Сотня. Смутное время
– Так я бы и тебя подобрал, будь ты с ними. Мне ведь всё одно, что две, что три девчонки везти. Они нам с мамкой по дороге попались, – сам не зная зачем, пояснил Матвей. – А знал бы, что у вас так плохо, сам бы тебя позвал. Да только, думаю, не получилось бы ничего. Батька твой небось с винтарём бы встретил.
– Это он может, – грустно усмехнулась Катерина.
– Вот я и говорю, пустые хлопоты.
– А вы по весне за черемшой пойдёте? – вдруг спросила Катерина.
– Обязательно. Мать уже извелась вся. Ворчит, что свежего хочется, – хмыкнул парень, вспомнив тихое бурчание Настасьи. – Я вон завтра хочу на пасеку к деду Святославу съездить. Айда со мной? Хоть мёду малым своим возьмёшь.
– Да на что ж я его менять стану? – изумилась Катерина. – У нас и нет ничего. Инструмент всякий и то милостью вашей имеем, – вспомнила она историю с ремонтом.
– Ты это брось. Милость. Соседи мы, Катя. А в станице соседу завсегда помогали.
– Матвей, а правда, что ты с вдовой Ульяной любовь крутил? – неожиданно спросила девушка, и Матвей от этого вопроса едва не запнулся на ровном месте.
– Это ты с чего такое взяла? – растерянно поинтересовался он.
– Люди бают, – пожала девушка плечами. – Гуторят, что вы потому ей коня и отдали, что ты с ней… – она запнулась и, покраснев, опустила взгляд.
– Отдали, – спокойно согласился Матвей, взяв себя в руки.
– Выходит, правда?
– Выходит, что дураки языками чешут, – фыркнул парень. – У неё мерин едва копыта таскал. А там ещё и дитё малое. Ульяна одна и в поле и дома ломалась. А без доброй лошади им и вовсе осталось бы с голоду сдохнуть. А мы тогда после ярмарки с добычей вернулись. Вот и отдали кобылку свою. Тоже не молодая, да всё одно лучше, чем мерин её. Тебе я тоже коня отдал, так что, выходит, и с тобой у нас любовь была? – иронично поддел он собеседницу.
– Дурак, – надулась Катерина.
– Да ты не злись. Это я к тому, что не всякой байке верить надо. Тем паче что Ульяна теперь мужняя жена и слухи про неё распускать не след. Нехорошо это. Неправильно.
– Так я и не распускаю. Потому и решила у тебя спросить, – тут же залепетала Катерина, сообразив, что влезла не в своё дело.
– А оно тебе надо? – всё так же иронично поинтересовался парень. – Запомни, Катюша. Ежели мужик принялся своими подвигами у женщин хвалиться, то почти все его рассказы враньё несусветное. Толковый мужик никогда и никому о том рассказывать не станет. Потому как это не только его, это ещё и женщины его касаемо.
– Выходит, даже будь оно правдой, всё одно бы не признался? – уточнила девушка, разглядывая его с каким-то непонятным интересом.
– Нет. О таком я даже на исповеди не признаюсь. Поговорка такая есть. Что знают трое, знает и свинья. А это только моё. К тому же, там и так трое получается.
– Почему?
– Да потому. Я, она и господь бог. Уж ему-то всё известно, – усмехнулся парень, подмигивая ей.
* * *Зима прошла, можно сказать, спокойно. Было несколько стычек со степняками. Пару раз в степи объявлялись горцы. Но всё это было бедами знакомыми, можно сказать, привычными. А вот с наступлением тепла случилось то, чего никто никак не ожидал. Всё началось с того, что рядом со станицей появилась целая стая байбаков. Сурков, в переводе на привычный язык. Обычно эти животные очень осторожны и стараются держаться от людей подальше. Но не в этот раз.
Что именно заставило этих обычно скрытных зверьков мигрировать и перебраться поближе к человеческому жилью, никто так и не понял. Обычно так они спасались от возможного наводнения. Да, в степи иногда и оно случается. Особенно если где-то неподалёку имеется полноводная горная река, навроде Куры или Терека. Бейсуг, река хоть и не самая большая, но иногда и с ней подобное случается.
