Мой очаровательный оригинал

– Будем считать, что я поверила, доча. А сейчас давайте скорее в столовую. Еда стынет.

Мама разворачивается, я следом за ней, Майя, быстро закинув книжку под подушку, спешит за нами.

Она догоняет меня в коридоре.

– Учти, – наклонившись к сестренке, шепчу ей на ухо, – всё это я терплю только ради тебя.

– Я знаю, – шепот в ответ. – И очень признательна тебе и Илье за то, что вы делите со мной это бремя. Я одна мамин напор и хитрые уловки отражать устану. Она к каждому слову цепляется, клешнями их ловит и выворачивает наружу потом твои самые потаенные тайны. И всё это за какой-то полуторачасовой ужин. Как она это делает?

– Не знаю, – тихо смеюсь я. – Но я ведь могу рассчитывать на то, что ты мне расскажешь "как", когда узнаешь?

– Когда я узнаю? – не понимает она, скосив на меня глаза.

– Ну да. Когда станешь такой же. Ты же ее маленькая копия.

Услышав издевку, Майя ощутимо бьет меня своим кулачком по физически тренированному плечу.

– Придурок!

– Я тоже тебя люблю, мелкая.

Глава 14. От доброжелательной фанатки

1 сентября 2022.

Четверг.

В моих руках лист с нотами, я аккуратно кладу его на пюпитр. Перед глазами слова песен, я пою, скользя пальцами по черно-белым клавишам, но вдруг на середине песни профессор жестом останавливает меня, облокотившись на крышку рояля передо мной.

– Напомни, в каких жанрах ты поешь, Софи?

Глубокий вечер, в большом зале консерватории очень тихо, так что голос моего репетитора-преподавателя Германа усиливается многократно.

Да-да, я нашла-таки профессионального педагога. Сначала это была женщина, заведующая кафедрой сольного пения на вокальном факультете, но той не понравился мой характер, но больше – мне не понравился ЕЁ мерзкий высокомерный тон. Одного занятия с ней было достаточно, чтобы начать подыскивать другого репетитора. Потом была другая, преподаватель помладше с той же кафедры, очень тихая и скромная, но в глазах ее я видела потаенную зависть. Ей не нравилось, что я пою не просто хорошо, а лучше нее самой. И в конечном итоге я решила, что женщина на роль моего преподавателя музыки категорически не подходит: каждая из них всегда будет видеть меня соперницей на каком-то эмоциональном уровне, отвечающим за неосознанную женскую конкуренцию. С такими полноценную работу не построишь. В Мадриде было легче – мы учились группой, и неважно было, мужчина это, или женщина…

И я решилась на эксперимент, две недели назад заставила себя целенаправленно искать мужчину на эту важную роль в моей жизни. Музыке я выделяла треть своего времени, всей своей жизни. И я не хотела забрасывать учебу. Пусть я и пою красиво, старательно придерживаюсь правильного чередования дыхания и голоса, использую определенные приемы, бывает, очень сложные, – всё же иногда даже у меня что-то не получается. Какие-то резкие переходы, или же я нуждаюсь в советах: брать выше или ниже, когда работаю над собственными песнями? Не слишком ли много бэлтинга? Нет, я не кричу. Как и нужно, ухожу в полет. Иными словами у меня великолепный бэлтинг, но экспрессии во мне порой больше, чем нужно. Иногда меня необходимо вовремя остановить, иначе голосовые связки потом страдают. Чрезмерная эмоциональная мощь – вещь не очень хорошая.

И с этим со всем мне частенько помогал педагог по вокалу Пабло. А теперь с этой задачей успешно справляется Герман с кафедры современной музыки той же консерватории имени Чайковского. Пожилой мужчина, которому уже за семьдесят. По его словам, он ходит с тростью с зимы 2017-го, когда сломал себе кость во время катания на коньках. К слову, это было его любимым видом спорта, с которым он был вынужден проститься в тот же год.

– Поп, лирический рок, – начинаю перечислять я, убирая руки с клавиш, – соул, баллада, иногда джаз и реггетон.

– Отлично, – кивает Герман и трет бороду. – Тогда я хочу послушать что-то из твоего репертуара. Пусть это будет твоя лучшая песня.

– Лучшая для кого? – задаю я вопрос, на мой взгляд, очень важный. – Для меня? Или для моих фанатов?

