Скрытые глубины

Но она не выглядела смущенной. Она казалась удивительно уверенной в себе, а произошедшее сочла забавным.

– Ездить из Ньюкасла каждый день без машины – настоящий кошмар. Директор спросил на собрании, не знает ли кто-нибудь, где здесь можно остановиться. Мы думали насчет гостиницы или семьи, которая захочет пустить постояльца. А вчера Джеймс сказал, что вы сдаете коттедж. Я звонила сегодня днем, но никто не ответил. Он сказал, что вы, наверное, в саду и можно приехать в любом случае. Я решила, что он обсудил это с вами. Сложно было отказать…

– О да, – согласилась Фелисити. – Он может быть очень настойчивым.

– Слушайте, ничего страшного. Погода прекрасная. Я прогуляюсь до деревни, а оттуда в шесть часов ходит автобус до города.

– Дайте мне подумать, – сказала Фелисити. – Заходите, выпьем чаю.

Они и раньше сдавали коттедж в аренду, но это всегда заканчивалось плохо. Сначала они были рады дополнительному заработку. Даже с деньгами, доставшимися от родителей Питера, выплачивать ипотеку было очень тяжело. Потом трое маленьких детей, и они решили, что можно поселить в коттедже няню или сиделку. Но те вечно жаловались на холод, протекающий кран или отсутствие современных удобств. А им было некомфортно от того, что чужой человек живет так близко к их семье. Кроме того, они ощущали ответственность за жильца, и это добавляло стресса. Хотя никто из них не доставлял особых проблем, они всегда испытывали облегчение, когда арендатор съезжал.

– Никогда больше, – сказал Питер, когда съехала последний жилец коттеджа, няня из Швеции, все время тосковавшая по родине. Фелисити не знала, как он отреагирует на то, что на их пороге появилась очередная девушка, хотя до конца семестра оставалось всего четыре недели.

Они сидели за кухонным столом, легкий ветерок с моря раздувал муслиновые занавески на открытом окне, и Фелисити Калверт подумала, что, возможно, позволит девушке остаться у них, если она сама этого захочет. Питер не станет сильно возражать, ведь это ненадолго.

Джеймс сидел рядом с ними за столом, вокруг него лежали обрезки бумаги, ножницы и клей. Он пил апельсиновый сок и делал поздравительную открытку для отца. Задумка была основательная, с фотографиями Питера из старых альбомов, выложенными коллажем вокруг большой цифры «60», сделанной из ленточки и блесток. Лили восхитилась открыткой, спросила о старых снимках. Фелисити чувствовала, что Джеймсу нравится ее интерес, и прониклась к ней благодарностью.

– Полагаю, раз вы живете в Ньюкасле, на выходные вам коттедж не понадобится, – сказала она. Она подумала, что это будет еще одним аргументом для Питера. Она здесь будет только в рабочие дни. А ты так много работаешь, что и не заметишь ее присутствия.

Коттедж стоял за лугом с полевыми цветами. Помимо сада, это была единственная земля, которой они владели. Из дома коттедж казался таким маленьким и приземистым, что было трудно поверить, что там можно жить. Через луг была протоптана тропинка, и Фелисити задумалась, кто мог ходить здесь после последнего покоса. Наверное, Джеймс. Он приходил сюда играть с друзьями. Правда, они запирали домик, и Фелисити не припоминала, чтобы он в последнее время просил ключ.

– «Коттедж» звучит солиднее, чем есть на самом деле, – сказала она. – Всего одна комната наверху и одна внизу, с ванной комнатой позади. Здесь жил садовник, когда дом только построили. До этого тут, кажется, был свинарник. В общем, какая-то хозяйственная постройка.

Дверь была заперта на навесной замок. Она открыла его и застыла. Ей вдруг стало неловко. Лучше бы она заглянула в домик сама, прежде чем приглашать сюда незнакомого человека. Надо было оставить Лили на кухне, а самой проверить, в каком состоянии он находится. Она сразу почувствовала, что внутри было сыро, но в целом оказалось достаточно чисто. Каминная решетка была пуста, хотя она не помнила, чтобы чистила ее после того, как здесь на Рождество останавливалась ее старшая дочь с мужем. Сковородки висели на своих местах на стене, клеенчатая скатерть на столе была протерта. В домике стояла приятная прохлада. Она открыла окно.

