– Ну, все, все, дорогая моя. Сейчас самое главное твой палец. Ты же не хочешь потерять его? Зачем такой красавице обезображивать свою ручку? Все остальное решим потом, – я погладил ее волосы.
– Нет, это сейчас вообще нах*й не главное! – она замотала головой, ее взгляд стал пронзительным, и я почувствовал в ней силу, которую не замечал ранее.
– Что для тебя главное? – настороженно спросил я, подозревая, что баронесса сгорает от жажды мщения.
– Пообещай, что не бросишь меня и сделаешь для меня кое-что! – ее голос стал требовательным, она отступила не несколько шагов, выходя на лунный свет.
– Разумеется, не брошу. Что ты хочешь, чтобы я сделал? – спросил я, думая, что сейчас в этом призрачно-серебристом свете, в этих лохмотьях она похожа на ведьму из другого далекого мира. И добавил: – Сделаю, если смогу. Скажи прямо, что хочешь.
– Ты сможешь, Аид тебя дери! Нет никаких сомнений, ты сможешь! Только пообещай мне сейчас! – настояла она.
– Хорошо. Обещаю, если это будет в моих силах, – неохотно проговорил я.
Не люблю разбрасываться обещаниями. Тем более если не уверен, что смогу их выполнить. Вот что сейчас у нее на уме? Отмщение «Стальным Волкам»? Для этого вряд ли она стала бы вытягивать из меня обещание. Ведь Талия знает, что я собираюсь уничтожить «волков» за Айлин. Она явно желала что-то другое.
Глава 4. Светящийся человек
– Ты очень сильный маг, Саша! Пизд*ц какой! Даже не могу поверить, что такое возможно! Ты убил Родерика! Правда же? – она повернула голову в сторону сарая, на крышу которого тоже перекинулось пламя.
И под навесом загорелся какой-то хлам, наверное, старое тряпье, из-за чего несло вонючим дымом.
– Кто такой Родерик? – полюбопытствовал я, догадываясь, кого имеет в виду баронесса.
– Маг в шляпе. Бл*дь, как можно не знать?! О нем в газетах писали! Говорят, он один из лучших в Москве. Несколько раз в Ржавке показывал чудеса! Когда меня сюда привели, Варга предлагал ему меня трахнуть. Бл*дь, ненавижу! Пидор он! Урод! Сказал Родерику, что я хорошо сосу и в жопу всем даю. Трепло, сволочь, мразь конечная! Я ни с кем никогда из них не была, кроме Лиса! Он это прекрасно знает, а говорит обо мне такое! – из ее глаз снова потекли слезы, заблестевшие в красных всполохах пожара. – А этот Родерик тоже мразь конченая! Заешь, что сказал? Сказал, что я – жирная свинья, годная только на шашлык. Мне так хреново стало после этого! Из-за его оскорблений они решили меня порезать. Все начали свиньей называть. Особенно Рамос за это уцепился. Сказал, что мои куски будут жарить на костре и заставят тебя сожрать, когда ты придешь. Больше всего жалею, что не я его убила. У меня уже был нож, только твой светящийся зверь опередил. Обидно, бля!.. Все, не хочу думать об этом! Голова сейчас лопнет! – Она закрыла лицо ладонью здоровой руки, сжала его пальцами, словно пытаясь содрать кожу. Но тут же снова ударилась в свежие воспоминания: – Когда вышли с тобой из этого сарая, смотрю лежит Родерик! Козел, сука, без головы! Шапка его дурацкая рядом валятся в крови. Так ему и надо! Маг он сильный, как все считают, но теперь знаю, пидор конченый. Это же ты вылечил его сволочную голову? Скажи, «да»!
– Да, – без особого желания признал я. – Талия, дай сюда левую руку. Все это обсудим потом. Сейчас важнее не его голова и всякое прочее, а твой палец. Ты не хочешь его потерять? Все, давай руку, – настоял я. – Немного потерпи, будет больно.
Я осмотрел ее почти отрезанный палец. Сустав неприятно белел в обрамлении окровавленной плоти. Я закрыл глаза, пытаясь максимально обезболить, ослабляя нервные импульсы, идущие от руки. Отключать ее нервные центры не стал – это всегда скверно сказывается на заживлении и чревато сепсисом.
