Последний защитник

– Помнишь, что произошло на Фенских болотах в Кембриджшире, когда мы с тобой еще только познакомились?

– Да, хозяин.

– Как однажды ночью ты вышел в сад, а плохой человек увез тебя в лодке и высадил на острове? – (Стивен начал дрожать.) – Но я нашел тебя на острове, и все опять стало хорошо, – напомнил я мальчику, и он кивнул. – Стивен, тогда было темно, но ты же помнишь, что там были два человека: первый увел тебя из сада и доставил ко второму, своему господину, который и велел слуге оставить тебя на острове, так? Скажи, ты узнал бы их голоса, если бы снова услышал?

– Я не знаю, сэр. Может быть.

– Человек, который увез тебя, большой, жирный, тучный. Его зовут Роджер Даррел. Он носит шпагу. Его хозяин – высокий и худой. Он тоже носит шпагу. В последний раз, когда я видел его, на нем был длинный коричневый камзол. Фамилия этого человека Вил, но иногда его называют Епископом. – Я обернулся к Сэму. – Ты встречался с Даррелом. Он следил за мной, когда я возвращался домой однажды вечером в сентябре, а ты очень вовремя вышел меня встретить. Помнишь?

– Этого типа? Еще бы! Я, правда, тогда не очень хорошо разглядел его, но зато наслушался: он говорит так гнусаво, будто у него рот забит соплями.

– Да, верно. А хозяин – северянин, из Йоркшира, это сразу ясно по его произношению. Я хочу, чтобы вы оба пошли в пивную под знаком серебряного креста и принесли мне кувшин эля. – Я дал Сэму шиллинг. – Стивен пойдет с тобой. Он понесет кувшин. Не задерживайтесь долго, но смотрите по сторонам и держите ухо востро. Если там будет хотя бы один из этих типов, дайте мне знать. Но сами на рожон не лезьте, рисковать ни к чему.

Я слышал, как слуги вышли. Уже начинало темнеть. Я зажег свечи и попытался читать, но никак не мог сосредоточиться. Слова прыгали у меня перед глазами. Я читал и перечитывал предложения, забывая их начало еще прежде, чем добирался до конца. Время тянулось медленно, и я пожалел, что послал в пивную Сэма и Стивена, вместо того чтобы отправиться туда самому. Теперь подобное решение казалось проявлением трусости, а не благоразумия. Вполне возможно, думал я, что Даррел узнал Сэма или Стивена, хотя, насколько мне было известно, он не видел ни одного, ни другого при дневном свете. Я надеялся на то, что Стивен сильно изменился с тех пор, как стал жить у меня. Бугры у него почти прошли, а от стряпни Маргарет он раздобрел. Да и одет мальчик теперь был по-другому: вместо ливреи носил простую одежду. Тем не менее я не мог отделаться от чувства, что совершил ошибку.

В конце концов я не выдержал и велел принести плащ. С тех пор как парочка вышла из дому, прошло уже около часа. Я выбрал самую толстую свою трость с железным наконечником и направился на Стрэнд. Мне потребовалась всего минута, чтобы дойти до пивной.

Я услышал Сэма, как только открыл дверь. Его голос буквально обрушился на меня вместе с теплым, пахнущим элем воздухом. Сэм затянул одну из своих нескончаемых баллад, которую выучил на море. Когда я вошел, настало время куплета, исполняемого хором, и добрая половина постояльцев запела, стуча кружками по столу и отбивая ритм.

Стивен забился в угол, рядом с дверью и в отдалении от камина. В полумраке мальчик был практически невидим. Он единственный заметил меня. Я закрыл за собой дверь и наклонился к нему.

– Когда мы пришли, эти двое были здесь, хозяин, – прошептал он мне на ухо. – Разговаривали с господином Фоли. Они ушли через несколько минут, когда Сэм покупал эль.

– Они вас не заметили, когда вы входили? Не обратили на вас внимания?

Стивен покачал головой. Я был слишком рад, чтобы сердиться на Сэма. Не надо было обладать богатым воображением, чтобы догадаться, что слуга решит подкрепиться, пока наполняют кувшин, а в результате аппетит у него разыграется еще более – обычная история.

– С ними был еще один человек, сэр, – добавил мальчик. – В мантии доктора… И когда все трое уходили, он вынул кошелек и бросил господину Фоли золотую монету. Доктор сказал, чтобы подали эль для всех, и посетители проводили его радостными возгласами.