– На ферме косят траву, – сказала она. – Отсюда чувствуется запах.

Лили зашла внутрь. Сложно было сказать, что она подумала об этом месте. Фелисити ожидала, что она придет в восторг, и ей стало обидно. Как будто она предложила дружбу, а ее отвергли. Она пропустила девушку в маленькую ванную. Обратив ее внимание на то, что душ новый, а кафель недавно заменили, она почувствовала себя риелтором, который отчаянно хочет продать дом. «Почему я так себя веду? – подумала она. – Я ведь даже не была уверена, пускать ее сюда или нет».

Наконец Лили заговорила:

– Можно посмотреть наверху?

И она начала подниматься по крепким деревянным ступеням, ведущим наверх прямо из кухни. Фелисити снова почувствовала такое же беспокойство, как у двери домика. Лучше бы ей было оказаться там первой.

Но все опять-таки оказалось лучше, чем она ожидала. Кровать была застелена, в ногах аккуратно сложено стеганое покрывало и одеяла. На буфете, на туалетном столике и на стоявших на нем семейных фотографиях лежала пыль, но не было ни мусора, ни беспорядка, который обычно оставался после ее дочери. На широком подоконнике стоял кувшин с белыми розами. Один из лепестков упал, и она рассеянно его подняла. «Конечно, – подумала Фелисити. – Здесь побывала Мэри, хоть я ее и не просила. Она просто прелесть! Такая ненавязчивая и услужливая». Мэри Барнс приходила к ним убираться два раза в неделю.

Лишь выйдя на улицу и запирая за собой домик на замок, Фелисити подумала, что розы явно стоят там всего пару дней, а Мэри, женщина без воображения, сама никогда не додумалась бы их поставить.

Они ненадолго остановились снаружи коттеджа.

– Ну как? – спросила Фелисити. – Что думаете?

Она заметила в своем голосе нотку фальшивой веселости.

Лили улыбнулась.

– Прелестно, – сказала она. – Правда. Но нужно многое обдумать. Я свяжусь с вами на следующей неделе, хорошо?

Фелисити хотела предложить ее подвезти, хотя бы до автобусной остановки в деревне, но Лили уже развернулась и пошла через луг. Фелисити не могла заставить себя окликнуть ее или побежать за ней, поэтому просто стояла и смотрела вслед, пока ее красно-золотистая фигура не исчезла в длинной траве.

Глава третья

Джули говорила и не могла остановиться. Она знала, что выглядит глупо, но слова лились сами собой, а толстая женщина, втиснувшаяся в модное кресло, которое Сэл достала на распродаже в том году, просто сидела и слушала. Не записывала, не задавала вопросов. Просто слушала.

– С ним было легко. Не то что с Лорой. После Люка она меня просто шокировала. Очень требовательная мадам, то спала, то плакала, то лежала с бутылочкой во рту. Люк был… – Джули замолчала, подыскивая правильное слово. Толстая женщина-детектив не перебивала, давая время подумать. – Спокойным, мирным. Он весь день лежал, но не спал, а просто смотрел на тени на потолке. Говорить начал немного поздно, но к тому времени у меня уже появилась Лора, и врач говорил, это могло быть связано. В смысле, она была такая шустрая, отнимала все мое время и энергию, и на Люка сил не оставалось. Но доктор говорил, что это не страшно, что он наверстает, как только пойдет в детский сад. Джефф тогда еще жил с нами, но очень много работал. Он штукатур. На юге платят больше, он стал работать в одном из этих агентств и в итоге попал в Канэри-Уорф. Трудно приходилось с двумя маленькими детьми одной, без мужчины.

На это женщина ответила, кивнув головой в знак понимания.

– Я отправила его в садик при школе в деревне. Сначала он не хотел идти, им приходилось отрывать его от меня, а когда я возвращалась через час, он все еще рыдал. Это разбивало мне сердце, но я думала, что так будет лучше. Ему нужна была компания. Врач говорил, что это правильно. И он привык. По крайней мере, перестал кричать. Но все время смотрел на меня таким взглядом… Его глаза без слов говорили: «Не заставляй меня идти туда, мама. Пожалуйста, не заставляй».

