь её забрать! – взвизгнула Мария. – Я заслужила спокойную жизнь после того, как столько лет терпела твоё отродье! Так что Лиза моя. Моя!
– Не смей так говорить о Мелании, – угрожающе сказал Виктор, и даже у меня поползли мурашки. – Ты её всю жизнь гнобила, и не заслужила зваться её матерью.
– Больно то хотелось, – усмехнулась она.
– Маша, я же отдал тебе самое драгоценное, что у меня было, хотел, чтобы ты познала счастье материнства, которого была лишена, и которое не успела познать Катя. Почему ты не смогла её принять? – устало спросил Виктор.
– Да лучше бы ты её в детдом сдал! – рявкнула мать. – И почему я должна была заботиться о выродке этой оборванки? Катерина была мне никем, лишь подобранной отцом выскочкой. Ни она, ни её мать не заслужили моего отца, так почему, я ещё и об ублюдке должна была беспокоиться? У неё была крыша над головой и наша фамилия, полагаю, я сделала достаточно. Я даже няню ей наняла. Так когда я смогу забрать Лизавету? У нас самолет через два дня, мы возвращаемся в Париж.
Я живо представила, как во время этого монолога она поправляет волосы и осматривает пальцы, в поисках мельчайших сколов лака. Как только отзвучало последнее слово, раздался хлопок. Мать завизжала и начал крыть Виктора матом.
– Как ты посмел меня ударить?!
– Ты не заслужила ничего, что было в твоей жизни, мерзкая тварь, – выплюнул Виктор. – У тебя был шанс. Один, но ты потеряла и его.
– Что ты хочешь сказать? – испуганно спросила Мария.
– Лиза больше не будет жить с тобой, ты имеешь на неё столько же прав, сколько и я.
– Нет-нет, ты не понимаешь, я её бабушка, Мелания была моей дочерью, а это значит…
Как же быстро она сменила тактику, сморщилась я.
– Мелания моя дочь, я не поленился обзавестись доказательствами, которые даже суд не сможет не учесть.
Зашуршала бумага. Неужели, показывает результат теста?
– ДНК-тест? – ошарашенно спросила Мария. – Как ты посмел?! Она всё равно сдохла, лежит в земле, и никогда не станет твоей дочерью!
– Как бы там ни было, эта бумага доказывает, что ты Лизавете никто. Ты не сможешь вывезти её из страны, я уже позаботился об этом.
– Сволочь! – Она наверняка накинулась на него с кулаками. – У меня есть деньги, много денег. Я всех куплю! Заплачу столько, что даже ты не сможешь ничего противопоставить!
– Идиотка. Ты хоть видишь, что превращаешь ребёнка в привидение? Она же похудела, осунулась и выглядит старше своих лет. Не жалко?
– Это потому что у неё гены этой мерзавки. Лиза сопротивляется моей любви, но я всё преодолею. Обязательно. Это мой ребёнок, мой. Никто не сможет её забрать!
– У тебя совсем с головой плохо стало, – сокрушённо сказал Виктор и вновь прозвучали шаги. – Заходи, Лариса.
– Лара? – опешила мать. – Что ты здесь делаешь?
– Я пришла, чтобы дать Виктору то, что он просит, – равнодушно отозвалась та.
– Что ты такое говоришь? – истерично рассмеялась Мария. – Ларочка?
– Ты принёс документ? – обратилась Лариса к пока ещё мужу.
– Да. Спасибо.
– Пока не за что. Ты должен помнить об уговоре, Виктор, мои мальчики не должны пострадать.
– Лариса? – В голосе Марии всё больше слышался страх.
– Прости, Маша. Любая мать будет защищать своих детей, и я не исключение.
У меня уже всё зудело, так хотелось выйти и посмотреть на всё лично, но нельзя. Если я не запишу признание, то мы не сможем получить доказательство.
– Ларочка? Что… что ты такое говоришь?
