С нетерпением я ждал сухого северного мороза, но снова топчу грязь и лужи. Полчаса хожу по грязным, раскисшим от дождя рижским улицам. Улицы пустынны, тускло освещены, архитектура города почти не различима. Из кафе слышны мелодии, которые я слышал в Берлине, Каире и Иерусалиме, вижу подозрительных граждан, прожженных жуликов западного образца.
Пересаживаюсь в русский вагон. В глаза бросаются чистота и порядок. В первые годы после революции, до начала нэпа, пассажиру не нужно было платить за проезд. Требовалась лишь справка с работы. При наличии справки ему оставалось только найти место, неважно, в каком классе – в первом, втором или третьем. Сегодня нужно снова покупать билет. Есть два типа вагонов, жесткие и мягкие, а в поездах дальнего следования – иностранные спальные вагоны первого и второго класса. В отличие от западноевропейских поездов все места в купе спальные. Даже пассажир жесткого вагона может ночью прилечь. Почти у всех при себе тюфяк.
Проводник, русский muschik, побывавший в немецком плену, худо-бедно понимает по-немецки. Сразу завязывается разговор. Он интересуется, сколько в Германии безработных и скоро ли «вспыхнет» революция.
Мой попутчик – один из директоров МХАТа, театр сейчас на гастролях в Нью-Йорке. Нас приветствуют генеральный консул России и его секретарь из Риги. Они рассказывают, что на прошлой неделе убили двух фельдъегерей. Один из них защищался, выстроив баррикады из седельных мешков, стрелял в нападавших, убил одного и ранил другого. До прибытия полиции раненому удалось скрыться. В России полагают, что убийцы были белогвардейцами и их наняли похитить важные документы некие иностранные службы.
С нами в поезде едет молодая жена одного из убитых. Она работала шифровальщицей в русском посольстве в Берлине. По трагическому стечению обстоятельств, расшифровав телеграмму, она узнала о судьбе мужа первой. Каковы же русские женщины!.. Она проработала до вечера, работала еще несколько дней, пока не нашелся кто-то на замену, и только после этого отправилась на могилу мужа, которого тем временем похоронили в Москве.
Утро.
Нервы напряжены.
Русская граница, первый красный флаг.
Наконец-то!
Чувства переполняют! И вместе с тем боязно: что тебя ждет? Но опасения рассеивает простая мысль: ты в первой социалистической стране. На границе, наполовину занесенной снегом, – одинокий вагон. Прошу перевести надпись – «Читальня».
Ниже, криво:
Знание – сила!
Все на борьбу с безграмотностью!
За технику!
За культуру!
За мир!
За братство!
За свободу!
Пролетарии всех стран, объединяйтесь!
Поезд останавливается на русской пограничной станции Себеж. Снова отмечаю чистоту и порядок. Таможенники дружелюбны, без намека на подлые уловки, которые приписывают им в европейских газетах и книгах. Они лезут в чемоданы так, как всегда лезут в чемоданы таможенники, профессия обязывает. Однако предсказания русских эмигрантов из Берлина не сбываются – книги не просматривают, письма не читают, одежду не прощупывают, и мне не приходится раздеваться. Здесь к путешественникам относятся едва ли не доброжелательнее, чем на немецкой границе.
Весь день и всю ночь стучат колеса по русским равнинам. Одна деревня сменяется другой такой же, одно поле – другим, один лес – следующим. Мучительное и бесконечное однообразие! Смотри в окно и ни о чем не думай. Растворись в пейзаже, пусть чувства устремятся к земле и небу, напитайся кровью этой чужой земли. Только так ты сможешь постичь великое искусство Достоевского, Толстого, Гоголя.
– Сколько нам еще до Москвы? – интересуюсь у попутчика.
– Сам не знаю.
– Но вы же можете как-то понять это.
– А как?
Долго беседую с русской коммунисткой, которая много лет работает на московской фабрике и руководит там партийной школой.
Ночью прочитал две повести Александры Коллонтай.
– Действительно ли изменились отношения между полами после революции, как пишет Коллонтай?
– Нет. Большинство молодежи идей Коллонтай не разделяет. Сегодня можно говорить о трех направлениях. С одной стороны – Александра Коллонтай, которая признаёт неограниченную сексуальную свободу, с другой – Смидович, которая требует от учащейся молодежи аскезы, а между ними Семашко.
Мы говорим о том, что в Европе рабочий-социалист на собраниях выступает за права женщин, а дома относится к жене и детям как тиран-мещанин.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: