По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Оборона «Дурацкого брода». Бурская война глазами английского офицера
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Голландцев и каффиров тут же отрядили копать укрытия для себя, женщин и детей. Последних мы собрали вместе и поместили в небольшой ложбине недалеко от траншеи – детей следовало было разместить в действительно глубоком укрытии, во-первых, чтобы они были в безопасности, а во-вторых, чтобы они не принялись махать и привлекать внимание противника. Оказавшаяся очень кстати ложбина сэкономила нам массу усилий, поскольку ее потребовалось только немного углубить и придать подходящую форму.
Все копали с большой охотой, и к ночи укрытия для женщин и детей, для пленников-мужчин, траншея для солдат были практически готовы. Сторожевые посты и часовых я расставил так же, как в предыдущем сне, и, убедившись, что все сделано как надо (и что женщинам предоставили тенты и одеяла, чтобы укрыться), я с заслуженным ощущением безопасности отправился спать.
С рассветом, поскольку никаких признаков врага поблизости не было, мы продолжили доводить траншею до ума, изменяя по необходимости глубину и внутреннее устройство так, чтобы каждому из солдат она подходила по росту. В итоге у нас получилась отличная аккуратная траншея – «словно маминой рукой сделанная». Как заметил один из призванных из запаса бойцов, глядя на свежую красную землю посреди желтого вельда, сюда бы еще бордюрчик из устричных раковин или бутылок из-под имбирного пива, и будет точь-в-точь как маленькая грядка брокколи у него дома. За этими важными разговорами и завтраком пролетела пара часов, когда точно так же, как в предыдущем сне, мне сообщили о приближающейся с севера колонне. Она продвигалась таким же образом, но только ее, конечно же, никто у фермы не встретил. Ах, какой же я молодец, подумал я и улыбнулся сидящим в яме голландкам – которые в ответ злобно на меня посмотрели и даже (ш-ш-ш!) плюнули!
Передовой отряд противника приблизился, осторожно глядя вокруг и крадучись двигаясь к ферме. Похоже, они ничего не подозревали, и я задумался, не удивить ли их, не догадывающихся о нашем присутствии, залпом в упор, а затем разрядить магазины в самую толпу – но тут вдруг один человек остановился, а остальные его окружили. Они в это время были где-то в 1800 метрах от нас, примерно возле края Инцидентамбы. Они явно что-то заметили и почуяли опасность, поскольку между ними произошло короткое совещание с жестикуляцией. После этого один человек поскакал к главным силам, которые со своими фургонами и прочим ушли за Инцидентамбу. Несколько человек, включая одного на белом коне, двинулись в непонятном направлении на запад – цель этого маневра я разобрать не мог. С собой они, кажется, захватили какую-то повозку. Передовой отряд разделился так же, как я уже описывал. Все они по-прежнему были на большом расстоянии, и нам оставалось только ждать.
Очень скоро с вершины Инцидентамбы раздался пушечный «бум», и неподалеку от нас разорвался шрапнельный снаряд. За ним последовали второй и третий, после чего буры пристрелялись и снаряды начали рваться прямо над нами; мы, однако, уютно устроились, прижавшись к земле, в своей чудесной глубокой траншее. Мои солдаты были в бодром расположении духа, и бесполезная растрата врагом ценных шрапнельных снарядов их немало повеселила. Как заметил один солдат, «хорошо сидим, как тараканы в щелке». Расстреляв множество снарядов, противник достиг лишь того, что двоих ранило в ноги.
Спустя некоторое время пушки прекратили стрелять, и мы тут же заняли позиции за бруствером, готовые отразить атаку, – но не увидели ни одного бура, хотя в воздухе тотчас засвистели пули. Почти все они, видимо, были выпущены со стороны берега, с севера и северо-востока – и их непрерывные попадания в бруствер поднимали нескончаемые клубы пыли. Все, что нам оставалось – это стрелять на слух по разным кустам на берегу, что мы и делали с максимальным усердием, но без видимых результатов.
