Черные крылья

ГЛАВА 2. День рождения

Я с удовольствием вдыхала кристально-чистый воздух и любовалась окружающими меня горами. Внизу бурлил ручей, над головой чирикали птицы. Двое бельчат взялись играть в догонялки, наворачивая спирали по мощному стволу сосны. Запрокинув голову к небу, я посмотрела на солнце, пробивающееся сквозь колючие ветви. Хорошо!

– Сеанс окончен, – провозгласил женский голос.

Проекция исчезла. Я поднялась с кресла и двинулась на выход из кабинета релаксации, стены которого вновь стали стандартно-белыми, как и принято в подобных учреждениях.

Войдя в палату, остановилась в недоумении. На прикроватном столике в трёхлитровой банке стоял шикарный букет белых роз.

– Это откуда? – спросила медсестру, подготавливающую для меня капельницу.

– Твой парень принёс, – буднично заметила она.

– У меня нет парня.

Я послушно двинулась к кровати, когда медсестра сделала приглашающий жест.

Вопрос, кто принёс цветы, будоражил любопытство. Может, представитель от «Чёрных Крыльев», оплачивающих моё лечение? Хотя вряд ли. Они и так много сделали. Обеспечили все условия для восстановления попранного самолюбия: и психологи, и массажисты, и многочисленные физиопроцедуры. Медперсонал неврологического диспансера чуть ли не молится на них. Участники ток-шоу здесь оказывались достаточно часто, а лечение клуб оплачивает очень щедро. Но букет роз – явный перебор. Не вписывается как-то в казённую доброжелательность. Больше похоже, что это Герт решил таким образом искупить вину. Или Эльвира его попросила. Самой стыдно на глаза мне попадаться.

Роль Эльвиры в моём моральном унижении была очевидна. Всё последнее время она прикладывала титанические усилия, чтобы постоянно находиться в поле видимости Герта. Эльвира умеет становиться невероятно навязчивой и хорошо играет роль пустоголовой блондинки. Вот он и решил таким образом избавиться от неё, сделав посмешищем. Пригласил в ночной клуб, но с условием, чтобы она спела. А Эльвира не промах. Согласилась, но в нужный момент выставила меня. Удивительно и стыдно, что я сама на это пошла. Это больше всего и мучило, пока психолог не внушил, что к этому стоит отнестись спокойно и даже воспринимать в позитивном ключе. Я спонтанно реализовала так свои потаенные мечты стать певицей, зато теперь они не станут мешать выбранному мной пути. Ну а насчет разговоров – поговорят и забудут.

И все же это выступление вызвало у меня сильное нервное потрясение, сопровождающееся галлюцинациями. Мне объяснили, что никаких подземных туннелей под клубом нет, и уж тем более – никакие мотоциклы на меня не наезжали. Просто сильное желание скрыться породило такой буйный полёт фантазии. Хорошо, что у меня хватило ума не рассказывать о таинственных прикосновениях невидимки. Если бы выяснилось, что галлюцинации сопровождались соматическими нарушениями, продержали бы меня гораздо дольше. А лежать здесь уже надоело.

Мысли текли лениво и спокойно. Сказывалась масса реабилитационных процедур. Капельница журчала, вливая в меня кучу легко усвояемых витаминов, минералов и ещё боги знают чего. Я то и дело поглядывала на шикарные розы – крупные, с просвечивающими белоснежными лепестками и упругими насыщенно-зелёными листьями. Мягкий аромат выгнал казённые запахи. Что было чудесно, но и печально. Скоро лепестки пожухнут и начнут отлетать. Смотреть на это будет невыносимо, а выкинуть умирающие цветы, ещё недавно дарившие радость, – сродни предательству.

– Как выглядел парень? – спросила вдруг я, уже рисуя в воображении высокого самоуверенного блондина Герта.

– Тёмноволосый и улыбчивый. Очень милый молодой человек.

Вот Бездна Хаоса! Не знаю таких.

Первый выход в университет дался мне проще, чем ожидала. Психолог уверял, что за неделю яркость эффекта от моего выступления в «Чёрных Крыльях» сгладится и появятся новые темы для студенческих пересудов. Возможно, он и прав, но я всё равно постаралась прийти к самому началу занятий. Вот не люблю свой день рождения и никогда не справляю, но верю – как пройдёт этот день, таким и году быть. Поэтому главной целью на сегодня наметила следующее – не влипать ни в какие неприятности.