– Для тебя, – улыбается он, всецело понимая мой вопрос.

– Хорошо, – кратко киваю я и начинаю первый куплет с насыщенного тванга:

– У океана тишина,

Лишь волны могучие поют колыбель:

Успокаивают сломанную душу,

Зашивают раны на сердце теперь –

После тебя: ты разорвал всю меня изнутри

На части, на стекла, на бесцветные камни,

Неровные, некрасивые, с острыми гранями.

Оставил во мне всё это "богатство",

Лично отправил на казнь беспощадно.

Под конец куплета идет переход на крещендо и чистый звук. На припеве использую высокий микст, пока еще умеренный бэлтинг и нежный субтон:

– Я не ангел, ты слышишь меня?

Не идеал. Во мне тоже есть тьма,

Есть дефекты, душевные муки.

Ты не один не уверен в себе.

Ты не один убегаешь от правды,

Порой я тоже боюсь, но с тобой

Хочу пережить все невзгоды;

Но…

Ты каждый раз, боясь отпустить,

Противоречишь себе и уходишь.

Я не знаю, вернешься ли ты?

И, если да, вынесу ли я это снова?

Я устала тебя догонять, молча ждать,

И каждый раз не терять надежду – а вдруг?

Вдруг ты обнимешь и скажешь: "Свободен я,

И отныне с тобой навсегда".

Снижаю голос и пою второй куплет чистым микстом, придерживаясь гладкости звучания:

– Океан в лучах заката

Соль мою уносит вдаль:

Забирает себе мои слезы

И крики. Пусть. Мне не жаль.

Скажи, ты знал исход любви?

Да-да, нашей с тобой беды?

Любовь – беда для тех,

Кто не умеет безусловно любить.

А ты не умеешь, ты из тех,

Кто бросает, боясь отпустить.

Во второй раз пою припев, уже расширяя объем, добавляя в бэлтинг больше чувств и экспрессии. На последних строчках снижаю громкость, выдыхаю очень тихий субтон, заменяя звук "а" на придыхание.

В третий куплет вступаю с микстом, включаю красивые мелизмы.

– Ты считаешь себя не достойным любви,

Всюду ищешь в себе недостатки,

Стены бьешь каждый раз, боясь жадной тьмы,

Что в тебе обитает, покой не дает обрести.

Ты считаешь себя не достойным меня,

Всюду ищешь себе отговорки,

В сердце бьешь каждый раз, боясь нашей любви,

Что в нас обоих живет, дает свет обрести.

Снова двойной припев: мощнейший бэлтинг, эмоциональный срыв и финишный глухой звук, ставящий красивую точку в песне.

Последняя нота вылетает из моих пальцев, и я поднимаю глаза на профессора, ожидая каких-либо слов.

– Глубокое исполнение. А еще интересный выбор. Почему любимая песня на английском? У тебя же в основном испанский репертуар, ты говорила.

– Это задание от киностудии, – поясняю я. – Меня попросили написать песню для саундтрека к экранизации одного очень известного испанского романа. Она непременно должна была быть английской. И я основательно подошла к этому делу, прочла книгу, после сценарий, плюс позаимствовала историю подруги. А потом села ее писать. В итоге, я и не заметила, как она стала моей любимой. В эту песню я вложила слишком много чувств.

Мужчина кивает, в его глазах отражается понимание. Он отходит от рояля, звонко постукивая тростью об пол. Останавливается неподалеку, опираясь обеими руками на бронзовую рукоять металлической трости.

– Я еще на прошлом занятии заметил, твой голос – твой инструмент. Очень сильный. – Он задумчиво вздыхает. – Грудной механизм… великолепный. Чередование ярких звуков и придыхания… этот прием тебе дается очень хорошо, намного лучше всех моих студентов. Ты отлично работаешь с дыханием. Филировка звука также на протяжении всей песни очень профессиональная. Еще я услышал в некоторых местах прелестную мелизматику. Не понимаю, зачем тебе нужен я? – шутливым тоном спрашивает Герман, по-доброму улыбнувшись мне и наклонив голову набок.

– Эта песня отыграна мной много раз, я ее технике уделила больше времени, нежели в случае с остальными моими песнями. Возможно, по этой причине вы сейчас хвалите меня?

