– Ты слишком молод для разведки, а твой друг сказал, что ты охотник. Откуда знаешь? – вместо ответа спросил пленный.
– Думать умею. Сколько еще таких групп и где должны произойти взрывы?
– Не знаю, – качнул пленник головой. – Приказ мы получали по отдельности.
– Может быть, может быть, – задумчиво протянул Мишка.
– А чего это он такой откровенный? – вдруг спросил полицейский.
– А чего он тебе сказал такого, что мы и сами не знаем? – повернулся к нему Мишка. – Да и понимает, что начнет упрямиться, может и до поселка не дойти. У них в стране порядки особые. В бою умереть честь. Позор кровью смыть, себя убив, честь сохранить. А бездумно сдохнуть и оказаться брошенным на съедение зверью – позор. Как-то так.
– Что, и вправду себя убивают? – не поверил полицейский.
– Да. У них это называется обряд сепукку. Опозоренный себе живот специальным кинжалом режет слева направо, а его лучший друг, или тот, кого он сам попросит, после того ему голову срубает.
– Что, вправду сам себя режет? – охнул полицейский. – Это ж жуть, как больно.
– Честь дороже, – пожал Мишка плечами. – Самураев этому с детства учат. Что ни говори, а они воины. Не солдаты, а воины. Службой живут, со службы кормятся.
– Откуда ты знаешь наши обычаи? – спросил внимательно слушавший его пленник.
– Нашлись добрые люди, рассказали, – усмехнулся Мишка. – И про сепукку, и про харакири. И про то, что перед главным действом истинный самурай должен провести чайную церемонию, написать последние стихи и только потом все закончить.
– Слушая тебя, не удивлюсь, если ты скажешь, что знаешь нашу поэзию, – удивленно проворчал японец.
– Только несколько переводов, – качнул Мишка головой. – На русском ваши танка звучат не так. Но про «Книгу пяти колец» слышал.
– Поверить не могу, – покрутил пленник головой и невольно скривился.
– Голова болит? – понимающе уточнил Мишка.
– Угу, – отозвался японец.
– Терпи. Тут я тебе ничем помочь не могу.
– Знаю. Скажи, почему ты хунхузов не любишь? – спросил пленник, переждав приступ боли.
– Они всю мою семью убили. В том налете один я выжил, и то случайно. С тех пор у тетки живу. Так что прихвостней ваших буду стрелять и резать до последнего. За родителей моих и сестру малую. Где только увижу, – жестко закончил Мишка.
– Я всегда говорил, что использовать этих глупцов в серьезных делах нельзя, – скривился пленник. – Слишком плохая память о них у вас. Сразу настораживаетесь, как только банда где-то появляется. Как ты сделал взрыв?
– А с чего ты решил, что это я?
– Он много говорит, а я умею слушать, – кивнул японец на полицейского.
– Самострел в ящике насторожил. Твои бандиты ящик дернули, он и сработал, – коротко пояснил Мишка, не вдаваясь в технические подробности.
– Ты непростой охотник, – помолчав, вдруг заявил японец. – Слишком умный.
– Ну да. Гайдзины все глупые и грязные, – не удержавшись, фыркнул Мишка.
– Откуда ты знаешь это слово? – тут же последовал вопрос.
– Оттуда же, откуда и все остальное, – пожал парень плечами. – Люди говорили, а я внимательно слушал.
– Какие люди? Чтобы знать такие вещи, человек должен был сам побывать в моей стране. А таких немного.
– На каторге разные люди встречаются, – напустил Мишка туману.
– Возможно, – подумав, осторожно кивнул пленник.
– Тебя как звать-то, красавец? – вдруг поинтересовался полицейский.
– Анукуто Уро.
– А брата твоего? – быстро спросил Мишка.
– Миямото Уро.
– Тезка со знаменитым автором, – бездумно проворчал Мишка, и пленник растерянно зашипел:
– Ты знаешь, кто написал «Книгу пяти колец»?!
– Миямото Мусаси. Человек, придумавший боккэн.
– Ты не человек! Ты лисица! – вдруг оскалившись, зашипел японец.
– С чего ты взял, что я оборотень? – растерялся парень, и тут же мысленно назвал себя последним идиотом.
Увлекшись, он умудрился раскрыться и перед японцем, и перед навострившим уши полицейским. Быстро прокрутив в памяти все вопросы и ответы, прозвучавшие в этом разговоре, Мишка немного успокоился. Про знающего каторжника он вовремя ввернул. Заметив, что пленник смотрит на него с нескрываемым подозрением, он зевнул, перекрестил рот и, махнув рукой, скомандовал:
– Все, я спать ложусь. Ты его пока карауль, а как полночь минет, разбудишь, – скомандовал он полицейскому и, улегшись на лапник, моментально уснул.
* * *
В поселок они вернулись через сутки после основной группы. Урядник, едва услышав, что ловушка сработала и оставшиеся привели еще одного пленника, приказал закладывать пролетку и прямым ходом помчался к тому месту, где их появление заметили. Подкатив к окружившей следопытов толпе, толстяк командным рыком разогнал зевак и, приказав всем троим садиться, растерянно посмотрел на Мишку.
– Получилось, Николай Аристархович, – улыбнулся парень. – И ловушка сработала, и японца живым взять удалось.
– Откуда знаешь, что японец? – моментально сделал стойку урядник, явно не ожидавший услышать такое.
– Сам сказал, – пожал Мишка плечами. Молодой полицейский только утвердительно кивнул.
– С чего это он вдруг сознался? – не понял урядник. – Тот, первый, еще упирается.
– Контуженым попался, вот и разговорили, – усмехнулся Мишка. – Ничего. Первый, когда этого увидит, тоже сознается. Братья. Родная кровь не водица. Только с ним поосторожнее. По-нашему шпарит, от иного местного не отличишь.
– Понимают, значит, – мрачно кивнул урядник, расправляя усы. – Сейчас в участок. Нужно с вас полный допрос снять. Ну а потом уж своими делами зай метесь.