Горизонтальная война. Снимая маски

– Ты так сильно ненавидишь Меланию? – со вздохом спрашивает отец. – Полагаю, у меня нет выбора. Как только она закончит школу, мы отселим её в квартиру. Я присмотрю что-нибудь. Надо будет подобрать ей подходящего жениха, как насчёт Ромы Белоярцева? Что думаешь? Мальчик хороший, воспитанный, умный. Судя по всему, пойдёт далеко, да и с Меланией дружит с детства…

Говоря это, папа смотрит в сторону и не видит меняющегося выражения на лице матери.

– Белоярцева? – тихо переспрашивает мама и хватает папу за брюки. – Белоярцева?! Никогда эта сука не станет частью моей семьи, никогда! – мать кричит во всю глотку, забывая вдохнуть и срывается на плач. – Никогда Серёжа… никогда… я лучше убью её. Всех убью.

Мама?

– Машенька, у тебя же нет доказательств того, что то зверство было совершено с подачи Алисы. – Отец садится на корточки и гладит мать как ребёнка. – Отпусти прошлое. Ты страдаешь много лет, мне больно на тебя смотреть.

– Я терпела весь этот цирк только потому, что её муж твой партнёр, Серёжа, – зло бросила мать. – Не смей унижать меня больше этого. Если Мелания выйдет замуж за Белоярцева, я покончу с собой, так и знай.

– Не выйдет, – успокаивает её отец. – Не выйдет, я обещаю. Успокойся, милая. Я здесь, с тобой. Тебя больше никто и никогда не обидит, ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Знаешь ведь? – Он целует её в лоб и снова гладит, притягивая к себе.

– Знаю, – плачет мать. – Знаю, Серёжа, и благодарю тебя за это.

– Я принесу воды, подожди меня здесь.

Отец встаёт и идёт к двери, а я падаю на руки и ползу в сторону тяжёлых бордовых гардин, скрывающих двери в картинную галерею. Успеваю спрятаться до того, как выйдет отец. Дрожу как осиновый лист, и плачу. Плакать громко, так же сильно, как болит сердце и душа я не могу. Меня услышат. Поэтому кусаю до крови кулак.

Мы на втором этаже, отцу понадобится некоторое время, чтобы дойти до кухни и вернуться. Я снова подхожу к двери и смотрю на мать, которую столько лет считала своей и любила. Даже тогда, когда получала очередную оплеуху или колкое слово, всё равно любила. Почему же я никогда не удивлялась, что не похожа на родителей? Почему? Мама маленькая, миниатюрная, натуральная шатенка, а папа лысеющий, полноватый брюнет с седыми нитями на висках. Я даже рядом с ними не стояла. Почему я никогда не задавалась вопросом: как у двух кареглазых людей могла родиться голубоглазая блондинка? Почему?..

– Тварь безродная, – громко шепчет мать, разрывая на куски мятую бумажку.

Это мама обо мне говорит? Сердце замирает и начинает учащённо биться. Безродная тварь – это я?

– Мама…

– Алиса Белоярцева, – продолжает мать глядя на фото, что стоит в рамке на камине.

На ней родители со старшими Белоярцевыми в день празднования пятилетия компании «Мерис», это уже потом она превратится в огромный холдинг, а пока что это скромная компания по производству бытовых товаров.

Мама берёт рамку в руки и яростно бросает её в огонь.

… – я уничтожу тебя, Алиса. Ты отплатишь кровью за кровь. Много лет я терпела, но всему приходит конец. Твоему сыну не стоило сближаться с Меланией. Я могла бы стерпеть твоё присутствие где-то там, но только не в своей семье. Никогда. Я знаю, что эта девчонка столь же упряма, как и её отец. Она не позволит мне встать между ними.

– Ах! – Едва держась на ногах, я бегу в библиотеку. Через неё можно попасть на лестницу, ведущую к чёрному выходу. Я должна их предупредить. Должна.