Потери британцев на поле боя после битвы при Спион-Копе 24 января 1900 г.
Где-то через четверть часа наши потери составили пять человек, которым попали в голову, самую открытую часть. Высунуть голову из-за бруствера оказалось смертельно опасно, как это было и в тот раз, когда мы пытались стрелять с близкого расстояния по замаскированному противнику. Я видел, как двое бедолаг пытались соорудить жалкое подобие карточного домика из камней и кусков термитника и стрелять оттуда. Конструкция бросалась в глаза не хуже, чем если бы на бруствереторчала дымовая труба, и выстрелы буров стерли ее в порошок прежде, чем солдаты успели хоть что-то сделать, – но до того я еще успел, взглянув на нее, сообразить, чем именно мы могли бы поправить ситуацию. Конечно же, на такой случай нам нужны были покрытые бойницы – и как всегда, я оказался крепок задним умом, поскольку теперь, даже не будь мы заняты стрельбой, соорудить их не было никакой возможности. Неожиданно шум выстрелов стал заметно интенсивнее, но среди всего чавканья пуль, врезающихся в землю вокруг нас, нелегко было определить, с какого направления началась эта новая стрельба. К этому времени мои люди все чаще и чаще начали падать, бросая стрельбу, и мне приходилось кричать на них, чтобы не сбавляли огня, – и тут я заметил, как пуля ударила в нашу сторону бруствера.
Все стало ясно. Враг, очевидно, пробрался по глубокой лощине-донга у нас за спиной, – на которую я не обращал внимания, поскольку она была в тылу, – и теперь палил нам, стоящим у бруствера, в затылок.
Должно быть, подумал я, это и называется «ударить в тыл». И так оно и было.
Пока я разобрался, что происходит, буры положили еще дюжину человек. Я приказал всем укрыться и высовываться только на секунду, чтобы выстрелить вперед или назад – но с атаковавшими с тыла мы могли сделать не больше, чем с фронта. Все было то же самое – мы не видели ни одного бура. В этот момент двое наших солдат с Обережного холма кинулись бегом к нашей траншее, а буры открыли по ним ураганный огонь, и пули взметали на их пути один столбик пыли за другим. Одного беднягу расстреляли, но второй сумел добежать до нашей траншеи и рухнуть вниз. Он тоже был тяжело ранен, но сумел собрать силы и сообщить, что кроме него и солдата, что бежал рядом, весь гарнизон Обережного холма убит или ранен, и буры постепенно движутся к вершине. Счастье-то какое.
Теперь огонь был таким плотным, что головы нельзя было поднять над землей, чтобы не схватить пулю. Прижавшись к земле и даже не пытаясь целиться, но лишь высовывая винтовку через край траншеи, чтобы выстрелить, мы короткое время обходились без потерь. Но передышка долго не продлилась, и вдруг солдаты в правой половине траншеи непостижимым образом стали валиться наземь, хотя они были хорошо защищены и никуда не высовывались. Мало-помалу я обнаружил причину. Несколько снайперов забрались на вершину Обережного холма и теперь стреляли вниз, прямо по правой половине нашей траншеи. Пули щелкали чаще и чаще, так что число стрелков явно росло.
А это, подумал я, должно быть, то, что называется «продольным огнем с фланга».[13 - У. Шекспир, «Как вам это понравится» (пер. Т. Щепкиной-Куперник), 1599.]
И так оно и было.
Без малейшего приказа, на чистом инстинкте мы все бросили правую половину траншеи и сгрудились в левой, которая, к нашему большому счастью, не могла быть обстреляна продольным огнем ни откуда бы то ни было с южной стороны реки, ни с севера благодаря рельефу местности – если продлить эту линию, то в вельде на северном берегу еще километра на три не было позиции выше нашей, а это превосходило дальнобойность вражеских винтовок.
Хоть мы и сгрудились там, беспомощные, словно крысы в ловушке, но немного утешала та мысль, что противнику нечего с нами сделать, кроме как броситься врукопашную. Мы примкнули штыки и мрачно ждали. Если буры нападут, то у нас штыки есть, а у них нет, и в этой свалке мы дорого продадим свои жизни.
