Аномалия

– Ладно, Дэвид. У меня сегодня нет пациентов. Дождемся Джоди, а пока что я объясню тебе план лечения.

Пол долго что-то объясняет, Дэвид слушает не перебивая. Но на следующий день Полу придется еще раз ему все объяснить, потому что он ничего не запомнил. Дэвид думал о лице Джоди, о ее взгляде, исполненном неописуемого отчаяния, о глазах детей – рано или поздно придется объяснить им тоже, что папа очень болен, Грейс, Бенджамин, дорогие мои, мужайтесь, теперь вы должны будете помогать маме и очень хорошо себя вести, ладно? И еще он подумал о своей медицинской страховке, хоть и отличной, конечно, но они же проведут свое расследование и упрекнут его, что он скрыл, что курил аж десять лет, с пятнадцати до двадцати пяти, и потом подумал о неизбежных болях, о деградации на финишной прямой, о кремации, даже о том, какую музыку выберет для друзей, надо что-нибудь посимпатичнее, да, Пол? Рок-н-ролл, блюз, только не занудный реквием кого-то там, еще он подумал о плате за учебу, о кредите на квартиру, который он заблаговременно погасил, вот идиот, ведь в случае смерти страховка его бы покрыла, он подумал обо всем, что будет и что произойдет потом, после того как. Он даже подумал о совсем странных вещах.

– Кстати, Пол… у тебя в приемной…

– Что?

– Фикус. Надо бы тебе его полить.

Сейчас 17.33, и солнце скрывается.

* * *

24 июня 2021, четверг, 22.28.

Нью-Йорк, больница Маунт-Синай

Фикус в приемной у Пола выжил. Но Дэвид туда уже не вернулся, он больше никогда не увидит, как проплывает солнце между небоскребами, да и вообще не увидит солнца. Палата 344 в Маунт-Синае выходит прямо на север, через несколько дней он наверняка ее освободит. В его заострившихся чертах поселилась смерть.

От болей ему дают экспериментальное нанолекарство, разработанное французами в дополнение к морфию, благодаря которому не требуется постоянно увеличивать дозировку. Врачи спасовали перед раком. Слишком он вирулентный, инвазивный, запущенный.

В дверь постучали, но никто не откликнулся: Дэвид лежит без сознания, рядом в кресле дремлет Джоди, измученная долгими бессонными ночами. Дети уже три дня живут у Пола. Дверь осторожно открылась, и в палату вошли двое мужчин в черных костюмах с золотыми бейджами. Один из них молча склонился над Дэвидом, зацепил палочкой слюну в уголках его губ, опустил ее в пробирку и тут же вышел. Второй вытащил мобильник, сфотографировал умирающего с трубкой в трахее, переслал кому-то картинку и сел на стул, не в состоянии оторвать глаз от изможденного лица.

Болтанка

10 марта 2021 года.

Восточное побережье США, международные воды,

42° 8' 50" N 65° 25' 9" W

Все счастливые полеты похожи друг на друга. Каждый турбулентный полет турбулентен по-своему. В 16. 13 чуть южнее Новой Шотландии, перед самолетом, выполняющим рейс “Эр Франс” 006 Париж – Нью-Йорк, вырастает ватный барьер гигантского грозового облака. Атмосферный фронт поднимается, и очень быстро. До него еще лететь минут пятнадцать, но он растянут дугой на север и на юг на сотни километров и достигает потолка на высоте около 45 000 футов. “Боинг-787”, летящий по направлению к Нью-Йорку на высоте 39 000 футов, должен вскоре приступить к снижению, но обогнуть облако им не удастся, и в кабине пилота начинается суматоха. Второй пилот Гидеон Фавро сравнивает карты с показаниями метеолокатора. Гряда облаков и обширный холодный фронт на нем не видны, и Фавро уже не просто удивляется, он не может скрыть тревоги.

Мутная серая стена с радужной верхней кромкой, подсвеченной ослепительным солнцем, несется им навстречу на бешеной скорости, жадно пожирая облачный слой, который питает и поддерживает ее. Капитан Маркл вводит частоту диспетчерского центра Бостон, проверяет показания приборов, заметив на метеорадаре красное пятно на расстоянии 120 миль. Помотав головой, он отставляет чашку кофе, и тут Бостон отзывается на своей частоте.

