Позывной «Оборотень»

– Не глупи, командир. Вот-вот третий фронт откроется. Не хватало ещё, чтобы тебя как дезертира посмертно судили, – ответил капитан, делая очередную попытку подняться со своей койки.

– Плевать. Они эту дрянь даже на мышах толком не проверили, решили сразу вам вводить. Так что я ко всему готов.

– Теперь мы тоже. Всё равно после такого жить страшно, – грустно улыбнулся капитан, оглядываясь на сослуживцев, многих из которых знал ещё со студенческой скамьи.

Кивнув, полковник молча вышел из отведённой им для проживания лаборатории. Впрочем, с таким же успехом это помещение можно было бы назвать и прозекторской. Большое квадратное помещение, отделанное белым кафелем от пола до самого потолка. Стоявшие в один ряд узкие койки, на которых и лежали привязанные к ним бойцы. У каждой койки металлическая этажерка с приборами контроля состояния пациента.

Только одна стена лаборатории имела большое окно с пуленепробиваемым стеклом и дверь, ведущую в коридор, запиравшуюся на электронный замок. Все остальные стены были глухими. Даже нужду бойцы вынуждены были справлять, не вставая с коек. После нападения на санитаров их жёстко зафиксировали, использовав металлические ошейники и такие же пояса с короткими цепями, крепившимися к койкам. Если из наручников и мягких ремней бойцы умели выпутываться, то из ошейника вырваться уже никому не удастся.

Добравшись до границы поселения, Никита очнулся от воспоминаний и, замерев в густом кустарнике, всмотрелся в территорию, окружённую колючей проволокой. Несмотря на свою малочисленность, отчаянные сорвиголовы смогли заставить оккупантов уважать себя. Каждое поселение было обнесено забором из колючей проволоки и минными полями, на которых сотнями высевали с вертолётов противопехотные мины.

Презрительно фыркнув, Никита старательно принюхался и решительно скользнул вдоль забора, ближе к выходу из города. Несмотря на все ухищрения противника, проникнуть в любое поселение для него не составляло труда. Дороги, на которых стояли обычные вооружённые посты, канализация, реки, всё это сложно было контролировать и невозможно закрыть полностью.

Но сегодня лезть под землю ему совсем не хотелось. Подобравшись к блокпосту, Никита присел за поваленным деревом и принялся высматривать очередную жертву. Ему было всё равно, кто это будет. Солдат, гражданский, мужчина, женщина, все они были врагами, пришедшими на его землю, и все они должны были уйти или умереть.

Два прожектора ярко освещали площадку перед воротами в город. Трое караульных стояли на улице, сжимая в руках автоматические винтовки и настороженно всматриваясь в ночную тьму. Принюхавшись, Никита услышал запах ещё четверых, тихо сидевших в крошечной караулке за воротами. Сейчас он был больше зверем, чем человеком, но это не мешало ему правильно оценивать свои силы и использовать весь свой боевой опыт.

Подобрав тяжёлый булыжник, Никита как следует размахнулся и запустил его по высокой дуге за спину противнику. Стук упавшего камня прозвучал в ночной тишине, словно гром. Дружно вздрогнув, караульные оглянулись, тихо окрикивая того, кто, по их мнению, решился нарушить режим комендантского часа. Услышав окрик, из караулки выскочили остальные.

Чуть слышно фыркнув, Никита поздравил себя с правильностью своей догадки. Их действительно оказалось четверо. Семь солдат против одного элитного бойца, не самый плохой расклад. Бывало и хуже. Подобрав ещё один камень, он запустил его через забор, стараясь забросить в сторону от того места, где раздался грохот в первый раз.

И без того напуганные солдаты дружно защёлкали затворами, разом забыв про внешнюю опасность и сосредоточившись на том, что угрожает им со стороны города. Именно этого Никита и добивался. Стремительно метнувшись через освещённую площадку, он одним прыжком взлетел на помост, где стояли трое солдат, и с ходу пустил в дело когти.