Но в этот раз никакого наводнения не случилось. А вот нашествие сурков даже очень. Понимая, что перед севом зверьков нужно как-то отогнать от пашни, казаки принялись устраивать на них настоящую охоту. Точнее, отправляли на неё младшее поколение. У старших и так забот хватало. Мальчишки заливали норы водой, вынуждая сурков выбираться на поверхность, и тут же били их короткими пиками. Палками, к концу которых были прикручены старые, остро наточенные ножи.
Весенний сурок, хоть и не очень жирный, а всё одно мясо у него нежное. Так что такому прибытку в семьях были рады. Но именно эта добыча и стала причиной вспыхнувшего в станице мора. Тиф. Эта страшная болезнь начала выкашивать население станицы целыми семьями. Когда старики поняли, что именно случилось, погибло уже порядка дюжины человек. По команде старшин казаки выгнали весь скот за околицу. На свежую траву.
Было странно наблюдать, как ранним утром, казачки с подойниками выходят в степь и начинают громко окликать своих рогатых кормилиц. Коровы, буйволицы, громко мыча, спешили на зов. Скотине, как и людям, было страшно и непривычно, но иного выхода не было. Кони тоже то и дело подходили к воротам станичной огородки, но уводить их в стойла никто не решался. Помрут хозяева, и скотина погибнет без ухода.
Помня, что при любом поветрии первая защита это гигиена, Матвей едва не силой потребовал от родителей мыть руки и умываться после каждого выхода из дома. Понимая, что говорит он это не просто так, родители и не подумали противиться. Все контакты с соседями были сведены до минимума. Даже ремонт инструмента производился только после обработки его мыльной водой. Проще говоря, принесенный для ремонта инструмент опускался в старую бочку с мыльным раствором.
После этого Григорий или Матвей доставали его оттуда клещами и тут же отправляли в горящий горн. Что именно их спасло, такие меры предосторожности или благоволение забытого бога, неизвестно, но семья Лютых пережила мор без ущерба. Да, отсеялись позже положенного. Да, был большой риск, что посеянное зерно засохнет на корню. Ведь погода стаяла не по-весеннему жаркая и сухая, но в остальном обошлось. Даже выпущенные за околицу животные вернулись в полном составе.
А вот у соседей всё обстояло не так радужно. Резко прибавилось в станице вдов и сирот. То и дело над поселением раздавался поминальный звон колоколов, а в церкви служили поминальные молебны. Даже вездесущая малышня перестала носиться по улицам, оглашая их своими воплями. Глядя на воцарившееся в станице уныние, Матвей только вздыхал и головой качал, не зная, как ко всему этому относиться.
– Не журись, – посоветовал Григорий, заметив его состояние. – Всякое бывало, так что и это переживём.
– Оно понятно. Да только обидно, что столько народу за просто так сгинуло, – вздохнул Матвей в ответ. – Сирот много стало.
– Это да, – удручённо кивнул кузнец. – Семёна с женой не стало. Да ещё трое ребятишек у них померло. Катерина теперь за старшую. Вот ведь судьба у девки, – покачал он головой. – У Никифора младшенький помер. Да много у кого горе в дому.
– Они хоть посеять-то успели? – озадачился Матвей.
– Ты про Катерину? Не знаю. Нет вроде. Семён за седмицу сгорел. Дарья его немногим больше продержалась. Не до того им было.
– И как им теперь?
– Всем миром помогать станем, чего ж теперь, – развёл Григорий руками.
– Трудно им придётся, – протянул Матвей, вспоминая ярко-синие глаза и милые ямочки на щеках девушки.
– Я гляжу, запала тебе Катерина в душу, – помолчав, едва заметно усмехнулся Григорий.
– Самому бы знать, – неожиданно честно даже для самого себя признался Матвей. – Вроде гляну и смотреть хочется, а такого, чтобы дышать без неё не мог, вроде и нету. Красивая она, ничего не скажешь.
– Это верно. Красивая Катька девка. Таких ещё поискать. Да только с ней теперь ещё и малышей трое. А их всех кормить надо.
– Так у них что, совсем родичей нет? – насторожился парень.
– Там ведь как вышло, – смутился Григорий. – Семён с Дарьей против воли родительской сошлись. Даже венчаться в Екатеринослав ездили. А после сюда приехали.
– Так они не местные? – не унимался Матвей.
– Из-под Армавира приехали. Есть там станица малая. Роду-то они оба доброго. Да только самокруткой всё решили. Вот родичи от них и открестились. Может, с того и пошло у Семёна всё наперекосяк.
– Старая кровь, – задумчиво кивнул Матвей, припомнив один старый разговор с дедом Святославом.
