Былины

Было старо коровищо дворовое,
По двору-то корова волочилася,
Дробиной корова задавилася, —
Собаке Тугарину не минуть того,
Лежать ему во далечем чистом поле».
Говорит-то собака нынь Тугарин-от:
«Да что у тя на за?печье за смерд сидит,
За смерд-от сидит, да за засельщина?»
Говорит-то Владимир стольно-киевской:
«Не смерд-от сидит, да не засельщина, —
Сидит русской могучёй да бо?гатырь,
А по имени Олёшенька Попович-от».
Вымал-то собака свой булатен нож,
Да кинул собака нож на запечьё,
Да кинул в Олёшеньку Поповича.
У Олёши Екимушко подхвадчив был,
Подхватил он ведь ножичёк за черешок, —
У ножа были припои нынь серебряны,
По весу-то припои были двенадцать пуд.
Да сами они-де похваляются:
«Здесь у нас дело заезжое,
А хлебы у нас здеся завозные, —
На вине-то пропьём, хоть на калаче проедим».

* * *

Пошёл-то собака из застолья вон,
Да сам говорил-де таковы речи:
«Ты будь-ка, Олёша, со мной на полё».
Говорит-то Олёша Попович-от:
«Да я с тобой, с собакой, хоть топере готов».
Говорит-то Екимушко да парубок:
«Ты ой есь, Олёшенька названой брат!
Да сам ли пойдёшь али меня пошлёшь?»
Говорит-то Олёша нынь Попович-от:
«Да сам я пойду, да не тебя пошлю, —
Да силы у тя дак есь ведь с два меня».
Пошёл-то Олёша пеш дорогою,
Навстрету ему идёт названой брат,
Названой-от брат идёт Гурьюшко,
На ногах несёт поршни кабан-зверя,
На главы несёт шелон земли греческой,
Во руках несёт шалыгу подорожную, —
По весу была шалыга девяносто пуд, —
Да той же шалыгой подпирается.
Говорит-то Олёшенька Попович-от:
«Ты здравствуй, ты мой названой брат,
Названой ты брат да ведь уж Гурьюшко!
Ты дай мне-ка поршни кабан-зверя,
Ты дай мне шолон земли греческой,
Ты дай мне шалыгу подорожную».
Наложил Олёша поршни кабан-зверя,
Наложил Олёша шолон земли греческой,
В руки взял шалыгу подорожную,
Пошёл-то Олёша пеш дорогою,
Да этой шалыгой подпирается.
Он смотрел собаку во чистом поле, —
Летаёт собака по поднебесью,
Да крылья у коня нонче бумажноё.
Он втапоры, Олёша сын Попович-от,
Он молится Спасу Вседержителю,
Чудной Мати Божей Богородице:
«Уж ты ой еси, Спас да Вседержитель наш,
Чудная есть Мать да Богородица!
Пошли, Господь, с неба крупна дожжа,
Подмочи, Господь, крыльё бумажноё,
Опусти, Господь, Тугарина на сыру землю».
Олёшина мольба Богу доходна была —
Послал Господь с неба крупна дожжа,
Подмочилось у Тугарина крыльё бумажноё,
Опустил Господь собаку на сыру землю.
Да едёт Тугарин по чисту полю,
Крычит он, зычит да во всю голову:
«Да хошь ли, Олёша, я конём стопчу,
Да хошь ли, Олёша, я копьём сколю,
Да хошь ли, Олёша, я живком сглону?»
На то-де Олёшенька ведь вёрток был, —
Подвернулся под гриву лошадиную.
Да смотрит собака по чисту полю,
Да где-де Олёша нынь стопта?н лежит, —
Да втапоры Олёшенька Попович-от
Выскакивал из-под гривы лошадиноей,
Он машот шалыгой подорожною
По Тугариновой-де по буйной головы, —
Покатилась голова да с плеч, как пуговица,
Свалилось трупьё да на сыру землю.
Да втапоры Олёша сын Попович-от
Имаёт Тугаринова добра коня,
Левой-то рукой да он коня дёржит,
Правой-то рукой да он трупьё секёт,
Рассёк-то трупьё да по мелку часью,
Разметал-то трупьё да по чисту полю,
Поддел-то Тугаринову буйну голову,
Поддел-то Олёша на востро копьё,
Повёз-то ко князю ко Владимиру.

Привёз-то ко гриденке ко светлоей,
Да сам говорил-де таковы речи:
«Ты ой есь, Владимир стольно-киевской!
Буди нет у тя нынь пивна котла —