В прошлой жизни, да и в нынешней тоже, Никита никогда не видел живого барса, так что повадки этих животных знал только по курсу спецподготовки, что читали им во время обучения. Но за прошедшие годы, освоившись с новыми способностями своего тела, он научился действовать как настоящий хищник. Стремительный взмах когтистой лапы, и растерянный солдат с хрипом осел на дощатый помост. Удар другой лапой с разворотом – и второй караульный перелетел через забор на освещённую площадку.

Резко оттолкнувшись, Никита всем весом ударил третьего противника ногами в живот, одновременно запуская когти рук в жилистую шею. Для этого ему пришлось сложиться почти пополам, но трансформированное тело легко справлялось с такими нагрузками. Не останавливаясь, Никита прямо с помоста прыгнул на стоявших за воротами солдат.

Сосредоточившись на поиске источника звука, они даже не успели понять, что их сослуживцы уже мертвы. Никита двигался стремительно и бесшумно. Удар обеих ног сломал шеи сразу двум караульным, а резкий взмах обеих рук разорвал глотки двум оставшимся. Отступив в сторону, чтобы не испачкаться в хлещущей из разорванных артерий крови, он быстро собрал всё оружие и боеприпасы, после чего, снова перемахнув через ворота, подхватил тело сброшенного на землю солдата.

Это был его трофей, пища, ради которой он сюда и пришёл. Оттащив тело на сотню шагов, он сбросил всё добытое оружие и приступил к трапезе. Разрывая ещё теплое мясо клыками, он словно наяву увидел то, что было с ним после гибели группы. Эти воспоминания преследовали его чаще всего, словно кара за то, что он выжил. Придя в себя после ранения и контузии, он с огромным трудом добрался до ближайшей воинской части и, связавшись с командованием, доложил о гибели группы. Но как оказалось, все его старания были напрасны. Проект уже закрыли, а их группа была списана как погибшая.

С ним даже не стали разговаривать, просто бросив трубку, перед этим велев сидеть на месте и ждать дальнейших указаний. Но как вскоре выяснилось, сидеть ему тоже было негде. Часть, из которой он связался с начальством, в срочном порядке переводили в другое место, и командир части, седой полковник, недолго думая, предложил ему отправиться в военкомат, довольно откровенно намекнув, что ему будет лучше не воскресать.

Этого Никита не ожидал. Привыкший работать в команде, где худо-бедно всегда было понятно, что делать и куда бежать, он вдруг особенно остро ощутил своё одиночество. Словно в тумане выбравшись за КП, он замер посреди улицы, безвольно уронив руки и невидящим взглядом уставившись на асфальт. Его, боевого офицера, прошедшего не один десяток боевых операций, о которых знали только особо посвящённые, просто отбросили, как ненужную тряпку.

А самое неприятное, что никто даже не удосужился рассказать ему, что с его телом будет дальше. С этого мгновения он должен был заботиться о себе самостоятельно. И всё бы ничего, если бы не острая потребность в сыром свежем мясе. Раз в месяц эта потребность превращалась в болезненную тягу, преодолеть которую он мог только одним способом – отправившись на охоту.

И вот теперь, жадно глотая едва пережёванные куски, Никита мечтал поскорее добраться в своё логово, чтобы снова вернуть себе прежний облик и, упав на собственноручно сколоченный топчан, забыться спасительным сном.

Наевшись, он собрал оружие и, даже не пытаясь спрятать труп, отправился к ручью. Нужно было срочно смыть с себя кровь, а заодно запутать следы. Уже несколько раз его пытались найти, пустив по следу собак.

Только навыки опытного бойца помогали ему избежать опасности быть схваченным. Добравшись до ручья, Никита старательно смыл с себя все следы ночной охоты и быстро зашагал вверх по руслу. Несколько раз он специально выходил на берег и, пройдя с десяток метров вдоль ручья, снова возвращался в воду. Потом, выбрав удобную ветку, низко нависавшую над водой, он взобрался по ней на дерево и, перепрыгнув с него на большой валун, сделал ещё один прыжок, разом оказавшись в стороне от ручья.