Всю дорогу до универа меня мучила дилемма: сесть рядом с Эльвирой и дать ей призрачный шанс реабилитироваться передо мной или найти себе другое место. Первый вариант делает меня слабачкой, но сохраняет видимость дружбы. Как-никак за всё это время я привыкла к Эльвире, да и не было у меня других подруг. Зато второй вариант заставит потом мучиться сомнениями. А вдруг у неё есть достойные объяснения? Из тех, что мне самой просто не пришли в голову. Знаю себя: напридумываю кучу оправдательных причин, а затем сама пойду к Эльвире мириться.

Хвала небесам, Эльвира решила всё за меня. Она пересела за парту выше, заставив Клоди и Марин потесниться. И теперь они весело щебетали втроём, вызывая недовольные взгляды и замечания преподавателей. Я осталась одна.

Ну и ладно.

Включила свой планшет с конспектами лекций преподавателей и полностью ушла в мир знаний – давно проверенный и надёжный способ отгородиться от неприятностей внешнего мира.

Сначала всё тянулось буднично. Я слушала преподавателей, сверяя их слова с электронными записями. Подчёркивала жёлтым то, что считала ключевыми моментами, а розовым те места, которые следовало уточнить в конце занятия, чтобы внести разъяснения преподавателей в свой планшет. На переменах просматривала пропущенные лекции и составляла список литературы для дополнительного чтения по темам, которые меня особо заинтересовали.

Перед обедом началась лекция «Анализ больших данных в управленческих практиках», а после перерыва по ней ожидался практикум. Подавляющая часть нашей группы ненавидела понедельники именно из-за этой дисциплины. Её вёл тщедушный и сутулый Матеш Ронт – всемирно известный аналитик из Дольна, подписавший с нашим университетом пятилетний контакт. Университет данным фактом очень гордился, а вот студенты проклинали этот контракт последними словами и отчаянно завидовали первому курсу, которому дольнская знаменитость не будет взрывать мозги и пить кровь.

Лично я мнение большинства не разделяла. Статистика мне нравилась. Цифры напоминали ноты, которые плели свою, особую музыку. Нужно только подобрать к ним правильные ключи.

Большая часть группы на лекции отчаянно скучала. Развлекали себя, кто как может: тихо шептались, осторожно шуршали обёртками и хрустели чипсами, строчили под партами сообщения друг другу. Совсем отвлекаться от лекции было нельзя, Матеш любил задавать вопросы и щедро ставил в электронный журнал «колы» и «двойки». Студенты старались максимально незаметно занять себя, но Матеш всё видел и тихо зверел, а его мел брызгался крошкой, исписывая доску вереницей формул.

Я увлечённо следила за полётом мысли гения. Сегодня он показывал интересное решение проблемы обхода парадокса Ля-Брийона.

Нервы профессора сдали, когда к его ногам упал скомканный лист. Уж не знаю, какой светлой голове пришла мысль развлечься игрой в бумажные снежки, но перепугались все знатно. В аудитории воцарилась мёртвая тишина, когда Матеш резко обернулся к нам.

Акцент, обычно незаметный, сейчас проявился особенно сильно:

– Тэк, вижу фсем уже фсё понятно. Отличено. Сегодня вас всех ждёт контролийна задача. И я сильно расстроиться, если кто-то не использует мой метод для решений. Свободны…

Народ испуганно рванул из аудитории, а я с досадой взвыла. Какой-то придурок прервал Матеша на самом интересном месте. Пришлось поспешить к профессору, пока тот не успел собрать свои конспекты. Удивительно, но гений цифры предпочитал пользоваться не планшетом, а бумажными листами, исписанными неразборчивым почерком.

– Профессор, можно спросить? – подскочила я к нему. – Мне не понятно, как вы решаете проблему зацикливания данных. Она ведь неизбежно возникнет, если использовать предложенный вами алгоритм в программе.

