Расколотое сознание

Глава 7

Не принуждение, а предупреждение

Вместо рюкзака – портфель. Выкину его и куплю рюкзак.

Расчёсываю густую светлую шевелюру, смотря на баллон с лаком в помойном ведре.

Это отправная точка.

Мама с заплаканными глазами входит в комнату без стука. Я не хочу её видеть, но сказать матери об этом, это почти как выкапывать ей могилу – снова схватится за сердце, и перестанет дышать.

– Ты выспался?

Звучит заботливо, но сам вопрос перечёркивает беспокойство. Она упрекнула меня за то, что я отсутствовал полночи.

– Я в порядке. На днях ко мне придёт Пол, забрать свои вещи.

– Ты же знаешь, мы не любим гостей.

– А я не люблю ложь.

Откладываю расчёску.

– У тебя своих вещей нет? И что на тебе надето?

Моя тайно купленная одежда. Выбирал под впечатлением собственной независимости, поэтому вещи всё равно не относятся к модным трендам.

Коричневые брюки с широкими карманами и бордовое поло.

– А как же твои любимые костюмы?

– Они ваши любимые.

– Ты же так хорошо в них смотришься.

– Я приобрету себе другой, который будет нравиться мне.

Мама расстёгивает халат до груди, тяжело дышит. Её глаза выражают печаль, но настоящую ли? Не так-то просто подавить совесть, как я представлял. Но если я не подумаю о себе, то это продолжат делать за меня.

– Я люблю тебя, мама, но ты забыла научить меня любить себя.

Хочу пройти мимо неё, но она не пропускает.

– Обнимешь маму?

Она раскрывает объятия, и я быстро обнимаю её, чтобы не успела прижать к себе.

Затем спешу к выходу.

Первым делом я забегаю к бабушке домой, но никто не открывает дверь. Я звоню в звонок минут десять, но никто не отзывается.

Я обязательно выясню, что происходит. Я чувствую, что всё не так, как сказали родители.

И всё же одежда не придаёт уверенности. По коридорам колледжа я всё так же иду по стеночке и не могу сказать ни слова тем, кто мешает проходу.

Много громких студентов, и хихикающих над всякой чепухой девчонок. После вчерашнего на меня косятся, обо мне шушукаются. Кто-то улыбается, а у кого-то на лице неясная злость.

На доске объявлений новая афиша с моим лицом. Выбрана самая уродливая фотография: я сижу за партой, выпрямив спину, и внимательно смотрю на доску.

Именно так и видят меня люди. Руки так и тянутся сорвать афишу, но вандализмом заниматься не хочу.

Хотя кто-то срывал, пару раз точно.

Я уже поднялся на третий этаж, а Пола не видно. Проходя мимо столовой, я почувствовал запах пережаренных овощей.

– Привет, – я слышу голос Таи и чувствую пальцы на плече.

Оглянувшись, я, как обычно, млею от её ангельской красоты. Она заплела волосы в высокий хвост, оставив две тонкие пряди на щеках. На изящной шее золотая цепочка с кулоном в виде спящего котёнка.

Бесконтрольно всплывают её образы с вечеринки и чувствуются руки в моих волосах.

– Привет.

– Ты извини, я вчера повела себя неправильно.

Студенты обходят нас, но при этом специально задевают меня локтями.

В этих стенах я ощущаю себя в аквариуме – и я внутри него, а не снаружи.

– Ладно, я забыл.

Ложь она такая – когда тебе лгут – неприятно. Когда сам – находишь этому оправдание.

– Перепила. Я стараюсь не пить так много, – трёт пальцами виски, – но вчера что-то понесло.

– Не знаю, не пью.

– Ох, – недоверчиво изгибает брови, – вообще? Мне бы так.

Что говорить дальше? Как поддерживать разговор? Ответить на вопрос, или начать обсуждать новое?

– Я… э… пробовал, но мне не понравилось.