– Верно. Оба старой крови были. Родовые, – удивлённо кивнул Григорий. – А ты про то откель знаешь?
– Дед Святослав как-то обмолвился.
– Ну да, он точно знает, – понимающе кивнул кузнец. – Так чего задумал, признавайся, – вдруг потребовал он.
– Пока ничего, бать, – ушёл Матвей в глухой отказ. – Так, думаю просто.
– Ну-ну. Думай. А ежели по правде сказать, то добрая Катерина жена будет. Вот помяни моё слово.
– Это ты с чего так решил? – удивился Матвей.
– То не я, то мать твоя так гуторит, – быстро перевёл кузнец стрелки. – Уж она-то точно знает. Да и то сказать, с малолетства за младшими присматривает да по хозяйству матери помогает. Ей ли хозяйкой не быть?
– Ну, тоже верно. Да только для лада в семье одного этого маловато будет, – проворчал Матвей в ответ. – Вы вон с матерью по сию пору друг на друга глянете, и глаза загораются.
– Да уж, сложилось у нас, – смутившись, буркнул Григорий.
– Вот и я так хочу. Чтобы сложилось, – быстро нашёлся парень и, оборвав разговор, принялся рыться в старом железе.
– Ты чего там вчерашний день ищешь? – озадачился кузнец.
– Где-то тут подкова была, от степного коня. Ты давеча Лукьяну коня перековывал.
– Было. А тебе зачем?
– Так у Катерины тоже степняк в хозяйстве. Вот и решил подковы заранее отковать. Чтобы после не возиться.
– Брось. У нас тех подков, вон, целый ларь. На любой размер, – отмахнулся кузнец. – Надо будет, по копыту подберёшь.
Вздохнув, Матвей бросил греметь железками и, вернувшись к горну, задумчиво поворошил в нём угли.
– Хватит маяться. Ступай уж, – усмехнулся кузнец. – Вижу ведь, задумал чего-то, а как сделать, сам не знаешь. Так ежели задумал, пойди да сделай.
Удивлённо хмыкнув, Матвей растерянно улыбнулся и, быстро сполоснув руки в бочке, отправился в дом. Достав из подпола горшок с орехами в меду и горшок с такой же ягодой, он уложил всё в крепкую корзину и, выйдя на улицу, решительно зашагал к дому девушки. К удивлению парня, на улицах станицы хоть галопом носись. Словно вымерли все. Эта мысль больно резанула Матвея. Он и сам не ожидал такой реакции на случившееся.
Подойдя к нужному тыну, он внимательно огляделся и, зайдя во двор, прислушался. Откуда-то из-за дома послышались звонкие детские голоса. Обойдя хату, Матвей оказался у небольшого огорода, на котором возилось всё выжившее семейство. Катерина, пропалывая грядки, что-то негромко напевала, а трое малышей слушали её открыв рот.
– По здорову ли, хозяйка? – негромко поздоровался Матвей.
– Ой, Матвей. Ты чего тут? – резко выпрямившись, удивлённо спросила девушка.
– Да так. Узнать зашёл, как вы тут. Может, помощь какая нужна?
– Благодарствуй, да пока управляемся, – подобравшись, вежливо поблагодарила Катерина.
– Не дури, Катя, – вздохнул Матвей. – Знаешь ведь, я с добром к тебе. Вот, возьми. Малых своих порадуешь, – протянул он ей корзину.
– Спаси Христос. А что это? – осторожно взяв корзинку, спросила девушка, не сдержав любопытства.
– Помнишь, я как-то говорил, что орех в меду больно вкусен?
– Было, помню, – улыбнулась девушка.
– Вот, попробовать принёс. Там ещё и ягода в меду. Может, пирожка малым спроворишь.
– Муки почти не осталось, – опустив голову, еле слышно призналась Катерина. – И посеять ничего не успели.
Матвей заметил, как по щекам девушки покатились слёзы. Она осталась самой старшей в семье и отлично понимала, что в сложившейся ситуации им с детьми без помощи соседей просто не выжить. Но и соседи тоже жили ожиданием осени. Ведь из-за мора сев прошёл не вовремя и потому им теперь предстояло решать проблему добычи хлеба.
– Ты, это. Заходи, ежели чего, – запнувшись, негромко подсказал Матвей. – Я с батей говорил. Он сказал, помогать станем. И дурного не думай. Не попрошу я ничего. Не то время.