– Какой, Аид дери, палец?! Мне плевать на пальцы… – бормотала госпожа Евстафьева, глядя на языки пламени, иногда появлявшиеся за углом – пожар разрастался.
Я не слушал баронессу. Нашел самый чистый край в ее лохмотьях и рывком отделил длинную полосу ткани.
– Вообще псих что ли?! – возмутилась Евстафьева, едва удержав на себе импровизированную одежду. – Давай еще ты меня здесь раздень и трахни!
– Спокойно, ваше благородие. Палец сейчас обвяжу. Хотя бы так, – я осторожно приподнял ее средний палец, направляя его на законное место.
Баронесса вскрикнула, дернула рукой и разразилась матами. Они не прекращались, пока я фиксировал палец, завязывая узлы. Имелось опасение, что может случиться заражение, хотя я старался решить эту проблему, по максимуму накладывая целебные заклятия – они делали рану практически стерильной. Еще имелась большая надежда на Артемиду, вернее на ее племянника – Асклепия. Хотя он часто имел отношения с Герой, Артемиду он почитал особо и прислушивался к ней с гораздо большим желанием, чем к жене Перуна, и уж тем более больше, чем к своему отцу – с Аполлоном у них отношения разорвались еще до Троянской войны.
– Вот так, дорогая. Теперь нам нужно скорее попасть к хорошим целителям или хотя бы жрецам Змееносца, – я даже не представлял, к кому сейчас в эти поздние часы обратиться.
Служба «Крылатых слуг» дежурит круглосуточно, но в Шалаши они вряд ли полетят. Говорят, был давний случай, когда их вызвали сюда какие-то негодяи, мужчину-врача убили, а двух девушек изнасиловали. Виманы с автоматическим пилотом сюда так же не летали, поэтому нам требовалось выбраться отсюда, дойти хотя бы до начала Елисеевского, куда можно вызвать какой-то транспорт.
За этими мыслями я забыл об обещании, данном баронессе. И она до сих пор не озвучила, что она так страстно желает от меня.
– Потом к целителям. Дай закурить, – сказала Талия, глядя на перевязанную руку.
– Извини, но нет. Сигарет нет. Сгорели вместе с курткой, – я выглянул из-за угла, чтобы лучше видеть объятую пламенем пристройку и пояснил: – В сумке была часть моих вещей. В спешке ее там оставил. Хорошо, хоть бумажник остался, – я хлопнул по заднему карману брюк. – Давай так, – я отстегнул от ремня эйхос, – сейчас я оправлю сообщение…
– Подожди, – перебила она меня. – Ты дал обещание, что сделаешь кое-что для меня. Еще пообещал, что не бросишь. Так или нет?
– Да, сделаю, если это будет в моих силах, – согласился я, удивляясь ее перемене в ее лице, голосе, глазах. Она словно стала другим человеком, за один вечер превратившись из беспечной, жадной до развлечений девчонки, в серьезную девушку, устремленную к непонятным мне целям. Не знаю, надолго ли с ней такая перемена. Может быть лишь до тех пор, пока не пройдет боль в теле, и не улягутся мучения в душе. – Вообще, с чего ты решила, что я могу тебя бросить? – выразил я удивление. – Я же прорывался сюда к тебе не для того, чтобы потом помахать ручкой со словами «дальше сама».
– Я не об этом, – она стиснула зубы, глядя на огонь. – Жесть, как хочется курить. Никогда так не хотелось, – потом повернулась ко мне и с горечью произнесла: – Я о том, что меня оттрахали во все дыры, как последнюю шалаву. Может ты, Елецкий, этого еще не понял? Знаю, парни не любят таких девочек. Сейчас я себя чувствую, как грязная старая тряпка. И ты, может, относишься ко мне как к такой тряпке, и прикасаешься только из своего блядского графского благородства, которого на долго не хватит. Я знаю, что это такое по своим подругам. Вон Синьку ее парень сразу бросил, когда ее в Ржавке изнасиловали знакомые. И Маковецкую теперь вся школа считает последней шалавой, хотя она не виновата – так вышло на вечеринке против ее воли. Теперь с ней даже не все одноклассники здороваются.