Пробовал в пятнадцать вино из бокала матери. Считается? Считается, даже если и нет, всё равно сказать нечего.

– Майк на тебя рассчитывает. Ну, с тачкой Кайна и гонкой, не забыл?

Её лицо расслабляется. Она не сводит с меня голубых глаз, а я не могу долго выдерживать чей-то взгляд. Не справляюсь. Становится неловко.

– Я согласен, но ему ещё не сообщил.

– Согласен? – вопит она.

Студенты останавливаются и с интересом смотрят в нашу сторону. Одни продолжают идти, другие греют уши. Некомфортненько.

– Это будет взрыв, Артём, бомба!

– Я…

Подруга Таи возникает за её спиной. Неожиданное появление.

– Он Артур, – заканчивает она за меня.

С интересом смотрю на неё. До этой девушки моё имя коверкали, как только могли: и те, что знали обо мне косвенно, и те, что лично.

Долго не пялюсь, возвращаю внимание любимому объекту: потёртому полу, в чёрных полосках.

Есть в этой девушке изюминка. В её карих глазах, намного светлее моих, плещется целый мир, который она скрывает глубоко в душе. Или же я сужу по себе, и она обычная, популярная у ребят – никто.

– Спасибо.

– Вчера я впервые видела, как ты улыбнулся. Отлично получилось, продолжай!

Сарказм?

Повторяю попытку посмотреть на неё подольше.

Не сарказм.

Искренняя улыбка розовых губ на смуглом лице.

– И волосы такого интересного цвета, – изрекает Тая. Трогает копну моих волос от кончиков до корней.

– Как пшеница на лугу под солнечными вечерними лучами, – добавляет безымянная подруга.

Что эти две несут. Ладно Тая, она ещё ночью не отлипала от волос, а эта… городит про солнце, луга. Издевается, и теперь я в этом уверен.

Парни в стороне ржут, коверкая сценку, взятую из этой ситуации: один дурак трогает волосы второго.

– Мне пора, простите! Пол, Пол, подожди, – кричу другу в конец коридора, не видя его.

Понятия не имею, куда запропастился Пол. Но хоть не выгляжу как дурак, сбежавший посередине разговора.

Пара за парой.

Запоминаю материал и сразу забываю. Не до этого мне. Тетрадь исписана кривым почерком, но я всегда отличался аккуратностью. Каждую минуту во мне что-то надламывается.

Моя тень хочет занять место светлой стороны.

Дверь в класс открывается, преподавательница умолкает. Все повернулись…

Пол?

На лице кровоподтёки, под носом струйка крови, губа разбита.

Вскакиваю так быстро, что спинка стула падает на заднюю парту.

– Можно забрать Арти… Артура Донова на пару слов? – гнусаво спрашивает Пол.

Студенты одновременно переводят взгляд на меня.

– Что с тобой? Пол Дейнов? Кто это сделал?!

Молодая преподавательница Вероника Сергеевна идёт к нему, а он резко захлопывает перед ней дверь. Она притормаживает.

– Я выйду, ладно?

Голова кругом. Тревожно. Я морщусь, и кожа на лбу собирается в складки. Беру портфель, и направляюсь к двери, но под конец срываюсь на бег и выбегаю в коридор. Вероника спешит за мной, а за дверью пусто.

Я озираюсь по сторонам. Пол спрятался.

– Я найду его и узнаю, что случилось.

– И вернёшься таким же побитым?! Это безобразие. Я сообщу директору.

– Ладно.

Оставляю её одну и направляюсь к лестнице. Там, на первой ступени, сидит Пол и плачет. Подсаживаюсь к нему.

– Что произошло, кто тебя так?

В груди беспокойное море, ядовитое. Я знаю, что такое боль.

Пол расстроился до отрешённого взгляда и нервного голоса. В колледже многие разгуливают с фингалами, но Пол никогда не входил в их числа. Мне его жаль.