Не прощаясь, парень развернулся и быстрым шагом вышел на улицу. Как объяснить девушке, вечно ждущей ото всех подвоха, что насильно мил не будешь, Матвей не понимал. Её отец, ушибленный несчастьем дочери, сумел внушить ей страх перед любым, кто пытался хоть как-то наладить с ней отношения. Пусть даже просто дружеские. Вот и жила девчонка в вечном ожидании подвоха.
Вернувшись в кузню, парень уселся на чурбачок и, задумчиво ероша себе чуб, принялся прикидывать, как можно помочь девчонке. По всему выходило, что придётся ехать в соседние поселения за мукой. Хлеб в их положении самый главный продукт. А с учётом того, что посеять они ничего не успели, то покупать надо много.
– Сходил? – с порога спросил Григорий, входя в кузню.
– Сходил, – всё так же задумчиво кивнул Матвей.
– И как у них?
– Хреново, – не сдержавшись, прямо высказался парень. – Мука на исходе, и посеять ничего толком не успели.
– Да уж. Задачка, – вздохнул кузнец. – И чего делать думаешь?
– За хлебом ехать надо. Муку покупать. Думаю, она и нам самим лишней не станет. Сеять-то поздно затеяли.
– Вот и я так думаю, – неожиданно согласился Григорий. – Да и мать сетует, что муки мало осталось. В общем, собирайся, сын. В Екатеринослав поедем. Благо денег хватает. А по осени на ярмарке ещё заработаем. Ты замки свои делай. Добрый товар. Быстро расходится.
– Возни с ними много, – скривился парень.
– Всё одно делай. Нам лихое время пережить потребно, – надавил кузнец.
– Добре. Вернёмся, займусь.
Их разговор прервало появление Настасьи. Влетев в кузню, словно вихрь, казачка с ходу приняла свою излюбленную позу и, оглядев мужскую половину семьи, возмущённо спросила:
– Вы чего это расселись, словно на именинах?
– Так заказов нет, Настя, – улыбнулся Григорий в ответ. – А клинок затевать сегодня поздно. Да и металла для такой работы маловато.
– Да я не о том, – нетерпеливо отмахнулась Настасья. – Я там отложила кой-чего Катерине. Матвей, запрягай коня, отвезёшь.
– Ты чего затеяла, мать? – растерялся кузнец.
– Как это чего? Нешто можно детей малых без куска хлеба оставить? Вот и сложила им на первое время. А вы, как с мукой вернётесь, можно будет и ещё чего собрать. Шевелись, Матвейка, – подогнала она растерянного сына.
– Вот бес в юбке, – восхищённо рассмеялся Григорий, обнимая жену.
* * *Как было сказано на кольце известного царя – всё проходит, и это пройдёт. Станица пережила и навалившийся мор. Отплакали, отвыли вдовы, пришли немного в себя вдовцы, разобрали по соседям и родичам сирот, и жизнь снова начала входить в свою колею. Матвей, исполняя долг, регулярно выезжал в патрули и разъезды. Будучи единственным в станице пластуном, он просто вынужден был тянуть службу, потому как больше просто некому было.
Григорий, заметив, как похудел и осунулся парень за время этих бесконечных выездов, даже отодвинул его от работы в кузне. Самого Матвея это не устраивало от слова совсем. Все начатые дела оказались отложенными, и конца этим проблемам не было видно. Макар Лукич, один из старшин станицы, сочувственно глядя на парня, только головой качал и, вздыхая, тихо ворчал:
– Вот ведь запрягли казака. И как только тянет?
Матвей же, понимая, что заменить его просто некем, сцепив зубы, продолжал тянуть свою лямку, возвращаясь в станицу, только чтобы помыться и переодеться. Настасья, не выдержав, умудрилась закатить скандал старшинам, кроя их так, что краснели даже кинжалы на их поясах. В общем, спустя два месяца такого режима было принято решение выпускать Матвея из станицы только в том случае, если возникнет необходимость в следопыте.
Самому парню вся эта неразбериха не доставляла больших неудобств, но все затеянные дела встали, а значит, нужно было как-то выкручиваться. Он ничего сложного в жизни в степи не видел, но регулярные возвращения обратно в станицу несколько выбивали из колеи. Как говорится, вы или туда, или сюда, а то раздражает. В общем, всё когда-то кончается, кончилась и эта катавасия. Отмывшись в бане и отоспавшись, Матвей отправился в кузню.