– Сейчас ты говоришь большие глупости, – я усмехнулся и притянул ее, ухватив за край одежды. – Во-первых, ты мне подруга с детских лет. Хотя бы поэтому я не посмел бы от тебя отвернуться. А во-вторых, после того, что с тобой случилось, я буду к тебе лишь теплее, чтобы скорее улеглась твоя боль. Даже не думай, что из-за того, что случилось сегодня, я стану к тебе хуже относиться. Ясно? – я стер слезинку с ее щеки. – Что еще беспокоит тебя? Что я должен сделать?
– Ясно, – она закивала, приободрилась. – Только нет у меня никакой боли. Есть очень большая злость. Вот такая, сука, злость! – она вскинула правую руку и скрючила пальцы словно когти, одновременно оскалившись точно тигрица. – Понимаешь? Нет, ты меня не сможешь понять. Не ты и никакой другой парень. А так хочется, чтобы между нами все осталось по-прежнему. Хочу, чтобы ты считал меня не только подругой, но и одной из своих девушек. Но теперь не уверена, что это возможно. И еще кое-что важное.
– Что такое «важное»? – я не совсем понимал ее последние слова и мне тоже захотелось курить от ее эмоциональных вспышек, рваной и странной речи.
– Важное вот что. Хочу, чтобы ты научил меня магии. Мне очень нужно стать такой же как ты! – пламя пожара мерцало в глазах госпожи Евстафьевой. – Я хочу сама уничтожить каждого из этих блядских «волков»! Особенно Варгу и Лешего! Жалко, что Рамоса убил твой светящийся зверь. Так жалко! Я бы полжизни отдала, чтобы его убить своими руками. Научи меня, Саш! Хотя бы чему-нибудь, научи. Например, делать таких волшебных зверей. Или как ты бьешь так сильно рукой, даже не прикасаясь.
– Боги, ты не понимаешь, этому нельзя научиться по щелчку пальцев?! Одаренные люди учатся магии годами, некоторые всю жизнь. А некоторые много жизней, – я ожидал от Талии чего угодно, может какой-то глупости, зная ее страсть к генерации «великолепных идей», но я не ожидал такого.
– Аид тебя дери! Ты же научил Айлин всего за полдня! Она мне рассказала, что может исчезать и появляться! – глаза баронессы заблестели от влаги, – и ты мне пообещал, что сделаешь, что я попрошу. Конечно, Айлин тебе больше подруга, чем я. Ты ее любишь. Но я же для тебя тоже хоть что-то значу – ты сам сказал.
– Дорогая, ты для меня очень много значишь, – я обнял ее и поцеловал в щеку, на которой еще был бледный след крови. – Признаю, я испугался, когда услышал угрозы, что они готовы тебя убить. И я стараюсь выполнять обещание, если их только возможно выполнить. Что касается Айлин, я научил ее лишь уплотнять энергетические тела. Для нее это оказалось легко, потому как она уже лишилась тела физического – то есть умерла. Поэтому с Айлин неудачный пример, – баронесса хотела что-то возразить, встрепенулась в моих руках. Я сжал ее сильнее и сказал: – Давай договоримся так: я посмотрю, какие у тебя есть таланты, и возможно, смогу чему-то научить. Только не сегодня и вряд ли завтра. Завтра сама знаешь какой день…
– Да, – отозвалась Евстафьева. – Знаю. Завтра похороны твоей любимой Айлин. Вернее, ее физического тела, как ты выражаешься. Я все понимаю, Саш. Мне грустно и больно. Только больно не этому чертову пальцу! – она подняла перевязанную ладонь. – Больно не пиз*е и жопе, а здесь, сука, больно! – баронесса смяла ткань у себя на груди, обнажая оба соска. – Бл*дь, хочется курить и напиться, – она с горечью вздохнула и отошла от меня на пару шагов.