– Кайн сказал передать, что ждёт твоего ответа.

– Это из-за меня?

– Это из-за Кайна, ты ни при чём.

– Прости меня, я влип, – закрываю лицо ладонями. Не вижу ступенек, не вижу стен, не вижу, как Пол проливает слёзы. Но слышу, как он всхлипывает. – Я уже предупредил Таю, но она не сообщила об этом Кайну…

– Я слышал, как ты вчера разъезжал с Майком на машине. Ходят слухи, что ты смеялся.

Руки падают на ноги. Почему всех зацепило именно это? Не я сам, в общем, а то, что показал радостную эмоцию. Кому какая разница, улыбаюсь я или печалюсь.

– Это было круто… Скорость, ветер, запах сигарет, тряска.

Я прикрываю глаза, и подо мной не ступенька, а кресло машины. Я не сижу, а еду быстро и далеко. Подальше отсюда.

Открываю глаза.

Никуда я не уехал.

– Думаешь победить человека, который занимается этим с пелёнок?

Мокрые от слёз глаза находят мои. Тяжело видеть Пола страдающим.

От его крови мне дурно.

– Думаю попробовать.

– Станешь таким же? Будешь ходить на их крутые вечеринки? – вытягивает ноги, касается пяткой нижней ступеньки. – Шастать по коридорам в их компании? Сидеть в столовой за одним столом?

– Я не хожу в столовую.

– Вот именно.

Между нами повисает тишина. Пол разворачивает корпус и смотрит в стену, слеза стекает по его гематомам и к подбородку.

– Не понимаю, зачем он сделал это с тобой?

Майк поднимается к нам по лестнице. Пол поворачивается на него и тяжело вздыхает.

– Потому что ты задержался с положительным ответом, – Майк останавливается передо мной. Я снизу, он сверху – как и обычно в этой системе иерархии.

– Для чего ему всё это нужно?

– Кайну надоело проигрывать и выигрывать одним и тем же. А ты для него что-то новенькое. Видит в тебе потенциал.

– Очевидно же, что я продую. И что Кайну от этого будет, какой кайф он получит?

– Он развлечётся.

– А если он проиграет мне?

– Проигрывать тоже должно быть весело

– Но при чём тут Пол? Лучше бы… лучше бы… меня ударил!

– Тогда это считалось бы принуждением.

– А сейчас это не принуждение, а предупреждение?

– Верно!

Он щёлкает пальцами и улыбается.

Смотреть со стороны на крутых ребят, слушать от Пола тупорылые слухи, знать, кто и когда, из-за чего подрался – это не вари'ться в этом кипятке страсти. А я прыгнул к ним в кастрюлю, и хрен знает, как оттуда выбраться.

Пауза затягивается.

Я понимал, что мир разнообразный, но стоял на месте. Пора сделать шаг к чему-то новому, даже если это капец как опасно.

– И когда у нас первый урок?

Глава 8

Остановись, а то доедешь

Через два часа концерт, а я за рулём «Honda Civic». Майк говорит, что эта машина, несмотря на исход гонок, будет моя.

За деньги и уборки, или за победу, но моя.

На заднем сиденье всякий хлам: банки из-под пива, презервативы в упаковках, пачки от сигарет. Приборная панель чёрная, руль истёртый. Ручка переключения передач задрочена.

Майк на пассажирском сиденье водит пальцем по трещине на лобовом стекле.

С водительского места дорога кажется уже, а столбы выше и шире.

Машина не заведена, но ключ в замке. Майк ждёт, когда я привыкну к новым жизненным реалиям.

Пытаюсь покрутить руль, но идёт туго, он заблокирован. Я склоняюсь к рулю и смотрю из-под бровей на пустую дорогу. Ноги около педалей выстукивают тревожный ритм.

– Как-то не верится, что это происходит со мной, – зачем-то делюсь мыслями с Майком.