Увы! Я снова был обманут. Холодной стали шанса не представилось – вместо этого мы услышали далеко вдали, в вельде к северу, будто кто-то барабанит по жестяному подносу, и стайка маленьких снарядов впилась в землю неподалеку от траншеи; два из них при этом разорвались. За пределами дальнобойности винтовок, там, посреди открытого вельда на севере, я увидел отряд буров, белого коня и машину на колесах… И тогда я все понял. Но как они умудрились так точно выбрать позицию, чтобы накрыть нашу траншею продольным огнем, еще до того, как вообще узнали, где мы?
«Пом-пом-пом-пом-пом-пом!» – раздавалось вновь и вновь, и маленькие стальные дьяволы пропахали прямо по нашей, обернувшейся ловушкой траншее, покалечив семерых. Я с проницательностью мастера оценил наше положение: теперь мы оказались под продольным огнем с обоих флангов. Но знание это явилось слишком поздно и не могло уже нам помочь, потому что:
«Мы беззащитны, капитан.
По нам, как в тире, бьют.
И остается лишь одно:
Безропотно идти на дно
Под вражеский салют».[14 - Р. Киплинг, «Баллада о «Громобое» (пер. И. Болычева), 1890. В оригинале цитируемые Суинтоном строки выглядят как «We lay bare as the paunch of the purser’s sow, To the hail of the Nordenfeldt». «Норденфельдг» – производитель вооружения, позднее поглощенный компанией Максима и преобразованный в «Максим-Норденфельдт». В частности, производил первую в своем классе 37-мм автоматическую пушку QF 1-pounder, за характерный звук выстрелов получившую прозвище «пом-пом». Изначально британское правительство отвергло эти орудия, но после того, как их закупили буры и с успехом начали применять «пом-помы» против британцев, переменило свое мнение. Очевидно, та машинерия, которую разглядел БФ, была именно такой пушкой.]
Это была последняя капля; нам ничего не осталось, кроме как сдаться или быть уничтоженными с большого расстояния. Я сдался.
Буры, как обычно, выскочили со всех сторон. Мы продержались три часа и потеряли 25 человек убитыми и 17 ранеными. Из них только семеро были поражены шрапнелью и фронтальным винтовочным огнем. Все остальные были убиты или ранены с флангов, где врага должно было быть мало, или с тыла, где его вообще не должно было быть! Этот факт убедил меня в том, что сложившееся изначально представление о фронте и его опасности в сравнении с другими сторонами света нуждается в серьезной корректировке. Все идеи, за которые я так держался, были безжалостно сметены, и я погрузился в море сомнений, силясь нащупать хоть что-то определенное, за что можно уцепиться. Мог ли Лонгфелло, когда писал бессмертные строки о том, что «есть тайный смысл всему», очутиться в таком же, как я, положении?
Разумеется, наш полный разгром привел выживших в некоторое уныние – ведь всё у нас в «щелке» так хорошо начиналось. Говорили они об этом по-разному. Так, один солдат сказал пытающемуся перевязать раненое ухо тряпкой капралу: «Ну и дрянь же этот продольный обстрел, скажу я вам. Никогда не угадаешь, откуда тебе влепит. Допекли просто». На что тот угрюмо ответил: «Продольный? Ну естессно, нас накрыли продольным. Эту траншею надо было вырыть немножко волнистой, и тогда было бы хоть как-то получше. Да, волнистой – вот как надо было!» Тут влез третий: «Да, и придумать что-нибудь, чтобы эти гады не гвоздили нам в спину, тоже было бы неплохо».
Да, сколько же было материй на земле, которых я и не касался в своих философствованиях!