– Ты же узнаешь этот листок? – Виктор зашуршал бумагой.
– Откуда он у тебя? – просипела Мария.
– Так получилось, что главный свидетель решился открыть тайну, хранимую тобой много лет. И конечно, нам понадобилось вещественное доказательство. Ты не самая умная женщина, Маша. Такие вещи нельзя оставлять, если не хочешь потом пострадать. Ну, нам это только на руку.
– Нет. Это память… это просто память, – она расплакалась. – Отдай мне его.
– Маша, – Виктор заговорил ласково-ласково, как с ребёнком. – Ты же не думала, что тайна смерти Белоярцевых останется с тобой до конца дней?
– Белоярцевых? А при чём тут они?
– Ты же помнишь, как они погибли, Маша?
– Дом взорвался, – монотонно ответила та, будто погрузилась в воспоминания.
– А почему он взорвался?
– Говорили, что газ. Я не пойму, при чём тут эта записка, которой больше двадцати лет?!
– Маша, ты же всегда считала, что это написала Алиса? – спокойно спросила Лариса Витальевна.
– Я знаю, что это была она. Из-за своего драгоценного Володи, – неожиданно прошипела Мария.
– Нет, Маша. Это писала я. Виктор, ты помнишь, что ты мне обещал? Мои мальчики не должны пострадать.
– Я помню. Всё будет хорошо.
– Ты? Ларочка, что ты такое говоришь?
У меня задрожали от возбуждения руки, я никак не могла унять бешеный ритм сердца. О чём они говорят? О той записке, которой мать упрекала тётю Алису в день смерти?
– Я, Маша. Тем человеком, что испортил твою жизнь была я.
– Зачем? – Мария говорила уже так тихо, что мне пришлось выйти из укрытия и спрятаться за колонной, молясь, чтобы меня не заметили.
– Из-за Дани, Маша. Из-за моего любимого мужа и отца моих детей, которого ты убила.
– Я его не трогала!
– Я знала, что ты стала его любовницей, но тебе оказалось мало просто забрать моего любимого, ты вертела им как хотела, а потом бросила. А он не смог смириться, Маша, и повесился. Из-за тебя. Так что эта записка моя месть, просто я осуществила её позже. Ты на себе познала, что такое потерять самое дорогое, что у тебя есть.
– Не-ет. – Я выглянула из убежища и зажала рот руками, чтобы не кричать. Мария сидела на коленях и плакала, на её лице была такая боль, что мне даже жалко её стало. Всего на мгновение. – Ларочка, нет. Он же сам, сам ушёл, а мой ребёнок даже не успел родиться и пожить. Лара-а-а!
– Ты убила не ту, Маша. Алиса никогда не желала ни тебе, ни твоему ребёнку зла. У неё было доброе сердце и чистая душа. А ты не только убила её и мужа, но и детей их погубила.
– Ты же была мне самым близким человеком, Лара, – рыдала Мария, держась за волосы.
– Это была моя плата за твоё дитя, – голос Ларисы по-прежнему звучал монотонно, как будто робот говорит. – Я себя так наказала.
Чёрт. Если так продолжится, то эта запись не поможет её арестовать. Пока Мария не скажет: я убила Белоярцевых, всё будет без толку.
– Ты не сможешь доказать, что это была я, – зарычала Мария, сходя с ума. – Ни за что. Там не было свидетелей!
– А вот здесь ты ошибаешься, – рассмеялся Виктор, видимо, довольный произведённым эффектом.
Да он же издевается над ней!
– Есть как минимум три человека, что выжили. Один из них смог сбежать в последний момент, а двое были за несколько сотен метров.
– Нет-нет. – Мария стала дёргать волосы из своей причёски, всё больше походя на пациента психбольницы. – Я видела, Алиса сгорела, а её младший лежал на земле. Я видела!