Он закуривает. Окна закрыты, и дым застилает обзор. Глаза жжёт. Я кашляю, рукой разгоняя дым.

– Не могу понять твои чувства, – честно, или ему просто насрать, что у меня на сердце, отвечает он.

– Можешь, пожалуйста, не курить в закрытой машине.

– А ты открой окна.

Откидывается на спинку кресла и стряхивает пепел себе под ноги.

– Но машина не заведена.

Брелок от машины, прикреплённый к ключам, свободно висит в воздухе.

– У тебя плохо с последовательностью действий? Выжми левую педаль – сцепление, и поворачивай ключ. Можно и без сцепления, но не все тачки можно так завести, и по технической части машина будет здоровее.

Майк сегодня серьёзный, редко увидишь его таким сдержанным. Наглым-то каждый день вижу.

Фигня всё это, а куда деваться.

Ключ поворачиваю не с первого раза. То не до конца прокручиваю, то пугаюсь звукам движка, и глушу машину. Никогда не связывался с таким дерьмом.

На четвёртый раз оставляю машину заведённой. Её покачивает. Приборка горит цветом пламени.

– Выжимаешь сцепление до конца?

– Вроде да.

Смотрю на ногу, вдавливающую педаль в пол.

Всё так туго. Что педаль, что руль.

– Включи первую передачу, – кончиком пальца постукивает по рычагу.

Ладонью обхватываю верхушку рычага КПП. Смотря на полоски и цифры, включаю первую передачу.

Да я два месяца буду учиться не смотреть на положение рычага, а они меня сразу на гонку пихают.

– Сейчас выжми правую педаль газа и одновременно убирай ногу со сцепления. Всё это плавно и одновременно. Мы поедем вперёд, ты отпустишь сцепление до конца. Когда увидишь на спидометре цифру двадцать – переключишь передачу на вторую: газ отпустил, сцепление выжал, переключил. И снова как в начале. Ясно?

Ясно, как же, ага.

– Как в начале – это сцепление в пол, газ, сцепление отпустил?

– Да. Во время гонок это происходит в миллисекунды. Без раздумий.

– Можно перенести гонку с двух месяцев на полгода?

– Трогайся давай.

Ноги трясутся, соскальзывают с педалей. Проехав немного, машина глохнет. Руки сжимают руль до побелевших костяшек.

Никак. Не поехать. Мотор рычит, и я паникую, бросая все педали сразу. Машина дёргается и замирает.

Поглядываю на часы. Через час мне нужно быть в концертном зале и готовиться к выступлению.

Майк молча ждёт, когда я сделаю что-нибудь полезное и перестану ломать машину.

Проезжаю немного вперёд. Концентрация на всём и сразу. Мне не воткнуть вторую передачу: рычаг щёлкает, но не сдвигается. Майк помогает вставить рычаг в нужную позицию.

Ощущение, что несусь по дороге, но на деле ползу как улитка.

Поворачиваю руль. Не чувствую габариты машины, магнитом тянет на встречную полосу и к деревьям.

– А если нас ДПС увидят?

– Арестуют.

Машина дёргается вперёд, рычит. Ноги не могут совладать с педалями. Майк ни слова не говорит. Подсказал бы, что делать, но сидит довольный, жвачку жуёт.

Дорога гладкая. Я сосредоточенно смотрю на спидометр. Майк не говорил, как тормозить. А стрелка спидометра всё выше. Когда пора менять передачу, отпускаю газ, выжимаю сцепление, – я понял этот прикол – каждые двадцать километров в час.

Майк регулирует передачи за меня, следит за моими ногами. Убираю ногу со сцепления, давлю на газ.

Вот оно знакомое чувство свободы. Пальцы на руле немеют.

Быстро едем. Шестьдесят километров в час, шестьдесят пять.

Это как игра на пианино, но не руками, а ногами.

– Притормаживай. Жми педаль посередине, легонько. Пацан, слышишь?