– Нет, девочка моя. Как раз твой ответственный подход к делу, твой усердный труд, полная отдача показывают твою профессиональную грамотность. Ты себя без музыки не представляешь, верно? – Он смотрит на меня отцовским взглядом, и во мне пробуждается желание высказаться, поделиться, раскрыться, но я изо всех сил сдерживаю порыв. Я ничего не говорю, но он отвечает за меня: – Верно. По глазам вижу. Ты и музыка – одно целое. Хочется верить, что так будет и дальше. Ты молодец, девочка.

У меня возникает ощущение эмоциональной уязвимости, когда он это говорит. Хочется обнять, но я всё еще не могу это сделать. Только не мужчину.

– Спасибо, – почти сухо отзываюсь я, насильно уводя взгляд от умных и выразительных глаз, по углам которых расползаются старческие морщинки.

Я совсем не ощущаю себя в опасности рядом с ним, не вижу в мужчине угрозу, едва ли не впервые в жизни меня накрывает относительное спокойствие.

– Теперь хотелось бы послушать самую недооцененную песню, – просит профессор, внимательно глядя на меня.

– Кем?

– Публикой, – с готовностью отвечает преподаватель.

– Самая недооцененная песня? – вторю задумчиво. – Пожалуй, это "Ты за спиной".

Я извлекаю из сумки на полу свою тетрадь с испанскими текстами и их параллельным переводом на русский и устанавливаю на пюпитр, дед с интересом подтягивается ко мне, заглядывает в страницы, глаза его бегают по русским строчкам, и я пока медлю, петь не начинаю.

– Угу, – мычит он, что-то заключая в мыслях. – А теперь я хочу послушать это.

И я опускаю пальцы на музыкальный инструмент, готовая петь.

– По щекам дождливая течет непогода,

В печальных тонах кроются грусти разводы,

И пятнами мокрыми боль на губах

Оседает. И дрожь в обнаженных плечах.

Поджатые в холод пальцы трясутся.

А внутри предательства копья несутся

И на части рвут мое сердце —

Точно тлеет в пылающем перце.

Припев настолько же громкий и полон чувственной экспрессии, насколько сильно рвалось мое сердце четыре года тому назад:

– Забивая на страх, забивая на раны,

Я срываюсь, бегу, гремя дверью подъезда,

Ключ в замок зажигания – кадр за кадром:

Несусь, разбавляя дождь своими слезами.

Ты за спиной, плачу я, об асфальт шины сбивая.

Ты за спиной, давишь на газ, меня догоняя.

Я слезы стираю, до крови губы кусая.

Я от тебя убегаю, тебя проклиная.

На втором куплете я слегка подостываю:

– Каждый раз в твой плен я попадаю,

Мне больно, но ты вновь меня похищаешь.

Тебя уже нет, но сердце в кровь разбиваю.

Я больна, этого я не скрываю.

Касание раз, касание снова,

Целуешь меня, но я недотрога.

Ладонь твоя в волосах моих снова,

И в пепел сгорает родная свобода.

Для следующего припева характерен более сдержанный бэлтинг и местами йодль. Завершающий куплет сильно короткий, но в нём заключены очень сильные чувства и важные слова:

– В ровном дыхании я спокойствие ищу,

Музыка словно мое дежавю,

Каждая строчка в ней – мой свет,

Каждый прожитый миг – моя темь.

Последний припев выходит очень эмоциональным, на грани крика, не крик физический – крик сердечный.

– Никто ее не понимает, – поясняю я, когда профессор задается вопросом: почему именно эта песня является недооцененной моими фанатами.

Мое пение и на этот раз он посчитал почти безукоризненным. Мелкие недочеты, которые сама же нашла в технике, показались ему если не надуманными, то точно сущей мелочью, но над "ошибками" Герман пообещал со мной поработать, не смог отказать.

– Все думают, что это песня про нездоровую, зависимую любовь. Но это не так.

– Тогда о чем она, если не о любви? – Мужчина снимает очки и пристально вглядывается в мое лицо, будто пытаясь понять меня, прочитать как открытую книгу. Но я эмоционально закрытый человек, и потому чувств настоящих никогда не показываю. Стараюсь не показывать.