Мои ноги скользят по гладкому мрамору, несколько раз я срываюсь, удерживая себя лишь с помощью рук. Мамочка… мамочка сошла с ума. Она выглядит как сумасшедшая с трясущимися рукам и блестящими глазами. Она сделает это, я знаю. Точно сделает. Мама никогда не бросает слов на ветер, и если она говорит, что будет мстить… Я вспоминаю обожжённое лицо папиной любовницы. Мать толкнула её в камин и даже скорой не вызвала. Я… я видела это, но старалась забыть. Мне тогда было всего девять лет.

Спустившись, я кидаюсь к гардеробной и натягиваю горнолыжный костюм, ботинки, шапку. Хватаю ключи и мчусь на улицу. Ветер бросает в лицо снег и заставляет пригнуться – сегодня метель, и это несмотря на начало марта.

Как же мне добраться до них? Дом Белоярцевых в получасе езды на машине, я не смогу дойти пешком по таким сугробам. В гараже стоит отцовский снегоход, он учил меня на нём ездить месяц назад. Только бы бензина хватило. Выкатив его на улицу, оглядываюсь на окна – слова Богу, отцовский кабинет на другой стороне. Родители при всём желании не увидят меня.

Выехав через вторые ворота, поворачиваю и пру напролом, через лес. Так быстрее. Хорошо ещё, что не так темно, иначе точно бы угодила в канаву какую.

Сколько ещё мне ехать? По бокам мелькают высокие сосны и ели, это место днём очень красивое. Но сейчас красота природы лишь тормозит меня. Зачем я еду? Что хочу сказать? Разве тётя Алиса поверит, если расскажу? Мне нужно узнать правду, почему мама её ненавидит, что такого было в их общем прошлом, что мать едва не с катушек слетает, если слышит имя Белоярцевой.

Снегоход останавливается, и сколько я не стараюсь, завести снова не получается.

Я иду сквозь чащу леса, по метровым сугробам и шарахаюсь от каждого скрипа и шороха. Говорят, в наших местах волки не водятся, я очень на это надеюсь.

Вот и дом Белоярцевых. Чтобы попасть внутрь, надо обойти его кругом, с внутренней стороны есть калитка, но что-то не так. В окнах не горит свет. Тётя Алиса должна быть дома, ведь маленькому Арсюшке всего несколько месяцев, да и дядя Вова давно уже дома, если только не уехал в очередную командировку. Парадный вход ближе.

Поздоровавшись с охранником, вхожу на территорию и бегу сквозь широкий двор. Я должна узнать! На звонок открывает дворецкий и пропускает внутрь. Меня здесь все знают с детства, так что представляться нет нужды. Тётя Алиса с младшим сыном в игровой на первом этаже правого крыла. Быстро раздевшись, я несусь к ним и врываюсь в комнату.

– Тётя Алиса!

– Мелания? – Она удивлённо оглядывается и поправив малыша в манеже, идёт ко мне. – Милая, что случилось?

Я вижу её прекрасное лицо, не омрачённое болью и страхом, её красивые рыжие волосы спускаются волнами по спине и плечам, а в карих глазах таится улыбка.

– Тёть Алиса! – Я хватаю её за руку и падаю на колени от усталости. – Вы в опасности!

– Что случилось, дорогая? – Она гладит меня по мокрым волосам и стирает растаявший снег с лица. – Разве сегодня не твой праздник? Почему ты плачешь?

– Потому что… потому что… – Слова никак не идут, но мне просто необходимо ей сказать.

– Что детка?

– Мама! Мама сказала, что я им не дочь. – Слёзы катятся по замёрзшему лицу, но я не могу их остановить. Грудь разрывает глухая тоска. – Мама сказала, что ненавидит меня, – всхлипываю, утираюсь рукавом платья и роняю голову тёте Алисе на грудь.

Она молчит и просто крепко меня обнимает. Маленький Арсюшка гулит облизывая любимую погремушку.

– Даже если ты им не родная дочь, они тебя воспитали, солнышко. Поэтому, они самые настоящие родители. Не бери в голову слова Маши, она очень несчастная женщина, в её сердце полно боли, поэтому слова бывают резки. Наверняка завтра она об этом даже не вспомнит. Не плачь. Скоро приедут ребята, они поехали выбирать тебе новый подарок, ты знаешь? У Ромки хоть и аллергия, но он так надеялся, что щенок тебе понравится.