– Витя. – Лариса Витальевна подошла к мужу и вытащила из сумки видеокассету. – Вот запись охраны. Она не оцифрована, но уверена, что с этим ты справишься без меня.
– Ты её сохранила! – Мария взвилась в воздух и замахнулась на сестру. – Ты обещала её уничтожить!
– Я и уничтожила, – усмехнулась та, становясь один в один как Глеб. – Это копия.
Я зажмурилась и снова открыла глаза. Я знала, что они похожи на мать, но в такие моменты, они словно сливались в одно целое. Тот же надменный взгляд и ядовитая усмешка, те же скрещенные на груди руки и постукивание пальцем по второй руке. Женщина-дьявол.
– Маша. – Виктор Алексеевич положил руку на её плечо и погладил. – Скажи, как ты это сделала?
– Газ, – забормотала та, смотря в никуда. – Я проткнула на кухне шланг и ушла.
– Когда это случилось?
– В день рождения Мелании, ровно десять лет назад. – Мария покачнулась и начала заваливаться.
– Э, нет, дорогая. – Виктор похлопал её по щекам. – Мы ещё не закончили. Милая, ты всё слышала? – сказал он громко.
Ух. Вот и мой выход.
– Да. – Я вышла из-за колонны, пряча руку с зажатым диктофоном за спину. – Всё отлично слышно.
– Т-ты! – Лариса переводила яростный взгляд с меня на мужа и обратно. – Ты жива?!
– Вашими молитвами, тётушка, – усмехнулась я.
– Виктор! Ты обещал, что Глеб не узнает!
– Она не скажет, ведь так, Мелания?
– Если вы о том, что я дочь Виктора, то да, я ничего не скажу, можете не волноваться, – фыркнула я. – В любом случае, спасибо за помощь.
– Условия меняются, – шикнула Лариса Витальевна, смотря в сторону веранды.
– Лариса, не надо. – Виктор опустил Марию на диван и налив в стакан воды из графина, выплеснул на её лицо. – Я ненавижу шантажистов.
– О, нет, дорогой. Это условие не для тебя, – хмыкнула она, вмиг превратившись в злую ведьму. – Я буду свидетельствовать против Маши только в том случае, если она, – Лариса ткнула в меня острым ногтем синего цвета, – не будет выдвигать против Глеба обвинений.
– Что? – Я поперхнулась. – Вы сошли с ума?! – крикнула, уже не заботясь о том, что кто-нибудь услышит. – Вы хоть знаете, что он делал со мной? Этот убогий наркоман держал меня на привязи и насиловал день ото дня! И вы хотите, чтобы ему сошло это с рук?
– Полегче. Это мой сын, и да, я знаю, что произошло. Но он моё дитя, и я буду его защищать, чего бы мне это не стоило.
– Но ведь на моём месте может оказаться любая другая! – У меня даже руки затряслись.
– Я позабочусь, чтобы этого больше не произошло, – хмыкнула она. – Я собираюсь увезти мальчиков в Швейцарию. Они начнут там новую, счастливую жизнь. Как и ты. Это равноценная сделка.
– Нет же. – Я закусила губу, чтобы не разреветься от досады.
– Хорошо. Подавай на него заявление, но он всё равно в тюрьму не сядет. Я не позволю. Зато имя Алисы никогда не очистится от грязи, и Мария не понесёт за её смерть заслуженное наказание.
– Вы отвратительны, – отшатнулась я.
– Решай. У тебя есть минута.
Обернувшись на веранду, я смотрела как Рома с Лизой играют и весело смеются. Моё желание против его. Моя месть, против его правды. На миг мне показалось, что я захлёбываюсь холодной водой и вот-вот утону. Но сморгнув выступившие слёзы, я сжала руки в кулаки и выдохнула. Я не могу так поступить. Не могу. Руки повисли вдоль тела. Повернувшись к Ларисе, я прошептала:
– Я согласна.
– Вот и хорошо, – с омерзительным облегчением сказал Виктор, о котором я совершенно забыла.