Теперь его бесполезно было искать. Даже пустив собак вдоль ручья, преследователи не смогут обнаружить след. Ведь место выхода из воды так и осталось в стороне. К тому же влажный мох быстро выветривал все сторонние запахи. Придерживая рукой оружие, Никита рысью мчался по лесу, продолжая отслеживать всё происходящее вокруг.

* * *

Полковник Иевлев угрюмо оглядел стоявших перед ним молодых офицеров и, не удержавшись, скривился. Стойкие оловянные солдатики. Не обмятые, ещё даже пороху не нюхавшие, с азартным блеском в глазах, они не вызывали у него ничего, кроме тоски. Но приказы, как известно, не обсуждают. Вот и сейчас, получив приказ подготовить очередную группу элитных бойцов, он смотрел на этих ребят, а видел других.

Чуть старше, но намного опытнее и сильнее, отлично знавшие все свои достоинства и недостатки, понимавшие друг друга с полувзгляда, они были его надеждой и гордостью. Элита. Бойцы, каждый из которых способен был в одиночку решить практически любую задачу. И которых так бездумно погубили ради глупых амбиций сноба с большими звёздами на погонах. А самое противное, что звёзды эти он получил в мирное время, даже не выходя из уютного кабинета.

Иевлев до сих пор вспоминал тех ребят. Их странную гибель, и как чуть не пустил себе пулю в лоб, когда узнал, во что их превратили. Как напился до синих чертей и с пистолетом в руке бродил по всей базе, мечтая найти тощего профессора. Потом были долгие разборы у начальства, но его высшее командование, заместитель начальника Генерального штаба, одним волевым приказом закрыл это дело.

Будучи боевым офицером, повидавшим многое и получившим свою должность не за красивые глаза и не благодаря мохнатой лапе, он отлично понимал, что творится в душе опытного командира. К тому же с гибелью группы всё было очень непросто. Не могла отлично подготовленная группа диверсантов погибнуть, не забрав с собой очень много противников, а такие потери скрыть просто невозможно. К тому же разведка в данном случае тоже оказалась бессильной.

Все попытки разобраться с этим делом разбивались о кучу странных несуразностей и пропавших данных. Ко всему прочему, война как таковая уже почти закончилась, плавно перейдя из активной фазы в фазу вооружённого противостояния с эпизодическими стычками. Дипломаты из кожи вон лезли, пытаясь вернуть всё к первоначальному виду при помощи огромной кучи бумаг и нот. Отлично понимая, что всё может перемениться в одно мгновение, он приказал полковнику Иевлеву подготовить новую группу, решив на этот раз использовать её только по прямому назначению.

И вот теперь полковник смотрел на отобранных самолично ребят, не зная, с чего начать. Взвод молодых лейтенантов, всего пару недель назад получивших погоны, смотрел на него настороженно и пытливо. Судя по внимательным физиономиям, им уже успели рассказать десяток ужасных сказок о хромом полковнике, сжирающем молодых офицеров живьём.

Понимая, что молчание затянулось, полковник в очередной раз вздохнул и, собравшись с духом, заговорил:

– Значит так, гаврики. То, что вам выдали погоны и обозвали офицерами, ещё таковыми вас не делает. Пока вы только мальчишки и девчонки, кое-что умеющие и кое-как обученные. То, что в группе четыре девушки, не означает, что дальнейшая ваша служба будет простой и безоблачной. Наоборот. С каждым днём будет всё хуже и хуже. И если к концу обучения вы не станете мечтать о том, чтобы всадить в меня пулю, значит, я потерял хватку и мне пора на пенсию, цветы выращивать и картошку сажать. Предупреждаю сразу. Я буду вас ломать. Унижать, даже бить. И не из чувства собственной гадости, а потому, что получил вполне конкретный приказ – сделать из вас элиту. Диверсантов, способных решить практически любую боевую задачу. Так что, если кто-то не уверен в своих силах или в том, что сможет выдержать подобные испытания, пусть уйдёт сейчас. Скидок на пол я делать не стану. Признаюсь откровенно, в подобную команду женщины набираются впервые. Я всегда считал, что война не женское дело, но мне приказали взять вас, и я взял. Впрочем, вы сами выбрали службу, значит, скидок не будет. Скажу сразу, до конца обучения доживут не все. И не надо на меня так смотреть. Я сказал, доживут, но это не значит, что вас кто-то будет специально убивать. Но не все выдержат курс. Это совсем не просто. А теперь, если у кого-то есть вопросы, задавайте сейчас. Потом будет не до разговоров.

