Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков

Моя соседка Евангелина Смит в июне родит близнецов. Поскольку она от этого не в восторге, я, пожалуй, возьму одного себе.

    С любовью к тебе и Пьерсу, Джулиет

Джулиет – Софи

28 февраля 1946 года

Милая Софи!

Я удивлена не меньше твоего. От Сидни – ни слова. Во вторник я поняла, что от него давно ничего не слышно, пошла в «Стивенс и Старк» и узнала, что он куда-то слинял. Его новая секретарша мисс Тилли – ведьма. На все вопросы отвечала: «Мисс Эштон, я не имею права раскрывать информацию личного характера». Как же хотелось треснуть ее по башке!

Я уже начинала думать, что Сидни завербован Ми-6[11 - Ми-6 – разведывательная служба Великобритании.] и отправлен с заданием в Сибирь, когда это чудовище наконец призналось: он в Австралии. А значит – все ясно! Поехал за Пьерсом. Тедди Лукас недвусмысленно дал понять, что тот допьется до смерти в своем санатории, если его не остановить. Неудивительно – после всего, через что Пьерс прошел, и нельзя порицать, – но, к счастью, Сидни этого не допустит.

Я всем сердцем люблю твоего брата, но, право, только сейчас, когда он в Австралии, задышала свободно. Последние три недели Марк Рейнольдс проявлял ко мне, выражаясь словами твоей тети Лидии, настойчивое внимание. А я, даже объедаясь омарами и упиваясь шампанским, постоянно оглядывалась через плечо – не видит ли Сидни? Он убежден, что цель Марка – выкрасть меня не только у «Стивенс и Старк», но из Лондона вообще, и, что бы я ни твердила, его не переубедить. Марк ему не нравится, и точка. «Настырный», «неразборчивый в средствах», помнится, прозвучало во время нашей последней встречи. Честное слово, какой-то король Лир! Я взрослая женщина – более или менее – и могу упиваться шампанским с кем хочу.

Когда я не заглядываю под скатерть в поисках Сидни, то время провожу чудесно. Словно вынырнула из черного тоннеля в гущу карнавала. Не то чтобы я любила карнавалы, но после черного тоннеля – счастье. Марк истинный гуляка. Если мы не на вечеринке (как обычно), то идем в кино, или в театр, или в ночной клуб, или в кабак с дурной репутацией (попытка Марка внедрить в мое сознание – цитирую – демократические идеалы). Головокружительно.

Ты замечала, что есть люди – особенно американцы, – которых война будто бы не коснулась или, во всяком случае, не смяла? Нет, Марк не уклонялся от исполнения гражданского долга – служил в авиации, – но война его… не сжевала. И я при нем тоже словно бы не затронута ею. Знаю, это иллюзия, и вообще, если так, было бы стыдно, но ведь простительно чуточку понаслаждаться жизнью? Да?

Доминик уже слишком взрослый для чертика в табакерке? Я вчера видела в магазине одного совершенно демонического. Выскакивает с жуткой ухмылкой и раскачивается, скаля острые зубы, и у него еще такие завитые черные усы – настоящий злодей. Доминику понравится – когда он оправится от испуга.

    С любовью, Джулиет

Джулиет – Изоле

28 февраля 1946 года

Мисс Изола Прибби

Усадьба Прибби

Ля Буви

Сент-Мартинс, Гернси

Дорогая мисс Прибби!

Большое спасибо за письмо о Вас и Эмилии Бронте. Я смеялась, когда читала, как книга схватила Вас за горло в ту минуту, когда привидение несчастной Кэти постучалось в окно. Меня схватило в тот же момент.

«Грозовой перевал» нам задали на пасхальные каникулы. Я гостила у своей подруги Софи Старк, и мы целых два дня дружно ныли, какая все это несправедливость, пока наконец ее брат Сидни не велел нам заткнуться и взяться за дело. Я хоть и послушалась, но внутренне продолжала бушевать, – а тут вдруг призрак! В жизни не испытывала такого ужаса, как тогда. Разные вампиры и чудовища меня не пугают, но привидения совсем другая история.

До конца каникул мы с Софи только и делали, что перемещались из кровати в гамак, из гамака в кресло и читали, читали – «Джейн Эйр», «Агнес Грей», «Ширли», «Незнакомку из Уайлдфелл-холла».

Удивительная семья Бронте. Я решила писать об Энн, потому что из всех сестер она наименее известна, а как писательница, по-моему, ничуть не хуже Шарлотты. Хотя загадка, как Энн вообще удалось что-то написать, – при таком религиозном давлении со стороны тетки Бренвелл! Эмилии и Шарлотте хватало здравого смысла игнорировать старую ведьму, а бедняжке Энн – нет. Представьте: бесконечные проповеди о том, что Господь повелел женщине быть кроткой, смиренной, тихой и меланхоличной. Конечно, так меньше хлопот. Чертова перечница!

Надеюсь, Вы напишете мне еще.

    Ваша Джулиет Эштон

Эбен Рамси – Джулиет

28 февраля 1946 года

Дорогая мисс Эштон!

Меня зовут Эбен Рамси, и я живу на острове Гернси. Мои предки высекали надгробия и разделывали туши – в основном ягнят. У меня есть любимые занятия для свободного времени, но пропитание я добываю рыбной ловлей.