Блокгауз британской армии, 1901 год
Пока мы под конвоем отряда буров шагали на север, мою душу терзало множество мыслей, но одного я никак не мог понять: почему мы не застали врага врасплох? Ни мужчин, ни женщин, ни детей, ни каффиров – не было никого, кто знал о нашем появлении и мог бы предупредить буров. Как они так быстро обнаружили наше присутствие – ведь явно обнаружили, когда остановились и начали совещаться тогда утром. Лишь когда мы проходили мимо Инцидентамбы, мне случилось обернуться, и, увидев обстановку со стороны противника, я обнаружил, как просто открывался ларчик. Там, на ровном желтом склоне, прямо к югу от брода, виднелась коричневато-красная полоса, такая же заметная, как «Великан из Уилмингтона»[15 - «Long Man of Wilmington» – старинная меловая фигура, 72 м в высоту, изображенная на Виндоверском холме в Восточном Сассексе в Англии.] в старом добром Сассексе, словно кричащая: «Эй, британские позиции здесь, не пропустите!» Я представил, как торчу в этой траншее, всем видимый, словно цирковой силач на афише, и надеюсь еще кого-то застать врасплох, и горестно усмехнулся.
Помимо того, что нас обстреливали продольным огнем и ударили в тыл, мы опять оказались в уязвимом положении по сравнению с укрытым от глаз и стреляющим с близкого расстояния противником, поскольку для того, чтобы выстрелить, нам надо было появляться в определенном месте.
В итоге я сделал следующие выводы:
11. Когда маленький изолированный аванпост обороняется от активного противника, нет ни флангов, ни тыла, или, иначе говоря, фронт у него со всех сторон.
12. Берегитесь удара с тыла; когда размещаете и обустраиваете оборону, позаботьтесь о том, чтобы, пока вы перестреливаетесь с врагом перед траншеей, его дружок не подкрался и не выстрелил бы сзади.
13. Берегитесь продольного огня. Это крайне неприятно и с одного фланга – и гораздо хуже с обоих. Помните также, что даже если вы развернете позицию так, чтобы вас не могли обстрелять продольным огнем из винтовок, вы можете быть уязвимы для него с дальнего расстояния, из пушек или «помпомов». Мало найдется прямых траншей, которые нельзя было бы накрыть продольным огнем хоть с какой-нибудь позиции, стоит лишь противнику туда добраться. Иногда этого можно избежать, разместив траншею так, чтобы никто не мог попасть на продолжающую ее линию и обстрелять сверху, или можно много раз «выгнуть» траншею, чтобы она не была прямой, или соорудить траверсы, или вырыть отдельные окопы для каждых двух-трех человек.
14. Не размещайте траншею возле высоты, за которой вы не можете наблюдать и которую не можете удержать.
15. Не набивайте всех солдат в одну маленькую траншею, как сельдей в бочку. Дайте им воздуха.
16. Как и прежде – укрыться от глаз часто ценнее, чем укрыться от пуль. При стрельбе с близкого расстояния из незамаскированной траншеи покрытые бойницы дают преимущество. Покрытие должно быть пуленепробиваемым и не должно торчать, бросаясь в глаза, над бруствером, притягивая таким образом огонь, иначе будет только еще опаснее.
17. Застать врага врасплох – значит получить большое преимущество.
18. Если вы хотите получить это преимущество, замаскируйте позицию. Хвастаться своей позицией хорошо на светском ужине, а не в обороне.
19. Чтобы определить, замаскирована или нет ваша позиция, осмотрите ее с точки зрения противника.
Сон пятый
«Несчастье это – мелочь и пустяк
В сравнении с уже тебя постигшим».
Драйден[16 - J. Dryden, «Cleomenes», 1692.]
«Шагая в ночи по долине к холму,
Мороз прошептал: “Путь такой я возьму,
Чтоб было меня не видать никому,
Пока я не скроюсь вдали”».
Гульд[17 - Н. Gould, «Jack Frost».]
И снова я приступил к той же задаче, со свежим умом и свежими надеждами, и все, что осталось при мне от предыдущих попыток, – это девятнадцать уроков.