И в этот момент раздался визг, от которого заныли уши.
– Призрак!
– А? – Ох, блин. Мария пришла в себя и отплёвывалась от руки, которой Виктор зажимал ей рот. – Сама ты призрак, дура бестолковая.
Мария укусила Виктора за палец и отбросив его руку, поднялась, целясь ногтями мне в лицо.
– Когда же ты сдохнешь, наконец?! – Она шла на меня, сверкая глазами и кривя рот. – Когда ты очистишь мою жизнь от своего присутствия? Я убью тебя. Сама убью, раз Борис не справился с такой простой задачей. Удавлю, как животное, выпотрошу и брошу подыхать на дороге, – её голос звенел от напряжения и ненависти.
Мне стало страшно. В таком состоянии, она, чего доброго, действительно убьёт. Но тут помог Домогаров-старший, он скрутил её руки за спиной и оттащил от меня, пока она не переставала визжать и плеваться, что всё равно добьёт меня.
– Что за шум? – Дверь открылась, пропуская Глеба? Или это Борис? – Я только прилёг отдохнуть… – Потерев лицо, он поднял глаза и споткнулся. – Ты? Не может быть, тебя хоронили, я сам проверял отчёт патологоанатома…
– Боря, – прошептала в ужасе Лариса Витальевна. – Боречка, что ты здесь делаешь, сынок? Ты должен быть на встрече.
– Я так понимаю, что ты знала, о том, что эта сука жива? – Первый шок у него уже прошёл, так что он начал вести себя как обычно. – И решила скрыть это от меня? Не надо так делать, мамочка, ты всё только усложняешь.
– Б-боря… – Лариса Витальевна захлебнулась словами и посмотрела на сына со страхом. – Я сама только что узнала.
– Так значит, это твоих рук дело, отец? Ты никак не хочешь успокоиться и признать, что только мы с братом достойны твоего имени? Ты действительно хочешь смешать наш род с грязью, позволив этой безродной стать частью нашей семьи? – Борис посмотрел на Виктора холодными глазами в которых была пустота.
Боже, он такой же сумасшедший, как и его брат!
Я незаметно сунула диктофон в карман и натянула кофту, чтобы он не выделялся.
– Ты знаешь, кто она? – удивился Виктор, пропустив мимо ушей оскорбления.
– Знаю. Сделал тест. Ты слишком опекал её, слишком беспокоился. Всё было слишком. Сам виноват.
– Где твой брат? – нахмурился Виктор Алексеевич.
– Последний раз спал, когда я заходил. Ну и как мы будем решать эту проблему? – Борис встал напротив меня, в нескольких метрах. – Полагаю, что в новую автокатастрофу никто не поверит, да?
– Это был ты? – Я незаметно включила запись, немного выдвигая диктофон из кармана. – Ты всё устроил?
– Аварию-то? – усмехнулся Борис. – Не то, чтобы. Это были мы. – Он показал на всё ещё брыкающуюся Марию. И если бы у неё сейчас пошла пена изо рта, я бы нисколько не удивилась. – Дмитрий только помогал, но весьма удачно взял всю вину на себя. Идея тётушки, а вот реализация моя. Тебе понравилось? – Он облизнулся, обнажая зубы. – Скажи, когда ты поняла, что вот-вот разобьёшься, у тебя действительно пролетела вся жизнь перед глазами? А этот Лебедев сдох же, да? – Борис выглядел самодовольным, явно наслаждаясь вопросами.
Едва я открыла рот, как со стороны коридора послышалось шарканье и стоны. Только не говорите, что это…
– Мам, у нас есть что-нибудь от головной боли? – В гостиную, шатаясь, зашёл Глеб, не обращая на нас внимания. – А ещё так пить и жрать охота… э? А чего это вы здесь… – Он обшарил комнату глазами и остановился на мне. – Мелания? Ты жива?!