Григорий, не ставший трогать на его столе ничего, что было оставлено, увидев сына, едва заметно улыбнулся и, кивая на разложенные части, спросил:
– Помнишь хоть, что делать хотел?
– Да тут и помнить нечего. Собрать только правильно надо, – усмехнулся парень в ответ.
– Много замков собрать успеешь? – поинтересовался Григорий, подходя к столу.
– Полдюжины уже есть, ещё штуки три соберу, – подумав, решительно ответил парень.
– Добре, – обрадованно кивнул кузнец. – У меня уж про них спрашивали.
– Кто? – удивился Матвей.
– А старшина торговый, что бумаги на ярмарке выписывает на торговлю.
– А ему-то что до тех замков?
– Понравились. И про врезные спрашивал. Говорит, их многие спрашивают.
– О, как, – удивлённо хмыкнул Матвей. – Да уж, знать бы раньше.
– И чего?
– Так частей бы побольше наделал. Глядишь, успел бы и пару десятков собрать.
– Бог с ним. Сколько есть, столько и будет, – отмахнулся Григорий. – Всё одно на всю выручку придётся хлеба закупить. В поле-то у нас едва треть от посеянного взошло. И у всей станицы так.
– Да уж, оказия, – скривившись, вздохнул парень, быстро прикидывая, как ещё можно поправить пошатнувшиеся дела.
– За Катерину думаешь? – вдруг спросил Григорий.
– Нет. Не до неё теперь, – качнул Матвей чубом. – Хотя и ей бы помочь не мешало.
– Не оставят их, – кивнул кузнец. – Поможем. Нам-то проще. Слава богу, живы все остались. А остальное – дело наживное.
– Тоже верно, – задумчиво кивнул Матвей. – А что старшины по клинкам решили? Будут заказывать?
– Будут. Я уж всё нужное на бумаге описал и им отдал. В общем, каравана ждём.
– Неужто поехали? – изумился парень.
– Поехали. Раньше-то не до того было. Так что, теперь как привезут, самая работа начнётся.
– А у нас сколько на продажу готово? – не унимался Матвей.
– Так сколько и было. Восемь пар, как сделали, так и лежат.
– Эх, встретить бы того князя ещё раз, – вспомнив горячего грузина, усмехнулся Матвей.
– Да уж. Повезло нам в тот раз. Одним махом все клинки забрал и не поморщился, – понимающе усмехнулся Григорий.
– Бать, хлеб зерном, или сразу мукой брать станем? – задал парень весьма актуальный вопрос.
Готовая мука обходилась в покупке хоть и дороже, но в итоге её выходило больше, чем просто обмолоченного зерна. Так что вопрос был не праздный. К тому же на мельнице за работу приходилось отдавать часть продукта, что его никак не устраивало. Не то время, чтобы хлебом разбрасываться. В общем, тут было о чём подумать, но, похоже, Григорий этот вопрос уже успел обдумать.
– Так и того, и другого брать надобно, – вздохнул кузнец. – Семенное зерно-то пропало.
– Вот ведь… – снова скривился Матвей. – И у всех так?
– Само собой, – удручённо вздохнул кузнец.
– Так выходит, за хлебом всем ехать надобно?
– Ну, а как иначе? Многие уже ездили, закупились. Да не все съездить смогли. Вон, Катерина твоя так лебедой и перебивается.
– Как лебедой?! – ахнул Матвей, не веря своим ушам. – Ты ж говорил, что все соседи помогать станут.
– Так помогают. Да только не все, – смутился Григорий. – Да и не все могут.
– Там же дети малые! – продолжал сокрушаться парень.
– А то я не знаю, – фыркнул Григорий. – Да нынче-то им полегче. На огороде всякого уродилось, да и мы иной раз хлебушка приносим. Настя вон, как чего печь затеет, обязательно им часть снесёт.
– Да уж, ситуация, – мрачно протянул Матвей, лихорадочно ища выход из положения.
– Да ты не сомневайся. Мать её не оставит. А раз уж так за неё радеешь, мог бы и сам зайти, узнать, как там дела, – мягко попенял кузнец сыну.
– А то ты не знаешь, как у меня лето прошло, – хмуро буркнул Матвей.
– Тоже верно, – смутился Григорий, вспомнив, как буянила жена в общественной хате. Доме, предназначенном для собраний старшин станицы.