Миссис Моджери сказала, что Вы собираете рассказы про чтение во время немецкой оккупации. О тех днях я ни вспоминать, ни даже думать не собирался, но миссис Моджери утверждает, что Вам можно верить и что Вы хорошо напишете о клубе. Раз так, ладно. И потом, Вы прислали книгу моему другу Доуси – совершенно незнакомому человеку. Поэтому я решил помочь Вам со статьей.

Сначала никакого клуба не было. У нас народ, кроме Элизабет, миссис Моджери и, может, еще Букера, после школы с книгами дел не имел. Мы их испачкать боялись, когда брали у миссис Моджери. Меня в те дни читать не тянуло. Только из страха перед комендантом и тюрьмой открыл первую страницу.

Книга называлась «Избранное» Шекспира. Позже я узнал, что и м-р Диккенс, и м-р Вордсворт писали о людях вроде меня. Но Шекспир – точно обо всех нас. Правда, не всегда понятно о чем, но я, дайте срок, разберусь.

Главное, чем меньше он говорит, тем красивей получается. Знаете, какая фраза восхищает меня больше всего? «Угас наш день, и сумрак нас зовет».

Жаль, я не знал ее, когда к нам на остров высаживались германские войска, самолет за самолетом, – и с кораблей в гавани! Тогда я думал: будьте вы прокляты, будьте вы прокляты, будьте прокляты, сто раз подряд. А вот если б мог думать: «Угас наш день, и сумрак нас зовет», меня бы оно утешило. Не так обрывалось бы сердце.

Они пришли в воскресенье 30 июня 1940 года, а перед тем два дня нас бомбили. Утверждалось, что не нарочно, просто приняли грузовики с помидорами на пирсе за армейские. Как это им удалось, ума не приложу. Убили человек тридцать мужчин, женщин, детей – и сына моей двоюродной сестры тоже. Он, когда увидал бомбы, спрятался под свой грузовик, а тот взорвался и загорелся. Еще немцы убили людей в спасательных шлюпках на море. И атаковали машины Красного Креста с нашими ранеными. А в ответ – ни выстрела. Ну, они и сообразили, что Британия бросила нас без защиты. Прилетели спокойно через два дня и заняли нашу землю на целых пять лет.

Вначале они вели себя прилично. Очень гордились, что отвоевали кусочек Англии, и, видно, думали: еще прыг-скок – и мы в Лондоне. Тупицы. А как дошло, что тому не бывать, быстро показали нам свой звериный оскал.

Правила установили на все – это делай, того не делай, – но постоянно их меняли и все хотели казаться добренькими, будто морковкой трясли у осла перед мордой. Только мы-то не ослы. Они и злобились. Например, чуть не каждый день переносили комендантский час – то восемь вечера, то девять, то, когда совсем озверели, вообще пять. Ни тебе друга навестить, ни за скотиной поухаживать.

Первое время мы надеялись, что они через полгодика уйдут. Но оккупация тянулась и тянулась. Еды становилось все меньше, дрова вскоре кончились. Работа тяжелая, дни серые, вечера черные от тоски. Люди болели от недоедания и печалились: вдруг это навсегда. Только книги да друзья напоминали, что в жизни есть светлая сторона. Элизабет любила одни стихи… точно не помню, но начало такое: «Разве этого мало – солнцу с утра лицо подставлять, весну прожить так, чтоб душа ликовала, любить, трудиться с толком, размышлять и верных обрести друзей?»[12 - Строки из поэмы Мэтью Арнолда «Эмпедокл на Этне» (перевод Е. Полецкой).] Нет, не пустяк, конечно. Надеюсь, что Элизабет, где бы сейчас ни была, помнит об этом.

В конце 1944-го на комендантский час всем было давно наплевать, большинство ложилось спать в пять, лишь бы как-то согреться. Нам выдавали по две свечи на неделю, затем одну. Очень утомительно лежать в постели без света, даже не почитаешь.

После высадки союзников немцы уже не могли присылать к нам из Франции корабли с продовольствием и прочим: их бомбили. Они тоже стали голодать, как мы. Ловили собак и кошек себе на обед, устраивали налеты на наши огороды, воровали картошку – черную, сгнившую и ту ели. Четверо солдат умерло, отравившись болиголовом, приняли его за петрушку.

Германские офицеры объявили, что за воровство с огородов местного населения их солдатам полагается расстрел. Одного беднягу поймали на краже единственной картофелины. За ним погнались свои же, он влез на дерево, спрятался. Но его нашли и убили прямо наверху. Только кражи не прекратились. Лично я никого не осуждаю, кое-кто из наших занимался тем же. Когда каждое божье утро просыпаешься больной от голода, пойдешь и не на такое.

Моего внука Илая эвакуировали в Англию, когда ему было семь. Сейчас он вернулся – двенадцать лет, большой, высокий, – но я все равно не прощу немцам, что из-за них пропустил, как он рос.

Сейчас мне пора доить корову, но если хотите, то потом напишу еще.

Желаю Вам крепкого здоровья.

    Эбен Рамси

Мисс Аделаида Эдисон – Джулиет

1 марта 1946 года

Дорогая мисс Эштон!

Простите мои дурные манеры – решилась обратиться к Вам, не будучи представлена, однако это мой долг. Я узнала от Доуси Адамса, что Вам поручено написать статью для литературного приложения «Таймс» о значимости чтения и что в ней Вы намерены упомянуть гернсийский клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков.

Нелепая затея.