У меня ноги подкосились от страха. Руки онемели и перестали слушаться, по спине потёк холодный пот. Одно дело играть роль, скрывая своё лицо под маской, а другое встретиться вот так.
– Не подходи. – Я выставила перед собой руки, делая шаг назад. – Не подходи ко мне… – голос задрожал от ужаса.
– Это ты. – Его лицо украсила счастливая улыбка. – Это ты. – В заплывших глазах появился огонёк сумасшествия. Отбросив руку Ларисы и пихнув брата, он пошёл на меня, раскрыв объятия. – Крошка моя, я так волновался. Ты знаешь? Я столько вытерпел, когда узнал, что ты разбилась с этим никчёмным придурком. Ты пришла, чтобы сказать, что жива и вернуться ко мне, да?
– Нет. – Я отчаянно мотала головой, спотыкаясь о мебель. – Не подходи ко мне, не надо…
– Ну же, красавица моя. Ты стала ещё прекраснее с тех, пор, как я тебя видел. Пойдём домой, моя ласковая девочка, я хочу снова касаться твой нежной кожи…
Краем сознания я улавливала крики и грохот, но видела лишь его фигуру. Его глаза, его руки, и слышала только его голос.
Крош-ш-шка…
– Нет! – Я вскрикнула и вжалась в стекло, ища опору. – Прочь! Прочь! Уходи! – Сжавшись, я надеялась, что сейчас кто-нибудь его оттащит, освободит меня из цепких лап тьмы, в которую я снова начала проваливаться.
Но никто не шёл мне на помощь. Никто не оттащил его и не дал мне глотнуть свежего воздуха. А тот, что был между нами, превратился в вязкую массу, дышать которой было невозможно.
Протянув руку, он схватил меня за запястье и прижал к себе. Я почувствовала, как он дрожит и трётся об меня своими бёдрами. В его глазах не осталось и проблеска разума, сейчас передо мной стояло животное.
– Ахх, ты пахнешь несколько иначе, но твоя кожа столь же нежна, – прошептал он в ухо, и провёл языком по шее.
– …ись!
Обмякнув, я повисла на его руках, не в силах сопротивляться. Тело снова стало чужим.
– Брат, нет! Не трогай её, не говори! Глеб! – с надрывом заорал Боря во всю глотку, и в его голосе слышалось отчаяние утопленника.
– Я люблю тебя, Мелания. Люблю только тебя, хочу только тебя, и мой член встаёт только на тебя. Тебе больше не удастся сбежать.
Влажная дорожка на моей шее покрылась мурашками. Сердце стало биться медленнее и закружилась голова. Голоса опять отдалились, и слышались как сквозь вату.
– Нет! – Крик боли вернул меня в сознание.
Раздался хлопок, и Глеб удивлённо обернулся, а потом посмотрел на свою грудь, по которой расплывалось алое пятно. Его руки ослабли, он сделал шаг назад и начал падать. Освободившись, я оперлась на подоконник, потому что не держали ноги, и как во сне следила за разворачивающимися событиями.
Борис выронил пистолет и упал на колени, закрыв мокрое от слёз лицо. Лариса кричала, держа голову Глеба, глаза которого уже смотрели во тьму. Мария раскачивалась из стороны в сторону и бубнила что-то несвязное.
– Мелания! – Виктор дёрнул меня на себя. – Беги, девочка!
– Почему… зачем?..
– Сюда едет полиция, – нервно ответил Виктор, вытаскивая из кармана пиджака конверт. – Здесь твои новые документы и билеты на вечерний рейс.
– Но я же не смогу без визы, – в прострации ответила я.
– Там всё есть, забирай Лизу и улетай отсюда! – рявкнул он в ухо, встряхивая меня за плечи. – Слышишь меня?!
– Д-да, – я кивнула. – Слышу.
– Камеры всё записали, с остальным я разберусь сам.