– Господин полковник, а куда делась предыдущая группа? – тут же влезла с вопросом одна из девчонок.

– Погибли, – коротко ответил Иевлев, не желая вдаваться в подробности.

Слишком свежа ещё была рана. Да и не та это была тема, которую он хотел бы обсуждать с этими кутятами. Но девчонку такой ответ не устроил. Чуть наморщив курносый носик, она сверкнула озорным взглядом и, немного подумав, ответила:

– Ходят слухи, что группа не погибла, а пропала без вести.

– Меньше слушайте досужие разговоры, – скривился Иевлев, но, помолчав, всё-таки ответил: – С этим делом всё очень запутанно. Могу только сказать, что расследование ещё ведётся. Так что, если что-то от кого-то услышали, не повторяйте, прежде чем не будете уверены в точности полученной информации. Ещё вопросы?

– Где мы будем жить? – спросил один из парней.

– Здесь. На базе. Жить, учиться, тренироваться. С этой минуты это ваш дом, класс и оживший кошмар. Вы его либо полюбите, либо возненавидите.

Убедившись, что вопросов больше нет, полковник передал группу своему помощнику и, развернувшись, отправился в кабинет, хромая сильнее обычного. Проводив его долгим взглядом, прапорщик, стриженный наголо бугай с плечами шире, чем обеденный стол, медленно прошёлся вдоль строя и, помолчав, гулким басом прогудел:

– Значит так, кутята. Ежели кто-то из вас ещё раз посмеет Палычу непотребные вопросы про пропавшую группу задавать, я этого любопытного собственными руками пополам сложу. А потом утрамбую и ещё раз сложу.

– Господин прапорщик. А вам не кажется, что вы разговариваете со старшими по званию? – не удержался один из лейтенантов от лёгкого хамства.

– Ты, кутёнок, здесь не лейтенант, а очередной курсант. А для меня так вообще сопливый мальчишка. Мое уважение ещё заслужить надо. А теперь, на-ле-во, шагом марш, – неожиданно рявкнул прапорщик, и лейтенанты, подчиняясь давно уже укоренившейся привычке, послушно затопали к зданию общежития.

Добравшись до длинного приземистого здания, лейтенанты быстро расселились по комнатам и, переодевшись в полевую форму, отправились за очередным инструктажем. Нужно было узнать распорядок дня и время работы столовой. Но к их вящему удивлению, вместо расписания их встретил всё тот же гигант прапорщик. Одарив каждого из молодых людей долгим, мрачным взглядом, он приказал им строиться перед входом и, не дожидаясь вопросов, решительно направился к дверям.

Растерянно переглянувшись, офицеры не спеша вышли из здания и, кое-как разобравшись с построением, выжидающе уставились на прапорщика. Выразительно посмотрев на часы, он медленно прошёлся вдоль строя и, кровожадно усмехнувшись, сказал:

– Похоже, вы, кутята, ещё не поняли, в какой суп угодили. Ну, так чтоб понятнее стало, кросс, пятнадцать километров, а потом, для развлечения, полоса препятствий. Наша.

– Что, прямо сейчас? – дружно ахнули лейтенанты.

– Нет, после дождичка, в четверг, – фыркнул прапор.

– Мы же только что прибыли, – растерянно пролепетала одна из девушек.

– И что? По этому поводу на базе должны банкет объявить? Напра-а-во! Бегом, марш! – рявкнул громадный садист, и лейтенанты покорно затопали в указанном направлении.