Отрядив описанным уже образом отряд на Обережный холм и два дозора, я, пока солдаты разбирали припасы и прочее, потратил минут двадцать на то, чтобы пройтись вокруг и, в свете полученных мной уроков, выбрать позицию, которую мы займем.
Городские имперские добровольцы сжигают ферму во Фредерикстраде, 1901 год
Все копали с большой охотой, и к ночи укрытия для женщин и детей, для пленников-мужчин, траншея для солдат были практически готовы. Сторожевые посты и часовых я расставил так же, как в предыдущем сне, и, убедившись, что все сделано как надо (и что женщинам предоставили тенты и одеяла, чтобы укрыться), я с заслуженным ощущением безопасности отправился спать.
С рассветом, поскольку никаких признаков врага поблизости не было, мы продолжили доводить траншею до ума, изменяя по необходимости глубину и внутреннее устройство так, чтобы каждому из солдат она подходила по росту. В итоге у нас получилась отличная аккуратная траншея – «словно маминой рукой сделанная». Как заметил один из призванных из запаса бойцов, глядя на свежую красную землю посреди желтого вельда, сюда бы еще бордюрчик из устричных раковин или бутылок из-под имбирного пива, и будет точь-в-точь как маленькая грядка брокколи у него дома. За этими важными разговорами и завтраком пролетела пара часов, когда точно так же, как в предыдущем сне, мне сообщили о приближающейся с севера колонне. Она продвигалась таким же образом, но только ее, конечно же, никто у фермы не встретил. Ах, какой же я молодец, подумал я и улыбнулся сидящим в яме голландкам – которые в ответ злобно на меня посмотрели и даже (ш-ш-ш!) плюнули!
Передовой отряд противника приблизился, осторожно глядя вокруг и крадучись двигаясь к ферме. Похоже, они ничего не подозревали, и я задумался, не удивить ли их, не догадывающихся о нашем присутствии, залпом в упор, а затем разрядить магазины в самую толпу – но тут вдруг один человек остановился, а остальные его окружили. Они в это время были где-то в 1800 метрах от нас, примерно возле края Инцидентамбы. Они явно что-то заметили и почуяли опасность, поскольку между ними произошло короткое совещание с жестикуляцией. После этого один человек поскакал к главным силам, которые со своими фургонами и прочим ушли за Инцидентамбу. Несколько человек, включая одного на белом коне, двинулись в непонятном направлении на запад – цель этого маневра я разобрать не мог. С собой они, кажется, захватили какую-то повозку. Передовой отряд разделился так же, как я уже описывал. Все они по-прежнему были на большом расстоянии, и нам оставалось только ждать.
Очень скоро с вершины Инцидентамбы раздался пушечный «бум», и неподалеку от нас разорвался шрапнельный снаряд. За ним последовали второй и третий, после чего буры пристрелялись и снаряды начали рваться прямо над нами; мы, однако, уютно устроились, прижавшись к земле, в своей чудесной глубокой траншее. Мои солдаты были в бодром расположении духа, и бесполезная растрата врагом ценных шрапнельных снарядов их немало повеселила. Как заметил один солдат, «хорошо сидим, как тараканы в щелке». Расстреляв множество снарядов, противник достиг лишь того, что двоих ранило в ноги.
Спустя некоторое время пушки прекратили стрелять, и мы тут же заняли позиции за бруствером, готовые отразить атаку, – но не увидели ни одного бура, хотя в воздухе тотчас засвистели пули. Почти все они, видимо, были выпущены со стороны берега, с севера и северо-востока – и их непрерывные попадания в бруствер поднимали нескончаемые клубы пыли. Все, что нам оставалось – это стрелять на слух по разным кустам на берегу, что мы и делали с максимальным усердием, но без видимых результатов.
Потери британцев на поле боя после битвы при Спион-Копе 24 января 1900 г.