Джули сидела на полу, подтянув колени к подбородку и обхватив ноги руками. Она взглянула на детектива, которая все смотрела на нее и ждала. Ей вдруг пришло в голову, что эта женщина, огромная и крепкая, как скала, возможно, и сама когда-то пережила трагедию. Вот почему она просто сидела и не издавала этих идиотских вздохов сожаления, как Сэл и врач. Эта женщина знала, что никакие слова не принесут облегчения. Но Джули не волновали печали детектива, эта мысль была мимолетной. Она вернулась к своей истории.

– Примерно тогда Джефф вернулся из Лондона. Он сказал, что работы больше нет, но я слышала от его приятеля, что у него был какой-то конфликт с бригадиром. Джефф хороший работник, он не стал бы лодырничать. Ему было нелегко. Он никогда не сидел на месте, привык зарабатывать много денег. Он сделал мне новую кухню, отремонтировал ванную. Вы не представляете, как здесь все выглядело, когда мы только въехали. Но потом деньги кончились…

Сэл приготовила чай. В чайнике, а не пакетики в кружках, как это обычно делала Джули. Она потянулась к подносу и налила себе еще одну чашку. Не потому, что хотела пить, а чтобы дать себе время на размышления.

– Тяжелое было время. Джефф не привык общаться с детьми. Когда он работал в Лондоне, он приезжал домой на выходные всего раз в месяц. Семейная жизнь была ему тогда в новинку. Он суетился вокруг них, привозил подарки. Мы все старались вести себя как можно лучше. А каждый вечер он уходил в клуб и пил со своими дружками. Когда же он вернулся насовсем, конечно, так не могло продолжаться постоянно. Вы же знаете, что такое дети. На батареях сушится одежда, по всему полу разбросаны игрушки. Грязные памперсы… иногда он выходил из себя, особенно с Люком. Лора хихикала и подыгрывала ему. Люк был как будто в своем собственном мире. Джефф никогда его не бил. Но он кричал на него, и Люк так пугался, будто его ударили. Я тоже постоянно кричала, но они знали, что я не всерьез. Они все равно сделают все по-своему. С Джеффом все было иначе. Даже мне становилось страшно.

На какое-то мгновение она замолчала, думая о Джеффе и его вспыльчивом характере, о том мраке, который окутал дом после одной из его выходок. Но она не могла долго молчать и снова заговорила:

– В младшей школе у Люка не было проблем. Ему вроде бы даже нравилось туда ходить. Может, он просто привык, потому что его детский сад был в том же здании. В первом классе у него была чудесная учительница, миссис Салливан. Она им была как бабушка, сажала их себе на колени, когда учила читать. Она сказала мне, что у него проблемы – ничего серьезного, по ее словам, – но лучше бы его проверить. Она хотела, чтобы его посмотрел психолог. Но то не было денег, то невозможно было записаться на прием, и мы так и не попали к нему. Джефф сказал, что единственная проблема Люка в том, что он ленивый. А потом он ушел от нас. Сказал, что мы действуем ему на нервы. Тянем его вниз. Но я отлично знала, что у него была интрижка с медсестрой из Госпиталя королевы Виктории. В итоге они стали жить вместе. Сейчас женаты.

Она снова на мгновение остановилась. Не потому, что ей больше нечего было сказать, а потому, что ей нужно было перевести дыхание. Она подумала, что Джефф всегда знал, что с Люком что-то было не так. Это было видно по тому, с каким подозрением он смотрел на него, когда тот играл. Он просто не хотел этого признавать.

Была половина девятого утра. Они все еще сидели у соседей, в гостиной Сэл. Перед домом прошел почтальон, уставившись на полицейского перед дверью. Внизу улицы дети гонялись друг за дружкой по дороге в школу и смеялись.

Толстая женщина-детектив наклонилась вперед, но не чтобы заставить Джули продолжать, но, скорее, чтобы показать, что готова ждать, словно у нее есть все время мира. Джули отхлебнула чай. Она не сказала женщине о том, как Джефф смотрел на Люка. Просто продолжила рассказ уже со следующего года.