Слышу, но узел в солнечном сплетении развязывается, освобождает. Легче дышать становится. Охренеть, как круто, и как страшно.

– Тормози я сказал, – рявкает Майк, перехватывая руль перед поворотом, – Ты чё, придурок? Жми на сцепление, и сразу тормоз! Да хотя бы тормоз жми!

Крик Майка действует на меня отрезвляюще. Давлю на тормоз.

Тормозной путь долгий, шины скрипят по асфальту. Нас кидает в сторону. Майк почти лежит на мне, пытаясь выровнять машину, вцепившись в руль. Он переключает передачи ниже и ниже, пока рычаг не оказывается на нейтралке.

Тачка остановлена. Майк разъярён.

Даёт мне подзатыльник, теперь в голове неприятный звон.

– Газовать нормально не умеешь, тормозить вообще херня у тебя выходит, и куда-то ещё гонишь! Ты чё?!

Адреналин отпускает – он дарит крылья, а потом разрубает их напополам. А взлететь-то хочется ещё.

– Попутал, извини, пожалуйста.

Глубокий вдох делает.

– Задолбал извиняться, задолбал со своим пожалуйста!

Он выскакивает из машины, выплёвывает жвачку. Хлопает дверью, ударяет ладонью по крыше.

Выхожу тоже. Слышу, как Майк матерится.

– Я сидеть из-за такого, как ты, не собираюсь. Учись как лошара, а ни как будто всё уже умеешь. Или сдохнуть готов. Ты понял?

– Как не понять…

– Вали на свой концерт пешком, придурочный.

Пешком не валю, еду на автобусе. Мой костюм должен лежать в гримёрной. Но зачем его надевать: какая разница, в чём пианист? В спортивных штанах, или классических. В футболке или рубашке. На игру никак не влияет.

У меня сорвало крышу. Я пьянел, когда машина ускорялась, терял контроль над собой и скоростью.

Я желал разогнаться до максимума и забыл, что Майк рядом.

Я позволил своей безбашенной тени занять место бесхребетного тюфяка.

И я не жалею, я жажду повторения.

Сначала было трудно, всё выглядело новым и ненадёжным. Но стоило только начать, рискнуть – и вот на спидометре под семьдесят, а в мыслях коварная пустота.

А тело развязано от бесконечной скованности.

Я готов был разбиться. И это единственное, что меня напугало.

***

Майк сидит с открытой бутылкой коньяка в руке. Он пьян. Кайн расспрашивает его о первом уроке вождения с Артуром.

– Не передумаешь?

– Это ещё почему?

Кайн вырывает бутылку из рук Майка, и наливает алкоголь себе в бокал.

– У него нет инстинкта самосохранения. Он чуть нас не угробил.

Мать Кайна модель за границей, она пересылает ему деньги, но проверяет, на что он их потратил. Кайну на руку, если пианист будет убираться в его доме после вечеринок и купит тачку.

Уже три месяца «Honda Civic» простаивает у дома Майка, никому не нужная. Но впечатления для Кайна важнее бабок.

– Не угробил же.

– Он не тормозил и не переключал передачи. Я следил за его ногами, чтобы делать это за него. А этот… давил на газ дальше.

– Ты повеселился?

Майк берёт со стола пустой бокал и бросает его в Кайна.

Тот, смеясь, увернулся.

Осколки в свете ламп кажутся острее, чем есть на самом деле.

– Потенциал, – Кайн стучит по груди ладонью, – я уже говорил. Может меня выиграть, а это будет та-а-к интересно!

– И разобьётся к херам собачьим.

– Майк, ты скоро станешь как он. Трусом и нытиком.

– Трус он или нет, это ещё предстоит узнать.

***

Банкетка здесь неудобная, лишнее движение и она сама по себе регулируется, опускаясь ниже. Родители себе не изменяют, сидят в первых рядах. Они ещё не знают, что я не отдам им зарплату.