– Всем самолетам в зоне Бостон-центра. В связи с исключительными погодными условиями на Восточном побережье, все аэродромы, кроме JFK, закрыты. Полчаса назад были отменены все взлеты на Восточном побережье. Ситуация меняется слишком быстро, и мы не смогли предупредить пилотов заранее. JFK Канарси открыт для посадки.

– Бостон-центр, добрый день, это “Эр Франс” 006, идем к Кеннебанку, эшелон три-девять-ноль. У нас впереди настоящий монстр. Разрешите курс три-пять-ноль для обхода следующие восемьдесят миль.

– “Эр Франс” 006, это Бостон-центр. Обход по своим средствам разрешен. Свяжитесь с Кеннеди на частоте 125.7. Bye bye.

Маркл поморщился, наблюдая, как с севера на юг неумолимо затягивает горизонт. Это его предпоследний полет через Атлантику, и небо явно вознамерилось сделать его незабываемым. Он связывается с аэропортом.

– Кеннеди-подход, это “Эр Франс” 006, у нас достаточно горючего, чтобы пройти вдоль грозового фронта, с отклонением курса на юг до Вашингтона.

Щелчок, другой женский голос, низкий.

– Сожалею, 006. Не выйдет. Такие же погодные условия до Норфолка и дальше. Сейчас на юге может быть еще хуже. Спуститесь, когда получится, на один-восемь-ноль и возвращайтесь на курс к Кеннебанку. Следуйте по плану.

Маркл качает головой, отрубает связь, хватает микрофон и ободряющим голосом объявляет пассажирам, сначала на английском, потом на вполне сносном французском:

– Говорит командир корабля, пожалуйста, немедленно займите свои места, пристегните ремни безопасности и отключите все электронные устройства. Мы входим в зону очень сильной турбулентности. Еще раз: очень сильной турбулентности. Прошу вас разместить ручную кладь и компьютеры под сиденьем впередистоящего кресла или на верхней багажной полке. Не оставляйте открытыми жидкости и поднимите столики. Бортпроводники, пожалуйста, убедитесь, что пассажиры в безопасности, и немедленно займите свои места. Повторяю, после проверки безопасности пассажиров, пожалуйста, немедленно займите свои места.

Грозовое облако приближается, это суперъячейка, совсем непохожая на классическое кучево-дождевое облако. То есть не просто одиночная облачная наковальня, которая вздымается до верхних слоев атмосферы, а десятки наковален, словно поднятых невидимой рукой и слившихся у границы тропопаузы. В океане корабли, видимо, попали в апокалиптический шторм. За двадцать лет полетов на дальняках Марклу ничего подобного видеть не приходилось. Во всяком случае, это уж точно гроза года. Верхняя граница стратосферного купола достигает шестнадцати километров. Он мог бы попытаться пройти между двумя очагами, но тогда самолет врежется в следующий. На метеорадаре – длинная красная косая черта, стена воды и льда.

– Ты видишь, как быстро оно растет? – волнуется Фавро. – Дойдя до края облака, мы угодим в такой нисходящий поток, мало не покажется. Нам сквозь него не пролететь.

Гидеон имеет все основания для беспокойства, думает Маркл, даже если он всего год летает на трансатлантических рейсах и три на дальняках. Он включает микрофон и обращается к пассажирам, пытаясь задорным тоном разрядить обстановку.

– Hello, folks, с вами снова командир корабля Маркл, я еще раз прошу вас оставаться на своих местах, пристегнуть ремни безопасности и проверить, пристегнуты ли дети, сидящие рядом с вами. Повторяю, отключите все электронные устройства. Весьма вероятно, что в течение следующей минуты мы попадем в воздушную яму. Бортпроводники, убедитесь, пожалуйста, что пассажиры в безопасности, и займите свои места… Жду подтверждения.

– Все на местах и пристегнуты, подтверждаю, – раздается голос старшей бортпроводницы.

– Хорошо, я не исключаю, что вас ждут сильные ощущения, и гарантирую, что вы не забудете этот полет, но, если вы пристегнуты, вам ничего не грозит, поверьте. Американские горки для любителей сельских ярма…

Внезапно, даже не достигнув еще грозового фронта, “боинг” проваливается в воздушную яму и начинает падать. Несмотря на прекрасную звукоизоляцию, Марклу и Фавро кажется, что они слышат, как кричат пассажиры.