– Истерики начались, когда ему было около шести. Они появлялись из ниоткуда, и контролировать его было невозможно. Мама говорила, что это я виновата – избаловала его. Он уже был не в классе миссис Салливан, но во всей школе я могла поговорить только с ней. Она сказала, что это фрустрация. Ему было трудно объясняться, тяжело давалось чтение и письмо, и в какой-то момент все это стало слишком для него. Однажды он толкнул паренька, который его дразнил. Мальчик упал и разбил голову на площадке. Ему вызвали «Скорую». Можете представить, каково было в тот день встречать детей из школы – все мамы тыкали в нас пальцем и шептались. Люку было очень жаль. Он хотел пойти навестить того мальчика в больнице. И, если подумать, это ведь он начал – дразнил его. Эйдан его звали. Эйдан Ноубл. Его мать отреагировала спокойно, а отец заявился к нам в дом и начал кричать. Орал во всю глотку у нас на пороге, чтобы слышала вся улица.

Меня вызвал к себе директор. Его звали мистер Уоррендер. Невысокий толстенький человечек, с такими тонкими волосами, что просвечивала лысина. Я недавно встретила его в городе и сначала не узнала – он теперь носит парик. Он был нормальным. Налил мне чаю, все такое. Сказал, что у Люка проблемы с поведением, и они не уверены, что в школе справятся с ним. Я не сдержалась. Начала плакать. Потом сказала ему, что миссис Салливан говорила о фрустрации, сказала, что если бы Люка раньше отправили к специалисту, он, может, и не дошел бы до такого состояния. И мистер Уоррендер, казалось, прислушался, потому что Люка все же кто-то осмотрел. Они провели что-то типа тестов и сказали, что у него трудности с обучением, но он сможет остаться в школе, если ему будут помогать. Так оно и вышло.

Джули снова сделала паузу. Она хотела, чтобы толстая женщина поняла, каково было ее облегчение, когда она узнала, что его истерики и перепады настроения – не ее вина. Что ее мать ошибалась. Люк был особенным, не таким, как все, с самого начала. Что бы она ни сделала, этого факта было не избежать. И, казалось, женщина поняла, насколько это было важно, потому что наконец позволила себе заговорить.

– Значит, вы уже были не одна.

– Вы не представляете, как это было приятно, – ответила Джули.

Женщина кивнула в знак согласия. Но откуда ей было об этом знать, если у нее не было детей? Как это могут понять те, у кого не было ребенка с трудностями в обучении?

– Я смирилась с тем, что о нас болтали, шептались у школьных ворот – о том, что ему оказывают особую помощь. Ведь мы ничего не скрывали. Но большинство людей были очень добры. Нам дали ассистента, который помогал ему на уроках. И Люк справлялся. То есть он никогда не стал бы гением, но он очень старался и делал успехи в чтении и письме, а кое-что ему удавалось даже хорошо. Например, он быстро обучался всему, что было связано с компьютерами. Это были хорошие годы. Лора тоже пошла в школу, и у меня появилось время на себя. Я устроилась на неполный рабочий день в дом престарелых в деревне. Мои друзья не понимали, почему мне так нравится эта работа, но я знала. Думаю, благодаря ей я чувствовала себя полезной. Джефф никогда особо не интересовался детьми, но деньги давал. Конечно, ничего интересного никогда не было, никаких праздников или безумных вылазок, но мы справлялись.

– Но все же было непросто, – сказала детектив.

– Ну, может, и непросто, – призналась Джули. – Но мы справлялись. Когда Люк перешел в старшие классы, снова начались проблемы. Другие дети видели, что он слишком доверчивый, и пользовались этим. Подначивали его хулиганить. И всегда попадался именно он. У него начала складываться плохая репутация. Вы наверняка понимаете, как это происходит. Наверняка видите такое постоянно. Однажды его поймали на воровстве со стройки. Пластиковые водосточные трубы. Приехала полиция. Зачем они ему понадобились? Кто-то предложил ему за них пару фунтов. Но дело было не в этом. Он хотел нравиться людям. Всю свою жизнь он чувствовал себя исключенным. Он хотел найти друзей.

«Это ведь можно понять, да?» – подумала Джули. Она не знала, как справилась бы без своих друзей. Как только возникали проблемы с Джеффом, она звонила им. Делилась своими переживаниями за Люка, когда он болел. И они тут же приезжали с бутылкой вина. Конечно, они любили посплетничать, но и поддерживали ее.