– Бать, дозволь с тех денег, что я за замки выручу, Катерине запас муки и зерна купить, – помолчав, попросил парень. – Знаю, что не особо и моё это дело и что нам они только соседи, но не могу так, чтобы дети малые с голоду лебеду ели, а сам стану булки жрать. Я после ещё замков всяких наделаю. У меня задумок всяких много.
– Добрый казак вырос, – усмехнулся Григорий, потрепав сына за чуб. – Добре. Что с замков выручишь, твоё. Как тратить, сам решай.
– Спаси Христос, батя, – улыбнулся Матвей с заметным облегчением.
– Матери только гостинца купить не забудь, – усмехнулся в ответ кузнец.
Кивнув, парень с головой погрузился в работу. Изготавливать замки он решил поточным методом. То есть отливал сначала заготовки одного вида, потом другого, после третьего и только в самом конце собирал всё в кучу, предварительно шлифуя и смазывая все трущиеся части. Так получалось и проще и быстрее. К вечеру Матвей успел собрать до рабочего состояния три замка из тех, что уже были готовы к сборке.
Поужинав, он отправился на свою половину и, завалившись в кровать, уснул, словно провалился. Но едва только успел отключиться, как в сознании прозвучал ставший уже почти родным голос:
– Верно всё решил, казак.
– Благодарствуй, батюшка. Уж прости, схваток не случилось как-то, – съехидничал Матвей, попутно пытаясь угадать, спит он или это просто наваждение.
– В нави ты, – подсказал голос. – Теперь я только тут с тобой говорить могу. А девку ты не забывай. Глянь на неё внимательно. Даром что порченая. Не её вина в том. Доброй женой тебе станет. Уж поверь, я знаю.
– Да плевать мне на её порченость, – фыркнул Матвей. – Там ещё детишек трое. Да и рано мне жениться пока.
– Те малые скоро тебе помощниками станут. Отец-то не вечен. Силы уж не те, чтобы днями молотом махать. Придёт срок, сам в дому старшим станешь. Время быстро летит. Придёт срок, и тебе помощь понадобится. Да и с детьми не тяни. А от неё добрые дети будут. Крепкие. Старой крови.
– Понятно, что именно тебя беспокоит, – хмыкнул про себя Матвей.
– Глупость городишь, – послышалось в ответ. – Хотя и резон в том имеется. Старой крови казаков всё меньше становится. Бери девку, не пожалеешь. Она и в дому, и в бою поддержит. Уж поверь. За своё зубами грызть станет. Как мать твоя.
– Батюшка, сватовство, это ж вроде не по твоей части, – снова не сдержал нахальства Матвей.
– Дурень ты, хоть и умный, – усмехнулся голос в ответ. – Я пращур твой, а значит, о продолжении рода в первую голову думать должен. Не может добрый род сгинуть. Не должно так быть.
– Погоди. А это не ты случаем нас свести решил и потому ей испытания всякие посылаешь? – вдруг озадачился парень.
– В прежние времена так и было б. Пращур твой, Елисей, меня в яви видеть мог. Особенно когда перед боем оборачивался. Не раз бывало, что в поиск уходя, сам меня звал, а я откликался. Лихие времена были, и казак был лихой. А теперь я, вон, и говорить с тобой только в нави могу, – грустно усмехнулся голос. – Нет, не я это. Судьба веселится. А женишься на ней, оборвёшь нитку чёрную. Вот тут и я тебя поддержать смогу.
– Погоди. Ведь ежели она тоже старой крови, как и я, тогда почему ей не можешь помочь? Ну, если про силу не говорить, – поспешно добавил парень.
– Так ты благословение моё принял. На капище был. А она только в церковь ходит. Да только распятому до неё и дела нет. Ему страдания подавай.
– Не любишь его? – не сдержал Матвей любопытства.
– Я рабов не люблю. А ему только того и надобно. Я воев растил, а он всё про смирение бубнит. Нет во мне смирения. И в тебе тоже нет. Иль ты решил, что я себе воя выбрать не могу?
– Так я вроде больше мастеровой, – растерялся Матвей.
– А прежде, там, в том времени, кто пластуном был? – тут же поддел его голос. – Кто в горах абреков гонял?
– Да я там всего несколько месяцев был, – проворчал Матвей, не любивший вспоминать ту командировку.
Слишком там всё было мерзко и кроваво. Особенно после того, как рота проводила зачистку селений, в которых обитали духи.