Баллада подходила к своему бурному концу. Я уже собрался было послать Стивена за Сэмом, но мальчик потянул меня за рукав. Я снова нагнулся к нему и услышал:

– Я видел его раньше, хозяин.

– Доктора?

– Да, когда служил у ее светлости. Но только тогда он был не доктором, а лордом или принцем, с длинным, как клюв, носом и в золотом парике.

Меня осенило: да это же герцог Бекингем! Я должен был догадаться еще раньше, услышав о широком жесте с золотой монетой.

Отчет господину Уильямсону я смог дать только на следующее утро. Он прибыл в Скотленд-Ярд и принял меня в своем кабинете. Я рассказал начальнику о самочувствии лорда Шрусбери и о том, что Бекингем со своими слугами был в пивной, расположенной в двух шагах от Арундел-хауса.

– Какая неприкрытая наглость! – презрительно поджав губы, произнес Уильямсон. – Да еще и доктором переоделся. Этот человек напрочь лишен чувства достоинства. Шарлатан, вот он кто.

– Будут для меня еще какие-то задания, сэр? – осведомился я.

Уильямсон обычно не позволял себе проявлять эмоции, по крайней мере в моем присутствии. Вот и сейчас он пытался успокоиться, но это давалось ему с видимым трудом.

– Нет, Марвуд, в данном случае вы не годитесь: герцог знает вас в лицо. Ну ничего, мы установим слежку за пивной под знаком серебряного креста и будем молиться, чтобы он появился там снова. Пожалуй, это все, что мы можем сделать.

Шли дни. Бекингем был слишком умен, чтобы снова заявиться в пивную. Можно было с большой долей уверенности предположить, что он по-прежнему находился в Лондоне, поскольку у герцога имелось множество друзей, которые сочувствовали ему и были готовы предоставить убежище, а также золото, чтобы было легче заткнуть рот тем, кто попытается трепать языком.

Мы знали, что время на его стороне. До заседания парламента остается чуть больше двух недель, оно назначено на 6 февраля, и королю необходима любая поддержка, включая Бекингема, если он хочет получить деньги от палаты лордов и палаты общин, не говоря уже о законопроектах, которые надеется провести. Одним из них был Билль о понимании, предлагающий разрешить диссентерам[4 - Диссентеры (от лат. dissentio – не соглашаюсь) – в Англии одно из наименований протестантов, отклонявшихся от официально принятого вероисповедания.] свободу вероисповедования. Герцог был особо заинтересован в этом законе. Он пестовал диссентеров, многие из которых были богатыми и влиятельными.

Тем временем Уильямсон получал ежедневные отчеты из Арундел-хауса. Во вторник утром он снова послал меня туда справиться лично. В этот раз я не был допущен в спальню лорда Шрусбери. Ко мне вышел господин Велд.

– Не могу сообщить вам ничего существенного, сэр, – сказал он. – Прошлой ночью прикладывали голубей. Утром его светлости не стало хуже, что уже можно считать достижением, но и лучше ему тоже не стало. Доктора говорят, нужно выждать день или два, чтобы лечение подействовало. Пока они прописали полный покой.

Через два дня я снова нанес визит. На этот раз известия оказались более радостными. Лорд Шрусбери был по-прежнему слаб, но лихорадка спала, и врачи, хотя и с осторожностью, давали оптимистичный прогноз. Господин Велд сообщил мне, что они приписывают это своевременному применению мертвых голубей.

– Жаль, – услышав известия, пробормотал Уильямсон. – Если бы его светлость умер, Бекингему было бы трудно избежать обвинения в убийстве.

Двадцать седьмого января, когда сочли, что Шрусбери вне опасности, король прислал ему высочайшее помилование за непреднамеренное причинение смерти лейтенанту Дженкинсу. Государь был явно озабочен тем, чтобы у врагов графа не было законных оснований напасть на него, когда его здоровье улучшится. Король также простил Бекингема и его секундантов, что вызвало массу вопросов, ибо Карл II издал на сей счет приказы, подписанные только им самим. Он не стал соблюдать обычную процедуру дарования помилования через лорда – хранителя печати, поскольку сделать сие было бы труднее и потребовало бы больше времени. Он, правда, попытался исправить неприятное впечатление, которое все это произвело в Сити, учредив при своем Совете специальный Комитет по препятствованию дуэлям. Однако всем было хорошо известно, что комитет этот не обладал никакими полномочиями и был не в силах что-либо изменить. Можно с таким же успехом заставить джентльменов прекратить сражаться друг с другом, как дождь перестать литься с неба.