Я сжала коробочку диктофона трясущимися руками, всё ещё плохо соображая, чего от меня хотят. Под телом Глеба расплывалось огромное пятно, но я никак не могла поверить в то, что его убил Боря.
Боря? Его убил Боря. Борис плакал навзрыд, как ребёнок, отчаянно и от всего сердца.
– Уходи, девочка, и вот ещё. – Виктор повернул мою голову к себе и протянул карту. – Здесь деньги для вас обеих. Это всё, что я могу дать тебе как отец. Прости меня, Мелания. Прости и уходи. Ну же! – он снова рявкнул, выталкивая меня на веранду и закрывая перед носом дверь.
Всё остальное слилось в одно пятно.
Мы бежали к машине, и Роме потребовалось много сил, чтобы нести и Лизу и меня. А пристегнув по очереди нас, он резко дёрнул рычаг скоростей и полетел по дороге, не особо заботясь о скорости.
Я не помнила, как собиралась или приводила себя в порядок. Очнулась только в аэропорту, когда оказалась в зоне посадки с Ромой и Лизой.
– Что? Как мы здесь оказались? – Я обернулась на дочь, с тревогой смотря в её глаза. Она же видела, как падал Глеб. Моя девочка… – Лизок, ты в порядке?
– Всё хорошо, мам. – Она прижала мою ладонь к своей щеке. – Всё хорошо. Мам, а правда, что Рома специальный агент как Джеймс Бонд, и жил с нами под прикрытием?
– Рома? Как ты?..
– Я ей всё рассказал. – Рома прижал меня к себе и поцеловал в макушку. – Рассказал, что по спец заданию мне пришлось покинуть вас ненадолго, но теперь я в отставке и больше не уйду.
– Чего? – Я уставилась на него в онемении.
– Тсс. – Он прижался ко мне губами, закрывая рот. – Не пали меня, мелкая. Вот. – Он отодвинулся и показал билет. – Мы летим вместе. В Лос-Анджелес.
– Какого?..
– И почему ты вечно встреваешь в неприятности, пока меня нет рядом? – задумчиво пробормотал он, глядя в потолок. – Тебя определённо нельзя оставлять одну. Так и быть, – Рома грустно улыбнулся, – я буду твоим личным Джеймсом Бондом. Можно?
В его глазах плескалось счастье. Я видела это раньше. Тогда нам было всего по пятнадцать лет. А потом, под рёв двигателей, в салоне самолёта, я услышала заветные слова.
Я люблю тебя…
Эпилог
Время не лечит. Оно лишь притупляет боль от потерь, разочарований и понимания, что всё в этом мире не обязано идти по одному лишь тебе известному плану.
Когда говорят, что любовь может всё пережить, подразумевают, что где-то там, во Вселенной, есть большой мешок счастья, из которого иногда, на головы отчаявшихся просыпается звёздная пудра.
Любил ли Глеб меня? Кто знает. Он считал, что любил. И его любовь была нормальной, в его понимании. Любил ли Борис Глеба? Безусловно любил. Любил так, как нельзя было любить. И Мария любила Лизу, отчаянно, с надрывом, как в последний раз.
В той истории пятилетней давности все кого-то любили, и почему-то все кого-то теряли. Кто-то из нас смог справиться с потерей и продолжить жить, а кто-то так и остался там, в богатой гостиной, пропахшей кровью и сумасшествием.
Говорят, что всем воздаётся по заслугам и Бог не даёт испытаний не по силам, но это лукавство. Так люди оберегают своё сердце и душу от разрушений, веря, что когда-нибудь обязательно станет лучше.
Так что же осталось нам? Тем, кто сбежал в тот день из страны, бросив всё и поставив даже жизнь на кон? Нам осталась вера, что когда-нибудь мы сможем простить и отпустить.
После того как самолёт приземлился в Лос-Анджелесе, я немедленно включила новости, чтобы убедиться в том, что Виктор не солгал.