– Это из-за мамы, – снова плачу, – она ненавидит животных, и папа вернул щеночка. Простите.

– Ты не виновата, солнышко. Пойдём, я приготовлю чай, и мы съедим пирог, хорошо?

– Нет! – вскрикиваю и трясу её за плечи, пугая малыша. Его крик звучит одновременно с моими словами: – Мама сказала, что вы заплатите кровью за кровь! Она хочет вам навредить!

– Кровь? О чём ты? – Она с тревогой оборачивается на младшего сына и мягко меня отстранив, берёт его на руки.

– Мама сказала папе, что ненавидит вас, и что наша дружба с Ромой стала последней каплей, – зачастила я, стараясь побыстрее всё рассказать. – Она предупредила, что мы никогда не поженимся, и вы не станете частью нашей семьи. Сказала, что вы причинили ей много боли. Я в это не верю, тёть Алис, но ведь мама… вы же её знаете…

Я смотрю как эта прекрасная женщина испуганно отступает от меня и прижимает сына. В её глазах стоят слёзы.

– Боже мой, Маша… неужели она до сих пор считает, что причиной той страшной беды стала я?

– Какой беды?

– Это… – она смотрит в сторону и выдавливает: – Когда твоя мама была студенткой, она дружила с нами, старшекурсниками. Лариса Домогарова была моей лучшей подругой и тесно общалась с твоей мамой. Так получилось, что Маша быстро влилась в нашу компанию, но беда была в том, что выбрала она себе уже занятого мужчину, моего мужа. Мы с Вовой были на последнем курсе, и в тот Новый год устроили вечеринку. Маша его… в общем, это не для детских ушей. Я только могу сказать, что на летних каникулах, после нашего выпуска кто-то напал на Машу и причинил ей много боли. Почему-то она решила, что я стала инициатором. С тех пор мы не общались, пока наши мужья не стали партнёрами. А тут волей-неволей пришлось общаться, в рамках вежливости. Но я думала, что спустя столько лет она поняла нелепость своих предположений… оказывается, нет.

– Тётя Алиса…

В этот момент раздаётся трель входного звонка. Едва дворецкий впустил гостя, как слышится цокот каблуков и раздражённый голос мамы.

– Мелания, возьми Арсения и ступайте наверх, – испуганно говорит тётя Алиса. – Боюсь, твоя мама разозлится ещё больше, если увидит тебя здесь.

Отдав мне сына, она выпускает нас через боковую дверь, чмокнув напоследок ребёнка. Но я не ухожу. Сунув соску в рот Арсюшке, я качаю его, чтобы успокоить. Я должна знать, чего хочет мама. Прильнув ухом к двери, задерживаю дыхание и слушаю.

– Маша? – Тётя Алиса взволнована, поэтому её голос звучит надломлено и резко. – Что ты здесь делаешь?

– Я пришла попрощаться, Алиса, – смеётся мать, и мне становится страшно.

– О чём ты говоришь?!

– Ты одна? – Мама не слушает вопроса или делает вид, что не слышит. – А где младшее отродье?

– Не смей так говорить о моих детях! – резко кричит тётя Алиса. – Убирайся из моего дома, если пришла оскорблять!

– О нет, я пришла сюда не за этим. Я пришла вернуть должок, стерва двуличная. Ты заплатишь мне за годы страданий и за бездетность.

– Маша. – Тёте Алисе страшно, я слышу. У меня наворачиваются слёзы, но плакать нельзя, Арсюшка испугается и выдаст нас. – Маша, неужели ты до сих пор считаешь, что это я наняла тех парней?

– А кто ещё? – мама говорит спокойно, но от этого ещё страшней. – Ведь только ты знала, что было в ту новогоднюю ночь и что мой ребёнок от твоего драгоценного Вовочки.

– Нет. – Тётя Алиса прислоняется к двери, будто хочет защитить. – Я никогда бы так не поступила! И с Вовой мы тогда всё выяснили! – она уже кричит, не в силах сдерживать страх. – Я никогда бы не убила!