Концертный зал большой, здесь собрались важные шишки. В этот раз я много дней провёл на репетициях. Стёр все пальцы. А сегодня красные пятна на подушечках остались от руля.

Свет на сцене выключается, и включается прожектор, падающий нейтрально белым светом на меня и пианино.

Тишина, как на кладбище.

Если бабушка умерла, почему родители не готовятся к похоронам?

Первый аккорд разливается по залу, заползает в людские сердца. И поскакали мои пальцы, как акробаты, по клавишам.

Левая рука ведёт, правая, обе.

Мир вращается, а я спокоен.

Плавная смена тональности, чистое исполнение. Это то, что я умею. Это то, что у меня не отнять.

Мелодия льётся спокойно и быстро, как будто в траве беззаботно прыгает кролик, а потом бежит от хищника неподалёку, и темп всё ускоряется и ускоряется. Шорох в траве в каждой сыгранной ноте, дуновение ветра. Музыка снова убыстряется, новый побег кролика от смерти. И ускорение пальцев, клавиши почти дымятся, кожа горит. Я поспеваю, не позволяя хищнику настигнуть кролика.

Игра долгая, но я не устал. Я не ошибаюсь, и я не напряжён.

Медленные нажатия клавиш, с задержкой, с умиротворением. Мелодия не спешит, не подгоняет, но пора набирать обороты, подстраиваться под ритм моего учащенного сердцебиения. Быстрая игра и медленная одновременно. Руки пылают, но пианино не сгорает – музыка воспламеняется страстью, и последние искры угасают.

А люди в зале вытянуты как струны.

Получайте то, за чем пришли. Музыку из-под моих пальцев, мою прямую спину, мой сраный неудобный костюм, что мне пришлось надеть.

Клавиши сливаются с кожей, не разделяясь и тогда, когда руки в воздухе.

Музыка переплетается с мыслями, но гармоничного единства нет.

Я взбудоражен, но дело не в мелодии, я электризован из-за воспоминаний о первой езде на машине.

Педали под пианино чем-то похожи на автомобильные. Уехать бы со сцены на выход. Но вместо этого мои пальцы быстро пляшут по клавишам, заканчивают первое произведение. Я не вымотался, могу ещё, и будет людям ещё две мелодии из чёрно-белых цветов.

Глава 9

Получается, самовлюблённый

Со всех сторон разносятся поздравления с очередным концертом. В основном здесь взрослые, а молодёжи мало.

В холле перед концертным залом люди пьют шампанское и общаются. Родители принимают мои лучи славы, а я направляюсь к организатору, чтобы получить зарплату. Деньги за концерты хоть и небольшие, но всё же неплохие.

Я замечаю краем глаза знакомую девушку, но она как виденье – появилась и испарилась, оставив после себя воспоминания о вишне.

Мама обнаружила, что я ухожу. И я, виляя, прячусь то за одним гостем, то за другим. Некоторые улыбаются мне, намереваются поймать за руку, чтобы провести светскую беседу, но я в привычной манере прошу прощения и убегаю, пялясь в пол.

В коморку организатора захожу запыхавшимся. Закрываю дверь и щеколду заодно. Женщина в жёлтом платье сидит за столом цвета дуба и перебирает бумаги. Она поднимает на меня глаза. На стенах фотографии тех, кто выступал под её крылом.

Губы её растягиваются в улыбке. В дверь позади меня стучат.

Точно мать с отцом.

– Здравствуй, молодой талант, присаживайся.

Рукой показывает на стул.

– Я ненадолго, спасибо.

Так, и как это делается? Дайте, пожалуйста, денег? А мне вот, я слышал, денег положено.

За её спиной окно, разные люди ходят туда-сюда, но лица одинаковые, как у близнецов.

Яркое пятнышко бросается в глаза и пропадает из виду.

Тёмно-вишнёвые волосы до плеч.

– Э…я… – она смотрит. Ждёт: – За деньгами.