Где-то через четверть часа наши потери составили пять человек, которым попали в голову, самую открытую часть. Высунуть голову из-за бруствера оказалось смертельно опасно, как это было и в тот раз, когда мы пытались стрелять с близкого расстояния по замаскированному противнику. Я видел, как двое бедолаг пытались соорудить жалкое подобие карточного домика из камней и кусков термитника и стрелять оттуда. Конструкция бросалась в глаза не хуже, чем если бы на бруствереторчала дымовая труба, и выстрелы буров стерли ее в порошок прежде, чем солдаты успели хоть что-то сделать, – но до того я еще успел, взглянув на нее, сообразить, чем именно мы могли бы поправить ситуацию. Конечно же, на такой случай нам нужны были покрытые бойницы – и как всегда, я оказался крепок задним умом, поскольку теперь, даже не будь мы заняты стрельбой, соорудить их не было никакой возможности. Неожиданно шум выстрелов стал заметно интенсивнее, но среди всего чавканья пуль, врезающихся в землю вокруг нас, нелегко было определить, с какого направления началась эта новая стрельба. К этому времени мои люди все чаще и чаще начали падать, бросая стрельбу, и мне приходилось кричать на них, чтобы не сбавляли огня, – и тут я заметил, как пуля ударила в нашу сторону бруствера.
Все стало ясно. Враг, очевидно, пробрался по глубокой лощине-донга у нас за спиной, – на которую я не обращал внимания, поскольку она была в тылу, – и теперь палил нам, стоящим у бруствера, в затылок.
Должно быть, подумал я, это и называется «ударить в тыл». И так оно и было.
Пока я разобрался, что происходит, буры положили еще дюжину человек. Я приказал всем укрыться и высовываться только на секунду, чтобы выстрелить вперед или назад – но с атаковавшими с тыла мы могли сделать не больше, чем с фронта. Все было то же самое – мы не видели ни одного бура. В этот момент двое наших солдат с Обережного холма кинулись бегом к нашей траншее, а буры открыли по ним ураганный огонь, и пули взметали на их пути один столбик пыли за другим. Одного беднягу расстреляли, но второй сумел добежать до нашей траншеи и рухнуть вниз. Он тоже был тяжело ранен, но сумел собрать силы и сообщить, что кроме него и солдата, что бежал рядом, весь гарнизон Обережного холма убит или ранен, и буры постепенно движутся к вершине. Счастье-то какое.
Теперь огонь был таким плотным, что головы нельзя было поднять над землей, чтобы не схватить пулю. Прижавшись к земле и даже не пытаясь целиться, но лишь высовывая винтовку через край траншеи, чтобы выстрелить, мы короткое время обходились без потерь. Но передышка долго не продлилась, и вдруг солдаты в правой половине траншеи непостижимым образом стали валиться наземь, хотя они были хорошо защищены и никуда не высовывались. Мало-помалу я обнаружил причину. Несколько снайперов забрались на вершину Обережного холма и теперь стреляли вниз, прямо по правой половине нашей траншеи. Пули щелкали чаще и чаще, так что число стрелков явно росло.
А это, подумал я, должно быть, то, что называется «продольным огнем с фланга».[13 - У. Шекспир, «Как вам это понравится» (пер. Т. Щепкиной-Куперник), 1599.]
И так оно и было.
Без малейшего приказа, на чистом инстинкте мы все бросили правую половину траншеи и сгрудились в левой, которая, к нашему большому счастью, не могла быть обстреляна продольным огнем ни откуда бы то ни было с южной стороны реки, ни с севера благодаря рельефу местности – если продлить эту линию, то в вельде на северном берегу еще километра на три не было позиции выше нашей, а это превосходило дальнобойность вражеских винтовок.
Хоть мы и сгрудились там, беспомощные, словно крысы в ловушке, но немного утешала та мысль, что противнику нечего с нами сделать, кроме как броситься врукопашную. Мы примкнули штыки и мрачно ждали. Если буры нападут, то у нас штыки есть, а у них нет, и в этой свалке мы дорого продадим свои жизни.