– Я тебе не верю. Я получила от тебя записку, с просьбой прийти в тот сквер. Я думала, что ты хочешь обсудить варианты, но вместо этого, – мама тоже сорвалась на крик, – но вместо этого на меня напали двое амбалов, изнасиловали и бросили подыхать! Ты хоть знаешь, каково это родить ребёнка на грязной земле… Мёртвого ребёнка?! И хоронить его мне пришлось самой, а потом эти твари снова пришли и уже избили меня, пообещав, что, если я расскажу, меня просто убьют. Ты хоть знаешь, каково это, потерять всё в девятнадцать лет?!

– Маша, это не я! Не я!

– Но ведь записку написала ты, и я храню её все годы как напоминание о предательстве и боли. И ты познаешь это, Алиса. Ты узнаешь каково это – терять детей.

– Нет. – За дверью она падает на колени и плачет. – Не трогай их, Маша. Я умоляю тебя, не трогай детей. Ты же не убийца.

– О, мне пришлось измениться, дорогая. – Мама подошла поближе и усмехнулась. – Мне пришлось испепелить своё сердце, чтобы выжить. Прощай.

Я слышу, как она уходит. Тетя Алиса плачет и стонет, клянет мать и кричит, что она невиновна. Но, что она может ещё сказать? Я знаю маму, если она решила, что кто-то виновен, то её танком не сдвинешь с этого пути, она уничтожит человека.

Постучав, я открываю дверь и перешагиваю через ноги тёти. Арсюшка сосёт соску причмокивая. Присев, я заглядываю в заплаканное лицо.

– Тётя Алиса, где дядь Вова? Позвоните ему, пусть едет домой. Вам нельзя оставаться одной. И ребятам позвоните, пусть возвращаются, лучше всего будет на время уехать. У вас же есть дом за границей? Тёть Алис, вы же знаете маму, она может быть страшным человеком. Пожалуйста. – Я тоже плачу. – Уезжайте!

– Что? Да, точно. – Она вытирает слёзы и забирает сына, прижимая к груди. – Где мой телефон? Ах. – Она оглядывается в поисках сотового и замечает его на полу, рядом с манежем.

Её руки дрожат, пока она набирает мужа и слушает гудки. Когда же раздаётся громкое да, тётя Алиса начинает кричать и плакать, бессвязно объясняя ему проблему. Я забираю телефон и рассказываю всё, что услышала. Дядя Вова говорит, что ему нужен час, чтобы добраться до дома. Он говорит запереть все двери и никого не впускать. Требует позвонить в милицию и обрисовать ситуацию.

Передаю сообщение тёте Алисе, она кивает и даёт распоряжение дворецкому. Но из-за метели городской телефон не работает, и сотовая связь постоянно барахлит. Она бросает трубку на диван и бежит на второй этаж.

– Мне надо собрать вещи. Мелания, ты можешь подержать Арсюшку?

– Да, конечно. – Я забираю ребёнка и иду следом, чтобы сын видел маму, ведь ему и так страшно.

Через пятьдесят минут, уложив несколько чемоданов вещей и документы, мы спускаемся на первый этаж, чтобы попить чай. Уже в дверях кухни мне кажется, что в воздухе чем-то пахнет. Слышен тихий щелчок за дверью. Тётя Алиса роняет сумку и толкает меня в коридор:

– Беги! Здесь газ!

Мы несёмся к чёрному входу рядом с кухней, через него ходят работники. Едва открыв замок и сделав шаг на улицу, одновременно слышим взрыв и оборачиваемся на дом. Тётя Алиса успевает отдать мне сына и толкнуть на снег. Я падаю и кричу, и вижу, как пламя охватывает мою любимую тётю, женщину, что заменила мне мать.

От страшного грохота я теряю на время слух, в голове стоит гул, поэтому не сразу замечаю, что с Арсением что-то не так. Опускаю голову, и упираюсь взглядом в его застывшие глаза.

Мой крик нем, я его не слышу, но спину обжигает жар и сознание уплывает…