– Хороший вопрос, студентка Инга, – чуть посветлел лицом Матеш, а его речь опять зазвучала почти на чистом итлийском. – Ради таких, как вы, и стоит преподавать. Смотрите…

Он подошёл к доске и продолжил формулу, но я заметила нестыковку, и мы заспорили. Увлёкшись, профессор будто помолодел. На бледных щеках вспыхнул румянец, а тонкие волосы вздыбились, намагнитившись от того, что Матеш время от времени взъерошивал их вымазанными мелом пальцами.

В аудиторию вошла уборщица, толкая перед собой поломоечную машину. Матеш сразу потух. Я давно заметила за ним такую особенность – профессор отчаянно комплексовал перед обслуживающим персоналом. Вот и сейчас он прервал себя на полуслове, голова ушла в плечи. Матеш торопливо подошёл к столу и принялся суматошно собирать раскиданные листы и запихивать их в папку.

Поймав мой расстроенный взгляд, он смущённо улыбнулся:

– Как вы относитесь к тому, чтобы закончить разговор за чашечкой кофе? В вашей столовой его чудесно готовят.

Моё восхищение профессором усилилось многократно. Значит, кроме меня, в мире ещё остались чудаки, которые ручную варку ценят сильнее машинной. И надо признать, что буфетчица Зои, несмотря на её крикливый нрав, готовила этот благородный напиток просто великолепно.

Угрюмый и вечно недовольный Матеш сегодня решил вдруг продемонстрировать передо мной чудеса галантности. Сначала любезно приоткрыл дверь, когда мы выходили из аудитории. Затем в столовой вызвался принести нам обоим кофе, когда Зои прокричала, что заказ готов. Я благодарно улыбнулась и принялась с интересом изучать накарябанные на салфетке объяснения профессора.

За этим занятием меня и застала Эльвира, влетев в столовую, как ураган. Она бесцеремонно уселась рядом, не заметив направляющегося к нам Матеша.

– Знаешь, подруга, ты, конечно, в «ЧК» зажгла. Не ожидала от тебя такого, – по обыкновению она говорила громко, не видя никого вокруг, но при этом будто красуясь перед воображаемыми зрителями. – Я чуть со стыда не сгорела. Ты что, переволновалась и голос потеряла? Ведь нормально же поёшь. А эти твои судорожные имитации танца? Фу, какая пошлость! Ну да ладно. Если постоянно зубрить, у каждого крыша может съехать. Кстати, ты хоть что-то поняла в белиберде этого дольнийского чудика? Нам ещё с тобой практикум этому чмо сдавать…

– Столик занят, – холодно заметила я.

Мне стало неловко, когда при словах «белиберда», «дольнийский чудик» и «чмо» Матеш побледнел и остановился.

– Чего? – округлила глаза Эльвира.

– Того, – разозлилась я. – Будь добра, найди себе другое место.

Растерянность на её лице сменилась возмущением. Эльвира вскочила, с грохотом отодвигая стул в сторону Матеша с подносом. Результат оказался плачевным. Чашки разлетелись по кафелю мелкими осколками, а на профессорских брюках появилось безобразное кофейное пятно.

– Куда прёшь… – взвизгнула Эльвира и осеклась, увидев перед собой профессора. – Ой!

Она рванула вон из столовой под крики взбешённой буфетчицы Зои и смех студентов.

Практикум у нас проходил в компьютерном классе. К сожалению, только здесь мы могли пользоваться уникальной программой обработки данных, которую университет приобрёл вместе с её создателем – Матешем Ронтом. Этот статистический пакет стоил огромных денег. В этом я видела вселенскую несправедливость. Вот, например, Эльвире или другим богатеньким деткам ничего не стоило бы приобрести его для личного пользования. Но нет. Они предпочитали тратить родительские деньги на более приятные вещи. А вот мне, мечтающей о карьере менеджера-аналитика, оставалось только выжимать всё, что можно, из двухчасовых практикумов, даваемых Матешем всего раз в неделю.

Я подошла к компьютерному столу, который мы традиционно делили с Эльвирой. Та уже успела включить программу. Из вредности она заняла большую часть стола и теперь смотрела на меня, надувшись и вызывающе скрестив на груди руки.

– Инга Озёрная, пересядьте, – проскрежетал мрачный Матеш, войдя в класс. Наглухо застёгнутый плащ скрыл его запачканную одежду, но настроение, похоже, было испорчено безнадёжно. – Хочу видеть, как ваша соседка справится без вас.