– О безволии, – начинаю я с легкомысленной улыбкой, делая вид, что разговор мне не в тягость, – безысходности… боли… обреченности и… ненависти. Любви никакой в моих строчках нет. Ни в каком проявлении.

– А скажи-ка мне старику, что значит строчка "каждый раз в твой плен я попадаю"? – Бросив взгляд в мою тетрадь, пальцем найдя ту самую строчку, он опять поднимает на меня глаза, в них читается вопрос, на который, как автор стихов, я естественно не могу не знать ответ.

"Каждый раз в твой плен я попадаю" – понимать это нужно буквально.

И мне становится очень трудно справиться с наплывом воспоминаний, справиться с собственными чувствами.

– Это значит, я не могу прекратить думать о том, что произошло. Прошлое не отпускает меня, держит в плену и убивает раз за разом. Каждый божий день я с этим живу. Живу со сломанной душой и поломанной судьбой… Но это всё я выдумала. На самом деле песня не обо мне. Просто выдумка. Так все артисты делают. – Беспечно дернув плечом, отрицаю я свое личное отношение к тексту, ибо это слишком больная тема, чтобы о ней кому-то рассказывать.

Не понимаю, почему я вообще об этом заговорила с совершенно посторонним человеком. На меня это не похоже.

Желание перемотать назад пленку времени настолько велико, что я спешу поскорее перестроиться, затмить пробудившиеся чувства чем-то новым. Иначе мысли так и будут крутиться вокруг одного и того же. И я не знаю, как это прекратить, кроме резкой смены темы.

– Герман, а могу я попросить вашего совета? Дело в том, что сейчас я работаю над одной песней… – Я подаюсь вперед и с невозмутимым лицом, но бойким энтузиазмом начинаю листать тетрадь вперед, к своим свежим записям. – Вот. Я сейчас сыграю, а вы скажете, где сыровато и какую лучше ноту взять на… – я принимаюсь считать в уме строчки, шевеля губами и пальцем водя вниз по странице, ищу искомую, проблемную, – на девятой строчке.

– Хорошо, помогу. Но, по-моему, ты и без меня способна справиться с этим. Ты обманываешь не меня, а себя, когда пытаешься убежать от чего-то, что причиняет тебе дискомфорт. Не думай, что я не заметил, я лишь не хочу быть незваным гостем в твоем грустном сердце. Я прекрасно знаю, что такое личные границы, и не пересекаю их. Но если тебе однажды захочется прекратить изображать сильную барышню, то я к твоим услугам. Я отлично умею слушать. Не осуждая, как это привыкли делать многие. Ты подумай, а я пока могу сделать вид, что этого разговора не было.

И вот что сказать на это?

Все-таки плохие воспоминания портят мне игру, я всё чаще начала ошибаться, чувства стало тяжелее держать в себе. Если даже Герман увидел во мне сломленного человека, то чего ждать от других?

Нет-нет, нельзя снимать маску и разрушать эти кирпичные стены, необходимо в срочном порядке взять крепкий цемент и подлатать образовавшиеся трещины.

Я поднимаю голову, наталкиваюсь на добродушное лицо старика и будто ожидающий взгляд бледно-голубых глаз.

– Будьте так добры, забудьте, – серьезным тоном прошу я.

– О чем? – в голосе слышится искреннее недоумение, и я понимаю, что он сдержал слово.

***

Я включаю в прихожей свет и скидываю ботинки. После на кухне ставлю чайник и иду сполоснуться в душ, на полноценные водные процедуры у меня совершенно нет сил.

Где-то около одиннадцати ночи я понимаю, что ничего не ела сегодня, кроме утреннего шоколада, но и тот опрокинулся, в нем напитка лишь половина оставалась.

У меня проблемы не только с головой, но и с аппетитом: частенько я не чувствую голода совсем, только недовольный желудок напоминает время от времени о естественных потребностях, но опять же я игнорирую этот зов, если он звучит не вовремя, когда я занята. А затем я просто забываю об этом, вспоминаю редко и очень поздно. Как сейчас, за час до полуночи.

Я плетусь к холодильнику, открываю его и, вздохнув, закрываю обратно. Завтра поем, обещаю я себе. Пойду в магазин и куплю чего-нибудь питательного и полезного. А сейчас спать…

Но, зарывшись с головой под одеяло, слышу, как мой телефон оживает, оповещая о новом входящем сообщении, и вылезаю.