Увы! Я снова был обманут. Холодной стали шанса не представилось – вместо этого мы услышали далеко вдали, в вельде к северу, будто кто-то барабанит по жестяному подносу, и стайка маленьких снарядов впилась в землю неподалеку от траншеи; два из них при этом разорвались. За пределами дальнобойности винтовок, там, посреди открытого вельда на севере, я увидел отряд буров, белого коня и машину на колесах… И тогда я все понял. Но как они умудрились так точно выбрать позицию, чтобы накрыть нашу траншею продольным огнем, еще до того, как вообще узнали, где мы?
«Пом-пом-пом-пом-пом-пом!» – раздавалось вновь и вновь, и маленькие стальные дьяволы пропахали прямо по нашей, обернувшейся ловушкой траншее, покалечив семерых. Я с проницательностью мастера оценил наше положение: теперь мы оказались под продольным огнем с обоих флангов. Но знание это явилось слишком поздно и не могло уже нам помочь, потому что:
«Мы беззащитны, капитан.
По нам, как в тире, бьют.
И остается лишь одно:
Безропотно идти на дно
Под вражеский салют».[14 - Р. Киплинг, «Баллада о «Громобое» (пер. И. Болычева), 1890. В оригинале цитируемые Суинтоном строки выглядят как «We lay bare as the paunch of the purser’s sow, To the hail of the Nordenfeldt». «Норденфельдг» – производитель вооружения, позднее поглощенный компанией Максима и преобразованный в «Максим-Норденфельдт». В частности, производил первую в своем классе 37-мм автоматическую пушку QF 1-pounder, за характерный звук выстрелов получившую прозвище «пом-пом». Изначально британское правительство отвергло эти орудия, но после того, как их закупили буры и с успехом начали применять «пом-помы» против британцев, переменило свое мнение. Очевидно, та машинерия, которую разглядел БФ, была именно такой пушкой.]
Это была последняя капля; нам ничего не осталось, кроме как сдаться или быть уничтоженными с большого расстояния. Я сдался.
Буры, как обычно, выскочили со всех сторон. Мы продержались три часа и потеряли 25 человек убитыми и 17 ранеными. Из них только семеро были поражены шрапнелью и фронтальным винтовочным огнем. Все остальные были убиты или ранены с флангов, где врага должно было быть мало, или с тыла, где его вообще не должно было быть! Этот факт убедил меня в том, что сложившееся изначально представление о фронте и его опасности в сравнении с другими сторонами света нуждается в серьезной корректировке. Все идеи, за которые я так держался, были безжалостно сметены, и я погрузился в море сомнений, силясь нащупать хоть что-то определенное, за что можно уцепиться. Мог ли Лонгфелло, когда писал бессмертные строки о том, что «есть тайный смысл всему», очутиться в таком же, как я, положении?
Разумеется, наш полный разгром привел выживших в некоторое уныние – ведь всё у нас в «щелке» так хорошо начиналось. Говорили они об этом по-разному. Так, один солдат сказал пытающемуся перевязать раненое ухо тряпкой капралу: «Ну и дрянь же этот продольный обстрел, скажу я вам. Никогда не угадаешь, откуда тебе влепит. Допекли просто». На что тот угрюмо ответил: «Продольный? Ну естессно, нас накрыли продольным. Эту траншею надо было вырыть немножко волнистой, и тогда было бы хоть как-то получше. Да, волнистой – вот как надо было!» Тут влез третий: «Да, и придумать что-нибудь, чтобы эти гады не гвоздили нам в спину, тоже было бы неплохо».
Да, сколько же было материй на земле, которых я и не касался в своих философствованиях!