– Ладно, если ты меня не можешь научить хоть немного магии, то пообещай, что пойдешь убивать Варгу и Лешего вместе со мной! Я должна там быть! – сказала она, повернувшись ко мне спиной и глядя в сторону пожара. – Очень хочу приложить руку к их смерти. Вот эту самую! – она снова приподняла левую, обмотанную тканью, через которую проступила кровь.
– Черт! Талия, ты не понимаешь, что сходить, поквитаться с ними – это не что-то вроде будничного похода в магазин. С «волками» может случиться все стихийно и повернуться самым неожиданным образом. Я не могу тебе такого обещать.
– Трахнутый Елецкий, ну почему ты мне почти всегда отказываешь! Как же тяжело с тобой! Ты вроде друг, но все время за какой-то стеной! Ты все время прячешься от меня! – она всхлипнула, и оттолкнула мою руку, когда я попытался ее успокоить.
– Талия, не сердись. Я не за стеной, а здесь с тобой. Спешил к тебе изо всех сил и очень переживал, – сказал я. – Вполне понимаю силу твоего желания отомстить им, но в этом вопросе невозможно давать обещания. Давай так: если будет такая возможность, то я сделаю так, как ты просишь. А нет, то извини – не вышло. Могу лишь точно пообещать одно: я приложу все силы, чтобы уничтожить этих мерзавцев и положить конец их банде. Но сейчас не время обсуждать. В первую очередь тебя нужно показать хорошим врачам. Сейчас скину сообщение Евклиду Ивановичу… – я поднял эйхос.
– Нет! – запротестовала Талия. – Не вздумай ему ничего говорить!
– Но это придется сделать. Мы могли бы справиться без него, например, я бы попросил забрать нас отсюда графа Сухрова, – я подумал, что из всех знакомых-товарищей только Еграма уместно просить о такой непростой услуге, как ночной визит к Шалашам. – Или мы можем сами выйти к началу Елисеевского и туда вызвать виману, но…
Талия с отчаянным беспокойством смотрела на меня, ожидая дальнейших слов.
– Уже поздно и отец наверняка начал искать тебя. Евклид Иванович вполне рассудительный человек, несклонный к панике. Думаю, ему можно рассказать о случившемся в общих чертах. О том, что ты сочтешь нужным скрыть, разумеется, говорить не будем, – продолжил я. – Пойми, ему все равно придется многое объяснять.
– Нет! Нет! Нет, бл*дь! Я не могу ему такое сказать! Граф Елецкий, у тебя же раньше было нормально с головой?! Как ты можешь вообще о таком думать?! По-твоему, я должна предстать перед папой в таком виде, да еще сообщу, что меня оттрахали?! – вспыхнула она, сверкая глазами.
– Про «оттрахали» речи нет. Придумаем что-то другое: напали, хотели ограбить, требовали выкуп, – начал я строить версии, понимая, что баронесса сейчас во многом права. Я рассуждал лишь со своей позиции, не беря в расчет, ее дикие эмоции – эмоции девушки, для которой случившееся воспринимается едва ли не хуже смерти. И хотя, барон Евстафьев мне всегда нравился своей рассудительностью, все что касалось его дочери он принимал весьма трепетно. Поэтому будет намного лучше, если он не узнает правду, а то, что узнает, дойдет до него не сразу и маленькими порциями.
– Тогда так: я сообщу ему, что ты со мной, и чтобы он не волновался. Надо бы придумать, почему ты не можешь явиться домой в эту ночь. Есть идеи на этот счет? – я поглядывал в сторону стальных ферм бетонного завода – выходить из Шалашей разумнее было тем же путем, которым я сюда зашел.
– Если папа узнает, что я с тобой, он успокоится. Какие тут нужны идеи? Скажу, что гуляла с подругой, потеряла эйхос, не могла сообщить раньше. У подруги был только твой номер, поэтому набрала тебе, и ты приехал за мной, – она сделала несколько шагов, не отпуская моей руки и вдруг остановилась. – Ой, а что это? Человек?
Я повернулся в ту же сторону, куда смотрела она.
– Аид дери! – вскрикнула баронесса. – Это же Родерик! – и поспешила к тому самому месту, где я посадил на поводок душу серого мага, вернее его энергетические тела.