Я подношу экран к лицу, разблокировываю и открываю мессенджер: какое-то видео, длится 2 минуты и 39 секунд. И приписка к нему: "Он не знает, и не узнает. Считай, это твой козырь и мой подарок тебе. Интересно будет наблюдать за вами. Дерзай, Софи де Армас. Карта в твоих руках. Что ты будешь делать дальше? От доброжелательной фанатки".

Слова настораживают, и я с опаской жму на иконку воспроизведения.

Несколько секунд просмотра, и я понимаю, что попало в мои руки, что это за видео. На нем – я. Сначала – сидящая у бара в компании владельца клуба, резкая смена настроения беседы, и вот уже острие моей заколки утыкается в шею мужчины. Потом побег, темный коридор и… поцелуй с мужчиной, чье лицо скрыто под покровом темноты. Различимы лишь наши слившиеся друг с другом силуэты. Снова мой трусливый побег, хлопнутая дверь, но картинки, где я должна бежать по коридору, нет. Она резко обрывается. Зато отображается другая сцена. Получается, два временных отрезка склеили в один ролик, и теперь передо мной обстановка, очень напоминающая нечто вроде гримерной для артиста. Свет включен, а по комнате в какой-то замысловатой композиции расставляет цветы мужчина. Охапка пестрых шаров в углу, те наполнены гелием, упираются в потолок.

Парень высокий, физически тренированное телосложение, широкие плечи. Серая футболка. И волосы русые, светлые, стоит ко мне спиной.

Я думаю лишь о том, чтобы он повернулся, жду этого момента, как спятившая. Остатки здравого смысла покинули меня, я напряженно застываю, во все глаза уставившись в экран.

Повернись же! Ну давай!

Кто ты?

Как только я думаю об этом, мужчина, словно услышав мои отчаянные мольбы, поворачивается, и я узнаю этот профиль. А после я вижу лицо целиком, и у меня не остается сомнений. То, что я вижу, – реально. Не фантазия рисует образ, на записи действительно… Ян.

Ян?! Но как?!

"Ты огорчена?"

"Огорчена?.. Что?.. Да я в шоке, Софи!"

"Но разве сегодня ты сама не признала его красивым? Сама знаешь, это редкость. Значит, что-то почувствовала, правильно?"

"Не преувеличивай, это всего лишь мимолетная мысль: было и прошло… Но как же так? Как так всё совпало? Как получилось, что мы снова встретились? Я не понимаю, я не верю…"

"Вселенная помогла тебе, или пресловутая судьба, которую ты так ненавидишь. Ты же хотела этого, ты ЕГО нашла. Нашла, Софи!"

"Но почему Ян? Почему мужчиной, который так меня красиво целовал, оказался именно он?! Боже! Ян… Это был Ян! Я целовалась с Яном, это он обнимал меня так, что мне хотелось на какой-то миг большего… С ним чувствовала себя защищенной. А что теперь? Что мне делать теперь? Теперь он меня пугает…"

"Не он тебя пугает. Ты банально боишься отношений. Это мандраж перед неизвестностью: а как оно будет?"

"Какие еще отношения?! Он же придурок недоразвитый!"

"Уверена? Ты наверняка задавалась вопросом: а так ли это на самом деле? Или у него тоже шкатулка секретов и маска на лице, как у тебя? Только прямо противоположная, не холодная, а лукавая, беззаботная и самодовольная. С вспышками агрессии, которая случается из-за слишком долгого сдерживания подлинных эмоций. У тебя тоже такое бывает, порой ты взрываешься, больше не в силах держать чувства в запечатанной коробке…"

"И как быть? – перебиваю ее от нетерпения. – Я теряюсь, как быть? Скажи мне. Он искусно притворяется балбесом? Зачем? "

"Вот и узнай это, прими его общение, не избегай для начала".

"Не знаю… Ладно, я… А что насчёт записи из клуба? Думаешь, кто ее прислал? Неведомый враг? И чей враг? Мой или Яна?"

"Ваш общий, хорошие люди таких номеров не подбрасывают".