Блокгауз британской армии, 1901 год
Пока мы под конвоем отряда буров шагали на север, мою душу терзало множество мыслей, но одного я никак не мог понять: почему мы не застали врага врасплох? Ни мужчин, ни женщин, ни детей, ни каффиров – не было никого, кто знал о нашем появлении и мог бы предупредить буров. Как они так быстро обнаружили наше присутствие – ведь явно обнаружили, когда остановились и начали совещаться тогда утром. Лишь когда мы проходили мимо Инцидентамбы, мне случилось обернуться, и, увидев обстановку со стороны противника, я обнаружил, как просто открывался ларчик. Там, на ровном желтом склоне, прямо к югу от брода, виднелась коричневато-красная полоса, такая же заметная, как «Великан из Уилмингтона»[15 - «Long Man of Wilmington» – старинная меловая фигура, 72 м в высоту, изображенная на Виндоверском холме в Восточном Сассексе в Англии.] в старом добром Сассексе, словно кричащая: «Эй, британские позиции здесь, не пропустите!» Я представил, как торчу в этой траншее, всем видимый, словно цирковой силач на афише, и надеюсь еще кого-то застать врасплох, и горестно усмехнулся.
Помимо того, что нас обстреливали продольным огнем и ударили в тыл, мы опять оказались в уязвимом положении по сравнению с укрытым от глаз и стреляющим с близкого расстояния противником, поскольку для того, чтобы выстрелить, нам надо было появляться в определенном месте.
В итоге я сделал следующие выводы:
11. Когда маленький изолированный аванпост обороняется от активного противника, нет ни флангов, ни тыла, или, иначе говоря, фронт у него со всех сторон.
12. Берегитесь удара с тыла; когда размещаете и обустраиваете оборону, позаботьтесь о том, чтобы, пока вы перестреливаетесь с врагом перед траншеей, его дружок не подкрался и не выстрелил бы сзади.
13. Берегитесь продольного огня. Это крайне неприятно и с одного фланга – и гораздо хуже с обоих. Помните также, что даже если вы развернете позицию так, чтобы вас не могли обстрелять продольным огнем из винтовок, вы можете быть уязвимы для него с дальнего расстояния, из пушек или «помпомов». Мало найдется прямых траншей, которые нельзя было бы накрыть продольным огнем хоть с какой-нибудь позиции, стоит лишь противнику туда добраться. Иногда этого можно избежать, разместив траншею так, чтобы никто не мог попасть на продолжающую ее линию и обстрелять сверху, или можно много раз «выгнуть» траншею, чтобы она не была прямой, или соорудить траверсы, или вырыть отдельные окопы для каждых двух-трех человек.
14. Не размещайте траншею возле высоты, за которой вы не можете наблюдать и которую не можете удержать.
15. Не набивайте всех солдат в одну маленькую траншею, как сельдей в бочку. Дайте им воздуха.
16. Как и прежде – укрыться от глаз часто ценнее, чем укрыться от пуль. При стрельбе с близкого расстояния из незамаскированной траншеи покрытые бойницы дают преимущество. Покрытие должно быть пуленепробиваемым и не должно торчать, бросаясь в глаза, над бруствером, притягивая таким образом огонь, иначе будет только еще опаснее.
17. Застать врага врасплох – значит получить большое преимущество.
18. Если вы хотите получить это преимущество, замаскируйте позицию. Хвастаться своей позицией хорошо на светском ужине, а не в обороне.
19. Чтобы определить, замаскирована или нет ваша позиция, осмотрите ее с точки зрения противника.
Сон пятый
«Несчастье это – мелочь и пустяк
В сравнении с уже тебя постигшим».
Драйден[16 - J. Dryden, «Cleomenes», 1692.]
«Шагая в ночи по долине к холму,
Мороз прошептал: “Путь такой я возьму,
Чтоб было меня не видать никому,
Пока я не скроюсь вдали”».
Гульд[17 - Н. Gould, «Jack Frost».]
И снова я приступил к той же задаче, со свежим умом и свежими надеждами, и все, что осталось при мне от предыдущих попыток, – это девятнадцать уроков.
Отрядив описанным уже образом отряд на Обережный холм и два дозора, я, пока солдаты разбирали припасы и прочее, потратил минут двадцать на то, чтобы пройтись вокруг и, в свете полученных мной уроков, выбрать позицию, которую мы займем.
Городские имперские добровольцы сжигают ферму во Фредерикстраде, 1901 год
Последний отзыв
Книга мне понравилась