Десять бесконечных секунд самолет длит свободное падение и врезается в облако в наихудшем месте из возможных – на юго-западной стороне очага, в пугающем пикировании под углом в 30 градусов при включении защитных режимов автоматики. “Боинг” подхватывают и крутят вихревые потоки облака, и в тот же миг в кабине пилота загорается свет, потому что вокруг ночь, темно хоть глаз выколи, и стоит ужасный грохот: сотни увесистых градин обстреливают самолет, испещряя впадинами пуленепробиваемые стекла. Кажется, что этим нескольким мгновениям нет конца, но, несмотря на шквалы смерча, “боинг” влетает в восходящий поток и немного восстанавливает подъемную силу; на этот раз у всех возникает ужасное чувство, что их расплющило на самом дне ямы.

Маркл, пристегнутый к креслу, выжимает максимум из обоих двигателей “Дженерал электрик”, потому что самолет оказался в зоне конвергенции, вот засада, ладно бы еще на Рио – Мадрид, у экватора, но что эта хрень делает посреди Северной Атлантики? Блядь, бред какой-то, у нас самые мощные движки, крылья редкой гибкости, еще не хватало расколоться пополам, словно кукурузник, ну уж нет. На симуляторе нам это сходило с рук десятки раз, даже при отказе двигателей, разгерметизации, даже если сдыхала вся авионика и приборы, черт, мы же не грохнемся взаправду. Маркл не думает ни о детях, ни о жене, пока еще не думает, возможно, пилоты погибают, не успев мысленно прокрутить свою жизнь, и Маркл вообще не думает о пассажирах, в данный момент он просто пытается спасти большой, тяжелый, неуклюжий “боинг”, повторяя заученные, бесконечно отрепетированные жесты, он доверяет своим рефлексам и двадцатилетнему опыту. Но что и говорить, дело плохо.

Смертельно бледные Маркл и Фавро, которых трясет и подбрасывает, сосредоточились на приборах, они борются с бурей, как позже выяснится, с самой страшной, самой внезапной за последние десять лет, указатель оборотов левого двигателя показывает потерю мощности в 15 %, но электромагнитное грозовое поле нарушило работу бортовой авионики. Наконец захваченный вихрем самолет начинает сопротивляться, держится более или менее горизонтально и в итоге стабилизируется, притом что град не ослабевает, но хоть лобовое стекло и покрыто выбоинами с внешней стороны, на его втором, внутреннем, слое нет никаких опасных микротрещин.

Как только толчки немного ослабевают, Маркл обращается к пассажирам. В салоне стоит оглушительный шум, но он пытается не сорваться на крик.

– Sorry, folks, за болтанку. Нам придется продолжать свой полет в Нью-Йорк сквозь грозовое облако и, следовательно, трястись еще, по крайней мере…

Внезапно кабину пилота заливает ослепительное солнце, “боинг” резко ускоряется, и все моментально стихает, атмосферные невзгоды явно остались позади.

Маркл проверяет приборы и не верит своим глазам. Самолет летит отлично, двигатели работают нормально, но приборы явно сошли с ума. Несмотря на головокружительное падение в течение минимум пяти минут, высота вновь стабильно поддерживается на 39 000 футов, метеорадар отказывается сигнализировать хоть малейшую турбулентность, их курс – два-шесть-ноль.

Он снова берет микрофон:

– Ну что, как вы могли убедиться вместе со мной, мы только что вышли из облака без особых повреждений. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах до дальнейших указаний и держите все электронные устройства выключенными. Бортпроводники, можете отстегнуть ремни, спасибо. Доложите, пожалуйста, о ситуации в пассажирском салоне.

Отложив микрофон, Маркл выставил на ответчике аварийный код 7700. Надел наушники, вызвал Кеннеди-подход.

– Mayday, Mayday, Mayday, Кеннеди-подход, это “Эр Франс” 006. В результате турбулентности при пересечении грозового слоя и значительного обледенения пострадавших нет, но у нас отказали все индикаторы и высоты, и скорости, радар глючит, лобовое стекло сильно повреждено.

На сей раз на диспетчерском пункте Кеннеди ему отвечает мужской голос, и в нем звучит удивление.

– Mayday принят, “Эр Франс” 006. Подтвердите код ответчика 7700.

– Нью-Йорк, “Эр Франс” 006, подтверждаю код 7700.

Голос, в котором сквозит абсолютное непонимание, повторяет:

– “Эр Франс”, это Кеннеди-подход, подтвердите код ответчика 7700. Я правильно вас понял, “Эр Франс” 006?