Господин Уильямсон сообщил мне, качая головой, что все это ну просто из ряда вон, так что ничего хорошего ждать не приходится. В конце концов, ведь никому из участников дуэли не предъявили официальное обвинение, не говоря уже о том, чтобы вынести им приговор. Ну и как же, спрашивается, можно помиловать человека за то, в чем его даже не обвинили? Мой патрон всегда очень трепетно относился к соблюдению различного рода формальностей. Сегодня он был раздражен и поэтому необычно словоохотлив.

– Король сказал Совету, что он якобы даровал помилование в связи с «выдающимися услугами», оказанными ему выжившими участниками этой кровавой стычки. – Уильямсон снова покачал головой. – «Выдающимися услугами»! Да это фиговый листок, Марвуд, и подобное объяснение никого не убедит. Милорд Арлингтон говорит, что Бекингем прокрался в дом герцога Альбемарля, как вор, чтобы принять помилование.

В четверг, 30 января, была годовщина казни покойного короля на эшафоте в Уайтхолле, и посему день этот стал для всех нас днем скорби и поста. Но уже в пятницу лорд Арлингтон сообщил Уильямсону, что Бекингем был включен в Избранный комитет по иностранным делам, который заседал раз в неделю по понедельникам и рассматривал самые важные и самые деликатные политические вопросы. Комитет представлял собой внутренний круг правительства, и неудивительно, что Уильямсон впал в ярость, услышав подобное известие, а потому проболтался мне, позабыв про конфиденциальность.

– Король не мог найти лучшего способа продемонстрировать, что всячески поддерживает герцога. Какое пренебрежение к совету лорда Арлингтона!

Через два дня, в воскресенье утром, господин Уильямсон вызвал меня в Уайтхолл. В полдень он обедал с представителем лорда Шрусбери, господином Велдом, и решил, что, поскольку я уже знаком с последним, мне будет полезно к ним присоединиться.

Я пришел рано. Господин Уильямсон был на богослужении в королевской часовне. В ожидании я ходил взад-вперед по Тихой галерее, где мы должны были встретиться с господином Велдом.

Двери королевских апартаментов отворились, и оттуда вышла группа джентльменов, увлеченных беседой. В центре был герцог Бекингем, он шел под руку с сэром Чарльзом Седли и смеялся над чем-то, что тот сказал. Вид у него был совершенно беззаботный.

Я поспешно укрылся в ближайшей оконной нише. Но опоздал. Бекингем заметил меня. Он остановился, и его друзья сделали то же самое, так как он явно был в их компании главным. Герцог указал пальцем в мою сторону.

– Чарльз! – громко произнес он. – Видишь вон там молодого человека со шрамами на лице? Знаешь, кто он? Жалкий червь, послушный червяк Уильямсона. Если вдруг попадется тебе на дороге, раздави его, не колеблясь.

Окружавшие герцога джентльмены засмеялись или, скорее, захихикали. Я почувствовал, как кровь прилила к лицу. Бекингем пристально смотрел на меня сверху вниз, пользуясь преимуществом своего роста. Золотой парик, богатый костюм, мужественное волевое лицо – да этот человек выглядел сейчас более величественно, чем сам король.

Я заставил себя выдержать его взгляд, не моргнув. Наконец герцог с друзьями продолжили путь.

– Отец этого червяка был предателем и религиозным фанатиком, – доносился до меня голос Бекингема. – Его фамилия Марвуд. Но я нареку его новым именем – Червуд.

Глава 5

Соломон-хаус

Понедельник, 3 февраля – среда, 5 февраля 1668 года

Вчера, в воскресенье, был день, полный звона церковных колоколов, значит сегодня понедельник, день бормотания.

Хозяин бормочет ругательства, но это лучше, чем пинки, и они идут все дальше и дальше, в темноту, полную крыс. Первым идет хозяин, с раскачивающимся фонарем в одной руке и шестом с крюком в другой. На поясе у него висит топор.

Феррус идет позади хозяина. Он тоже несет шесты, а еще большой мешок со щетками. На спине прикреплена лопата. Их встречают запах и шуршание.