"Ты права…"

Я откидываюсь на подушки и закрываю глаза. Воображение начинает творить свои шалости: я не могу отделаться от Яна, он в моей голове, его образ рисуется сам по себе. Самодовольное лицо, глаза сверкают умным ехидством. Вокруг серой радужки жирный темный ободок, который делает взгляд ярче, выразительнее. Смеющаяся улыбка… Резкая смена слайда: сильные руки на теле, твердая грудь касается моей, теплый язык у меня во рту… И ощущение жара доходит до предельной отметки, я принимаюсь ерзать в постели.

Что за чертовщина?!

Я начинаю истерически хохотать и сжимать в кулаке одеяло. Да если бы я не узнала, что искомым мужчиной был Ян… я уверена: ни за что не обратила бы на этого больного придурка с биполярным расстройством свое женское внимание!

Глава 15. Ты же не собираешься ее красть?

2 сентября 2022.

Пятница.

Погода солнечная, но не сильно жаркая, на мне белая шелковая блуза без рукавов, открывающая плечи приятному чуть прохладному ветерку, и не яркого оттенка, пыльно-голубая юбка, шифоновая и легкая, прикрывающая колени. Красные босоножки с открытым носиком и красный лак на ногтях. В руках стаканчик, на языке тает любимый шоколад, я наслаждаюсь этим моментом, пока неспешно прогуливаюсь от дома до института.

Мои шаги ускоряются, а тонкий каблучок начинает чаще наносить удары бетонной твердыне тротуара, когда в поле видимости появляется преподаватель истории зарубежного искусства. Я намерена догнать его, у меня к нему вопрос, не требующий отлагательств.

– Илья Игоревич! – Я не бегу, но быстро переставляю ноги. Мужчина слышит мой голос и, остановившись, разворачивается ко мне лицом.

– Софи, – на губах милая улыбка, он ждет момента, когда я встану перед ним, чтобы начать беседу спокойно, без криков через расстояния. – В прошлый раз мы с вами не договорили… – начинает он, но я нагло перехватываю роль говорящего.

– Илья, признайтесь честно, это вы вчера прислали мне один очень занимательный видеоролик?

Мужчина хмурится.

– Какой ролик? – уточняет он, нервным движением перекинув портфель из одной руки в другую.

– Запись с камеры наблюдения вашего клуба. Это ваших рук дело? Если так, то немедленно объяснитесь.

– Софи, я этого не делал, – в голосе слышится озадаченность, впрочем, на лице аналогичная картина.

Я ошиблась? Я ошиблась, это не он.

Я думала, "доброжелательной фанаткой" необязательно должна быть женщина, так каверзно вполне мог подписаться и мужчина. Например, владелец клуба, у которого собственно и есть доступ к системе видеонаблюдения, ведь это его клуб. Но если Илья не причём, то какого черта у них не работает система безопасности?! Как запись попала в чужие руки?

– Что вам прислали? – мужчина и не скрывает своего любопытства, тон настойчив, он взволнован.

– Неважно, – я выстраиваю стену изо льда, становясь еще более невозмутимой; выпрямляю гордо спину, хотя, казалось бы, куда прямее? – Важно то, что ваша система безопасности в клубе дерьмовая, – я не стесняюсь в выражениях, – раз записи с ваших камер попадают в левые руки. Советую с этим разобраться. Если ко мне вновь попадет нечто подобное, ждите последствий.

– Я понял, – серьезно кивает Илья. – Но я могу все-таки взглянуть на запись?

– Нет, это личное. Впрочем, вы всегда можете просмотреть всё, что происходит в вашем клубе. У вас полный доступ, не так ли?

– Я этим не занимаюсь, Софи. Лишь в редких случаях. Возможно, вы подскажете дату и время, когда была сделана запись?

Да мужчина всё равно просмотрит все записи, зачем скрывать? Или зачем тратить его время?

– В ночь нашего знакомства.

Его лицо меняется, а сам Илья мгновенно напрягается, словно моя фраза физически ударила мужчину в живот.

– Покажите запись, – не перестает настаивать он.

– Хотите освежить память, Илья Игоревич?

– Я там тоже есть?

Преподаватель впился в меня требовательным взглядом.

– Видео короткое, но да, вы там есть. И моя заколка тоже. Я не стану вам это показывать.

– Кто-то еще есть на записи? – Его рука на ручке портфеля нервно сжимается.

– Есть, но вас это не касается, это касается меня, и только. А если вам так интересно, смотрите у себя в архиве.